– Вы часто обсуждаете эту проблему? – заинтересовался Пит.

– Естественно... Он никак не может избавиться от этих мыслей, а при таком росте популярности, как в последнее время...

– Но ведь ты понимаешь его, не так ли? Разве этого не достаточно?

– Сэм говорит, что даже я не могу до конца, по-настоящему, понять, на что это похоже. Он считает, что мне повезло – я просто хорошенькая: это в пределах понимания. Но если бы я была действительно красива, как, скажем, Мишель Пфайффер, я бы его поняла по-настоящему. Хотя все считают красавицу женщину более естественным явлением, нежели красавец мужчина.

– И он посмел сказать, что Мишель Пфайффер красивее тебя?!

– Пит, спасибо за комплимент, но факт – я точно не такая красивая.

– Если мне предстоит вернуться на землю в другой жизни, я хочу быть Мишель Пфайффер... Но для меня ты прекраснее ее, потому что ты мне нравишься, а между нами ничего даже нет. А парню, который пользуется твоей благосклонностью, ты должна казаться намного красивее ее, и даже очень намного.

– Сэм реально смотрит на вещи. Он честный малый, и я понимаю его попытки анализировать реальность и объяснить ее мне.

– Да-а, и даже слишком часто, как мне кажется.

– Уж не так и часто, – возразила Джез, чувствуя раздражение. – Мы говорим не только об этом.

– Ну, и о чем же еще вы говорите? – как бы случайно спросил Пит. Ему уже не терпелось поскорее поделиться всем с Мэлом.

– О его работе. О сценариях, от которых он отказывается. О том, как выбрать правильное направление карьеры – это всегда самое важное при такой красоте, как у него. Нельзя же всю жизнь играть только красавчиков! Он думает, что ему, вероятно, надо взять серьезную роль, пусть даже второстепенную, в фильме политического характера какого-нибудь из ведущих европейских режиссеров – например, Коста-Гаврас, – чтобы разбить свой нынешний имидж. Он никогда не получит Оскара, если ему не удастся создать о себе представление, что он в первую очередь актер, а во вторую – красавец.

– Хорошие мечты!

– Да, но поверит ли ему кто-нибудь? Посмотри, как много людей говорит о голубых глазах Пола Ньюмэна, а не о других его достоинствах, а ведь его глаза гораздо менее голубые, чем у Сэма. Критики называют Сэма «до боли красивым», и неизвестно, что это означает на самом деле.

– Ты приведешь его на свадьбу Мэла? – с надеждой спросил Пит. Он жаждал увидеть все своими собственными глазами.

– Это будет несправедливо – он лишит невесту положенного внимания и интереса.

– Я думаю, ты права, – сказал Пит.

Он взглянул на Джез, которая сидела рядом, подтянув голые ноги так, что ее подбородок опирался на колени, а руки сомкнулись вокруг икр. На ней были белые шорты, матроска и ярко-красные кеды. Волосы она зачесала назад и завязала сзади шнурком, а ее профиль выражал серьезность и озабоченность. Сейчас эта девушка, думал он, «до боли красива». Если бы он познакомился с ней не тогда, когда она переживала разрыв с другим мужчиной, их жизни могли бы пойти по совершенно другому пути. Может быть, он не совсем тот мужчина, который нужен Джез, но это нужно было выяснять до того, как они стали «просто друзьями».

В следующий раз, как только представится случай, подумал Пит, я сброшу Гэйба с лестницы. Или собью его машиной. Любой способ хорош, если убьет его наверняка. Или хотя бы хорошенько покалечит...


Джез сидела на скамейке, наблюдая за толпами покупателей на площади Саут-Коуст-Плаза у входа в магазин И. Магнин, где листья целой рощи фикусов в витринах в ранних лучах низкого солнца были такими же зелеными, как и весной.

Два дня назад Майк Килкуллен приезжал в Лос-Анджелес вместе с Джез пообедать в ресторане. Такой поступок отца Джез расценила как необычный, тем более он знал, что она собирается приехать на ранчо в конце недели. Он выбрал ресторан «Ля Шардоннэ» на авеню Мелроуз, один из лучших и очаровательных французских ресторанчиков в городе, заказал бутылку хорошего вина и в течение целого получаса говорил о каких-то пустяках, не обмолвившись ни словом о деле, а ей только оставалось глядеть на него веселыми, подозрительными и любящими глазами. Не было смысла торопить его высказать то, что он хочет сказать, решила Джез, чтобы не создалось впечатления, будто она пытается вмешаться в его личную жизнь.

Когда Майк Килкуллен наконец собрался с мужеством и объявил дочери, что он и Рэд Эпплтон собираются пожениться, Джез пришла в восторг. Она подозревала, что так оно и будет, уже в течение нескольких недель, но не была уверена, что ощутит, когда услышит об этом. Ее охватила радость за них, и с нее спала тяжелая ответственность, которую она взвалила на себя, хотя никогда до конца не признавалась себе в этом, ответственность за то, чтобы ограждать отца от полного одиночества.

В годы, последовавшие за смертью матери, Джез тосковала по ней отчаянно, но по мере того, как вырастала, тоска становилась не такой горькой, и в конце концов она приняла потерю и примирилась с ней. Но Майк Килкуллен, казалось, так и не смог расстаться с Сильвией даже двадцать лет спустя. В нем всегда угадывалась подспудная грусть, боль неутихшего горя, которое Джез так чувствовала, печаль, которую было не под силу развеять дочери, даже если она очень любима.

