Татьяна Дубровина - Все или ничего

Петьки уже и след простыл, а Ира все не могла справиться с животным. Теперь она была уже рада, что сын Владимира укатил и не стал свидетелем ее неуклюжести.

Однако другие свидетели скопились вокруг: наверное, думали, что это бесплатное рекламное выступление циркачей. Рыжий клоун с конем! Да как хорошо выдрессирован этот Марс, как ловко он каждый раз отфутболивает клоунессу! И дети и взрослые от души аплодировали.

Неудачливая всадница заподозрила: не Лиля ли подзуживает животное, настраивая против нее? Но у девочки был совершенно серьезный и невозмутимый вид. Если она и подавала коню какие-то лишь ему понятные знаки, то делала это совершенно незаметно, с настоящим цирковым артистизмом.

— Марс! Марсик! — умоляла Ирина. — Милый Марс, ну пожалуйста!

Наконец она изловчилась и вцепилась лошади в холку. Забросила на широкую пегую спину одну ногу…

Марс обиделся и встряхнулся.

Рыжая клоунесса оказалась на земле. И хотя она умела группироваться при падениях, все равно не до конца зажившие травмы отозвались на удар резкой болью.

Марсианка, черт побери! Вот и приземлилась! То есть примарсилась! Тоже мне, амазонка!

Постаралась подняться, чтобы, вопреки боли, предпринять новую попытку, но над ней нависла конская морда. Своей большой умной головой Марс мягко, но настойчиво вновь и вновь толкал ее вниз, не давая встать. Казалось, он при этом усмехался.

И вдруг конь оглушительно заржал на весь бульвар. Причем не раскрывая рта.

Как это ему удалось? Неужели дрессировщики даже лошадей умудрились обучить чревовещанию?

Ан нет, это не Марс.

Это сирена.

С двух сторон к Ирине с воем подкатили милицейские машины. Распахнулись дверцы, и из одной выскочил старый Ирин знакомый: майор Ковалев.

В двадцать четвертое отделение милиции поступил анонимный звонок: некто, назвавший себя простым прохожим, сообщил, что в сквере на Самотеке злоумышленники ободрали все тюльпаны. Видимо, для того, чтобы торговать ими тут же, поблизости, возле Центрального рынка.

Приметы одного из вредителей были названы и показались Ковалеву знакомыми: огненно-рыжих кудрявых девушек не так уж много на свете. Крашеные не в счет, у них на лицах нет россыпи веснушек.

А уж когда простой прохожий добавил скрипучим голоском, не то старушечьим, не то ломающимся подростковым, что транспортом для негодяя — а вернее, негодяйки — служил мотоцикл «хонда», майор больше не сомневался.

Мигом выехавшая оперативная бригада сработала на славу: вышеназванная «хонда» была найдена припрятанной среди мусорных контейнеров. А рядом, в нескольких картонных коробках из-под оргтехники, как охапки сена, были напиханы цветы с изуродованного газона.

Оставалось поймать преступницу: она явно не могла уйти далеко от своего транспорта. Скорее всего, двинулась к рынку, чтобы договориться с цветочными торговцами о сдаче тюльпанов оптом.

Там ее и нашли: она до прибытия бригады уже была задержана бдительной юной циркачкой Лилей с помощью дрессированного коня Марса…

Отделалась Ирина, как говорится, малой кровью.

Ковалев вовсе не горел желанием засадить ее за решетку: гораздо больше ему хотелось вновь получить «штраф без квитанции». Правда, на сей раз размеры «компенсации», конечно, должны были превысить плату за езду без шлема.

А какие у Ирины деньги? Откуда? Не у Владимира же взаймы просить?

Она и Ковалеву-то ничего не рассказала про Петра Львова, взяла всю вину на себя, а уж от Владимира тем более решила скрыть подробности происшествия: ну, влетит Петьке за его злобную каверзу, а дальше что?

Потом уж ничем отношений не склеишь.

К тому же это было бы форменным доносительством. Первенцева — стукачка?! Ну нет, уж в этом-то ее никто никогда не обвинит. Даже совсем малюткой она самым оскорбительным считала такую обзывалку: «Ябеда соленая, на костре варенная, сосисками подбитая, чтоб не была сердитая».

Пусть Петька ее подставил. Пусть даже серьезно подставил, все равно это детское. Но она взрослый человек и сумеет как-нибудь выкрутиться. А подростка наверняка поставят на учет, будут за ним наблюдать, главное же — отца вконец изведут…

Ирина не могла не восхищаться изобретательностью, с какой мальчишка расправился с ней. Артист! Небанальное мышление! Мог бы просто «хонду» поломать, если уж хотел насолить, а он целый спектакль разыграл. Творчески подошел! Ловок, шельма!

Почему-то она совершенно не ломала голову над тем, за что парень ее так невзлюбил. Ей казалось очевидным за что. Ирина отчасти чувствовала себя перед ним виноватой: ведь выступала в роли незабвенного Стива! Что есть, то есть, она не отрекается. А уж по каким признакам Петру удалось об этом догадаться — ее ничуть не заботило. К примеру, расспрашивала однажды о расположении квартиры Львовых в Каретном — и этого достаточно.

