— Спасибо, я не хочу.

Курт в изумлении поднял брови.

Гонора старалась не смотреть на Курта, если только он сам не обращался к ней. К счастью, он был увлечен разговором с Гидеоном, горячо обсуждая с ним стоимость рафинировочного завода, на строительство которого они получили подряд. Было интересно наблюдать, как двое людей хорошо понимают друг друга. Гонора не могла поверить, что Курт, этот умный и сильный человек, вчера держал ее в объятиях и осыпал ее лицо поцелуями.

Обращаясь к Ленглею, Гидеон спросил:

— Вы знаете об этом заводе, Силвандер? Вы должны были печатать спецификацию.

— Что-то слышал, — невнятно пробормотал Ленглей. Язык его заплетался. Гонора украдкой посмотрела на отца. Его лицо вспотело, глаза покраснели. Он был уже навеселе, когда они пришли на обед, и за столом поглощал бургундское бокал за бокалом, добавив к нему «Шато-де-Кем», которое подавали на десерт, и успел достаточно хорошо набраться.

Гидеон видел это.

— Подавайте кофе, миссис Вортби, — приказал он.

Когда кофе был выпит, миссис Вортби и Джуан убрали со стола.

Гидеон откинулся в кресле. На лице его застыло многозначительное выражение. Откашлявшись, он произнес:

— Послушайте, девушки, я хочу, чтобы вы и ваш отец переехали жить ко мне. Я полюбил вас и надеюсь, что вы меня тоже.

Сестры дружно кивнули головами.

— Дом большой, наверху целых семь спален, так что всем хватит места.

Наступила тишина. Было слышно, как Курт колет грецкие орехи. Гонора в смущении посмотрела на него.

— Вы хотите, чтобы мы жили здесь? — спросила Кристал на классическом английском, забыв свою привычку подражать американцам.

— Этот дом будет вашим домом, — ответил Гидеон. — Более того, я позабочусь о вашей учебе, нарядах и прочих расходах.

Ленглей выскочил из-за стола. Жилы на его шее вздулись.

— Вы дали мне работу, Талботт, но я не позволю вам вмешиваться в мои дела. Я сам могу позаботиться о своих дочерях.

Гидеон с удивлением посмотрел на своего еле стоящего на ногах деверя. Уже немало смущенный своей просьбой, он смутился еще больше.

— Что на вас нашло? — спросил он.

Ленглей ударил кулаком по столу. Серебряная вазочка с орехами подскочила, и орехи полетели на пол.

— То, что вы были женаты на бедной Матильде, еще не дает вам права заботиться о моих дочерях!

— Вы бы лучше бросили пить, Силвандер, — угрюмо сказал Гидеон. — Вы уже стали настоящим алкоголиком.

— А что мне еще остается делать! Я ненавижу вас, американцев.

— Папа, — взмолилась Гонора, — пожалуйста, остановись.

Ленглей не обратил внимания на ее слова.

— Деньги, деньги! Вы только о них и думаете! Даже за обедом вы не можете не говорить о деньгах.

Гидеон гордо выпрямился в кресле, на его лбу выступил пот.

— Я не допущу, чтобы Кристал пошла по стопам сестры! Я не хочу, чтобы она стала официанткой!

Гонора готова была провалиться сквозь землю. Она с упреком посмотрела на Курта. В его глазах плясали бесенята. Так, значит, он все-таки решил сыграть роль рыцаря на белом коне! Руки Гоноры дрожали, и она спрятала их под салфетку. «Боже мой, — подумала она, — это убьет бедного папу».

— Официанткой? — опередила отца Джоселин, с испугом глядя на свою любимую сестру. — Гидеон, вы, наверное, ошибаетесь.

— Никогда еще не слышал такой чудовищной лжи! — Ленглей презрительно вытянул губы. — Гонора, скажи этому человеку, что ты работаешь в известной брокерской фирме.

— Я… папа… мне стыдно… но я это придумала специально для тебя.

— Дочь Силвандера — официантка? — Ленглей от удивления широко раскрыл рот.

Гонора не поднимала глаз, еле сдерживая слезы.

— Гонора работает в кафе «Строудс», — вмешался Курт, — это в деловой части города. Работа там очень тяжелая и не предназначена для такой девушки, как ваша дочь. Она сказала мне, что семья нуждается в деньгах. Вы же прекрасно понимаете, что ей нужно учиться.

— Она и будет, — рявкнул Ленглей.

— Когда? — спросил Курт.

— Этой осенью, — был ответ.

— Я американец, — продолжал Курт, — и вопрос денег для меня немаловажный. Они у вас есть, чтобы заплатить за учебу?

— Не суйте нос не в свои дела, Айвари!

— Вы напрасно лезете в бутылку, Силвандер, — заметил Гидеон. — Курт лишь старается помочь вашей дочери. Ей не стоит таким образом зарабатывать вам на жизнь.

— Ха… ха!

— Я желаю вашим дочерям только хорошего. Здесь, в Сан-Франциско, принято устраивать приемы по поводу первого выхода девушки в свет. Я уже договорился с миссис Экберг, которая помогала семье Имоджин. Она обещала помочь и мне.

— Я никогда не буду жить в этом проклятом доме!

При упоминании миссис Экберг глаза Кристал заблестели.