Но наконец появилась Рэд и возникла его почти мальчишеская любовь к ней. Рэд, с ее ворчливым и таким привычным техасским выговором и с ее даром к острым, иногда соленым замечаниям, Рэд, которая так явно обожала его, Рэд, утонченная, но, по существу, очень домашняя, которая сможет наполнить его жизнь неожиданным искренним весельем и не позволит, чтобы из него, владельца ранчо, получился отшельник. Женившись на Рэд, Майк Килкуллен уже не будет один, общаясь только с дочерью, которая приезжает к нему раз в неделю. Его счастье уже не будет зависеть только от дочери, а это, думала Джез, тоже хорошо, хотя все же никогда не изменит ее особого отношения к нему.

Джез немедленно позвонила Рэд из ресторана, чтобы сказать ей, как она счастлива, услышав эту новость. Во время разговора они обе осознали, что до сих пор не провели и минутки вдвоем, без присутствия мужчин, и решили встретиться, чтобы сделать кое-какие рождественские покупки в пятницу.

Рэд, наверно, опаздывает, сказала себе Джез и посмотрела на часы. Нет, это ей просто не терпелось поскорее увидеть будущую невесту. Газоны недавно высаженных цветов львиного зева, воздух, напоенный их ароматом, веселые толпы людей – все ощущалось как начало неожиданных школьных каникул, и Джез почувствовала себя вдвойне счастливой оттого, что ухитрилась закончить все дела и закрыть студию вчера, в четверг вечером. В следующий понедельник она уезжает в Нью-Йорк на совещание с людьми из «Пепси».

Фиби настояла, чтобы Джез отправилась в Нью-Йорк сейчас, а не в начале января, когда творческая группа «Пепси» приедет в Калифорнию для съемки основных кадров рекламной кампании. Фиби провозгласила в своей обычной напористой манере всезнающего человека, что для Джез будет очень важно встретиться с некоторыми руководителями «Пепси» на их же территории.

– Тебе надо лично узнать всех, кто играет в этой компании ключевые роли, так что, если возникнут какие-нибудь неприятности, у тебя уже будут связи и ты будешь знать, на кого опереться в лагере клиента, – инструктировала Фиби, причем так эмоционально-внушительно, что Джез не осмелилась возражать. Она помешана на том, чтобы распоряжаться везде и всюду, думала Джез, но именно потому она и платила Фиби: та умела досконально разобраться в деле и всегда выбивала максимальную плату за работу, какую Джез вообще не смогла бы получить без нее.

Поскольку кампания, как планировалось, должна проходить широко и денег заказчики не жалели, Джез надеялась, что и творческих проблем у нее не возникнет. Она сделала несколько пробных снимков, используя ассистентов своей студии в качестве дублеров знаменитостей и применяя новую методику, придающую сцене очень живой, естественный вид, вид картины, подсмотренной через замочную скважину, что очень понравилось и агентству, и клиенту. Однако Фиби была непреклонна и тверда как алмаз, настаивая на том, чтобы Джез провела три дня в Нью-Йорке, поэтому придется отправиться туда так скоро.

– Джез! – раздался взволнованный голос Рэд и отвлек ее от этих мыслей.

Джез вскочила и побежала навстречу Рэд, которая сдавала свою машину служащему на стоянке. Женщины заключили друг друга в объятия, охваченные вихрем сложных чувств, которые могут возникнуть только в душе взрослой дочери и душе женщины, собирающейся выйти замуж за ее отца. Но то, что они увидели на лицах друг друга, сразу подтвердило: их новые отношения станут прекрасным продолжением старой дружбы.

– Джез, не могу выразить, как я переживала до твоего звонка! Я сидела дома и не знала, что делать, пытаясь представить, как ты примешь эту новость. Мое солнышко, у меня в голове крутились несколько поистине страшных сценариев в духе Теннесси Уильямса.

– Хотела бы я, чтобы ты была на моем месте и видела, как отец подбирался к этой теме, – рассмеялась Джез, вспомнив, как отец сначала был кроток, как ягненок, а потом вдруг стал мрачным и торжественным, совсем в духе викторианской эпохи. – Это выглядело так, будто он просит твоей руки у меня! Странно, с чего он взял, что я встречу эту новость с удивлением или чем-то в этом роде, а не с восторгом?

– Не все дочери так великодушны в отношении своих папочек. Майк хотел поговорить с тобой без меня, с глазу на глаз.

– Но в том-то и дело, что мы с ним слишком, слишком долго были только вдвоем. О, Рэд, милая Рэд, как здорово, что ты войдешь в нашу семью! Ты очень нужна Килкулленам. Но, послушай, нельзя стоять здесь дольше – люди начинают натыкаться на нас. Давай пройдемся и продолжим наш разговор на ходу.

Женщины пошли по широкой аллее, ведущей ко входу в огромный торговый комплекс, слишком большой, чтобы называться просто торговыми рядами, включающий в себя шесть больших универмагов, между которыми на трех уровнях, один над другим, располагались известные на весь мир модные магазинчики – своеобразный вариант торгового Золотого Треугольника в округе Оранж.