Что ж, один — ноль в Петькину пользу. Когда-нибудь она отыграется. Но мстить не станет, ни за что! Это слишком примитивно.

Ее реванш, ее триумф будет состоять в том, что Ирина завоюет расположение Володиного приемного сына. А это, как выясняется, потруднее, чем просто взять да и утереть прыщавому сопляку нос!

К счастью, майор Ковалев оказался не только жадным, но еще и тщеславным.

Немалую денежную «компенсацию» он получил и без помощи задержанной Первенцевой. Не теряя времени, не дожидаясь, пока тюльпаны увянут, он лично сдал «вещдоки», прямо в картонных коробках, оптом на Центральный рынок, причем по цене завышенной, почти розничной.

Сделка оказалась куда более выгодной для него, чем для цветочных торговцев: они не противились, безропотно принимая убыточный товар из рук местного блюстителя порядка. Коммерсанты себе не враги, им не с руки ссориться с властью!

А Ирина Владиславовна Первенцева предложила внести за себя и свою «хонду» иной выкуп.

Это был большой, переливающийся всеми цветами радуги хрустальный кубок с гравировкой: «Победителю Всероссийского турнира по фехтованию».

— На кой хрен, гражданка Первенцева, мне ваша ваза? — сперва заартачился Ковалев. — Я не дама, мне букетов не преподносят. Не тюльпанчики же ваши в ней держать!

— Как это на кой хрен?! На очень даже большой, престижный хрен. Поставите кубок на полку и всем будете говорить, что в юности были чемпионом. Знаете, как люди чемпионов уважают!

— Дык по фехтованию… если б по стрельбе или по самбо!

— Нет проблем. Я лично отнесу к граверу, и он допишет, что надо.

— На фальсификацию меня толкаете, гражданка!

— Почему на фальсификацию? Кубок-то подлинный!

— Хм. На полочку, говорите?

— На самое видное место! А молодым-то сотрудникам милиции какой пример! Будет на кого равняться!

И майор дрогнул.

Мечтал, ох как мечтал он во времена оны победить хотя бы в состязаниях своей части, войти хотя бы во второй, резервный состав «Динамо», да все противники, как назло, подворачивались какие-то непонятливые, неподдающиеся.

Не было у него ни одной спортивной награды — а теперь появится! И он не стал разводить «лишнюю бюрократию» и оформлять «дело» на злостную хулиганку и воровку Ирину Владиславовну Первенцеву.

Вместо этого расчистил место на полочке над своим столом.

И вскоре там уже красовался сверкающий хрустальный сосуд с отчетливой гравировкой: «Победителю Всероссийского турнира по фехтованию, стрельбе и самбо. А также по парашютному спорту». Сие последнее Ирина, в качестве щедрого довеска, сочинила уже лично от себя.

На этот раз судьба уберегла ее. Быть может, просто сработал закон справедливого воздаяния: ведь Ира Первенцева была действительно ни в чем не виновата.

Как ни парадоксально, приключение с тюльпанами не сильно расстроило Ирину. Привкус досады остался лишь от того, что ей так и не удалось оседлать коня с таким привлекательным для нее именем — Марс, тезку бога войны.

Но, видно, воинственное божество просто позабыло в этот день о своей подопечной, рожденной под огненным созвездием Овна. Однако что ни делается — все к лучшему: зато общение с майором Ковалевым обернулось не войной, а миром. Правда, пришлось выплатить хрустальную контрибуцию…

Петька наверняка не такой уж дурень, чтобы не оценить ее благородного молчания об истинном виновнике происшествия в сквере на Самотеке.

А значит, первый шаг к налаживанию отношений ею уже сделан. Каким будет следующий — жизнь покажет.

И Ира полностью переключилась на ожидание Владимира. Скоро он придет, ведь разборки с милицией растянулись как раз до конца рабочего дня.

…Какой позор, что в ее доме вечно нечего поставить на стол! Как будто она нищая или вовсе не женщина. Громоздкий старый холодильник только напрасно пожирает электричество, охлаждая ничем не заполненную пустоту.

Ирина спешно пробежалась по магазинам, набрав понемножку всякой всячины.

Все же отдала предпочтение колбаскам, сыркам и другим готовым продуктам: сама стряпать не решилась. Подгорит или пересол получится — позору не оберешься! Придется весь вечер сидеть пунцовой, как те распроклятые тюльпаны, тем более что краснеет она легко и по всякому поводу.

Но что Ирина может лучше других хозяек это красиво и со вкусом порезать яства. Там, где дело касается ножей и вообще всего острого, любых лезвий, ей нет равных.

Итак, по тарелкам разместились колбасные звездочки, сырные ромбики и кружочки, затейливые цветы из апельсинов. Завершили убранство стола графинчики с разноцветными соками.

Великолепно!

Никакого алкоголя. И не только потому, что ей предстоит вернуться в спорт и нельзя расшатывать свой организм. Но еще и для того, чтобы… когда они с Владимиром, насладившись трапезой, опять прилягут на старенький диванчик… О, тогда она захочет вкусить это наслаждение во всей полноте, без головокружения, без противных «вертолетиков» в голове! И она обязана все, все запомнить, до мельчайших нюансов, до еле слышных вздохов, до тихих ласковых словечек и едва уловимых прикосновений.