— Папа, — сказала она сладким голосом, — давай обсудим предложение Гидеона дома, в более спокойной обстановке.

Глава 9

Курт вызвался подбросить семью Силвандер домой. Ленглей тяжело опустился на заднее сиденье и всю дорогу молчал. Когда они подъехали к дому, он, игнорируя протянутую руку Курта, с трудом вылез из машины.

Попрощавшись с Куртом, Кристал и Джоселин быстро побежали к подъезду. Гонора взяла отца под руку.

— Ты, — начал он заплетающимся языком, — дочь Силвандера, работаешь за гроши в кафе.

— Папа, пожалуйста.

— Как ты могла? — Он с трудом выговаривал слова.

— Папа, эта работа не такая уж плохая… и это единственное, что мне удалось найти.

— Ты вульгарна! — Ленглея зациклило на этом слове, и он снова и снова повторял: — Вульгарна… вульгарна… и лжива…

Выдернув руку, он, спотыкаясь, направился к дому. Гонора последовала за ним, но Курт задержал ее.

— Гонора, постой! Мне нужно поговорить с тобой.

— О чем? — спросила она ледяным тоном.

— Давай сядем в машину, на улице холодно, — предложил Курт.

Гонора неохотно села, оставив дверцу открытой.

Курт закурил сигарету.

— Ты готова растерзать меня на куски, — сказал он.

— Ты же обещал никому не рассказывать о моей работе.

— Послушай, мистер Талботт давно собирался помочь вам, но просто не знал, как это лучше сделать.

— Он обидел папу.

— Он не хотел этого, — ответил Курт и тихо добавил: — Спроси любого, и тебе скажут, что он добрейшей души человек.

— Возможно, — сухо ответила Гонора.

— Еще до вашего приезда он мне говорил, что вы внесете разнообразие в его скучную жизнь. Он мечтал поселить вас в своем доме.

Гонора прижалась лбом к стеклу.

— До тех пор, пока вы не переехали в Америку, Гидеон не догадывался, как вы бедствуете. Он все время думал, как помочь вам. Даже хотел повысить зарплату вашему отцу, но решил, что тот все равно все пропьет.

— Какое это имеет отношение к тому, что вы нарушили данное мне слово! — закричала Гонора.

— Ну вот, теперь вы злитесь.

— Конечно. Неужели вы не понимаете, что почувствовал папа, узнав о моей работе! Или вам нет до этого дела?

— Гонора, я едва сдерживался, чтобы не придушить его. Что он из себя изображает? Кто он такой? Король Георг? Он не может содержать свою семью и оскорбляет тебя, потому что ты делаешь это за него.

— Я не содержу семью, — ответила Гонора, — я просто стараюсь немножко ему помочь, вот и все.

— Черт возьми! Я же знаю, какие деньги он приносит домой! Он все просаживает в барах, и уж поверь мне, я знаю, сколько это стоит.

— Мы же как-то жили, пока я не устроилась на работу.

— Представляю. Он что, слепой? Неужели он не видит, что вам нечего есть, что на вас старая одежда, что вам нужно ходить к врачу?

Голос Курта был злым.

— Нельзя было рассказывать ему о моей работе, — прошептала Гонора, — он такой чувствительный.

— Я давно заметил, что такие чувствительные люди думают только о себе. Посмотри, как он набросился на тебя!

— Он просто выпил лишнего…

— Лишнего… Он уже был пьян, когда пришел на обед. — Курт выдвинул пепельницу и затушил недокуренную сигарету. — Гонора, — начал он более спокойно, — ты не поверишь мне, но когда твой отец трезв и не слоняется без дела, он вполне приличный мужик. Пойми, что мне очень тяжело далось нарушение данного тебе слова. Мне было гораздо тяжелее, чем твоему отцу. Я не мог вынести твоего взгляда, и мне было так жаль тебя.

Все еще пытаясь защитить отца, Гонора сказала:

— Папе, с его гордостью, нелегко было пойти на такую работу…

Курт приложил к ее губам палец.

— Давай сменим тему. Ты слишком хороша для этого мира, и мне больно видеть, как человек, которого ты любишь, незаслуженно обижает тебя.

Он провел пальцем по ее пухлому рту, и сердце Гоноры дрогнуло. Ее аргументы в защиту отца иссякли. Курт включил радио, и тесное пространство машины наполнилось звуками чудесной музыки.

— Пятая симфония Чайковского, — прошептала Гонора.

— Ты околдовала меня. — Курт притянул ее к себе и зашептал в ухо: — Я ничего не могу поделать с собой.

Он поцеловал ее.

— Курт…

— Что, милая?

— Курт… мне просто нравится повторять твое имя.

— А мне нравится, как ты произносишь его. Твой дядя не одобрил бы нас.

— Почему?

— Потому что я не такой порядочный, как он.

— Ты спал с девушками?

— И не только.

— Я ненавижу их всех.

Курт крепко поцеловал ее. Тело Гоноры обмякло. Она чувствовала, что погружается в пучину страсти, как в омут, и эта пучина сомкнулась над ее головой. Она с жадностью втянула в себя его язык. Курт расстегнул ее пальто и осторожно дотронулся до груди. Соски ее напряглись, внизу живота приятно заныло.