— Возможно, разговор как-то поможет.

— Он уехал, все позади. Тебе он никогда не нравился. — Это было сказано со сдержанной горечью.

— Я… я изменила свое мнение о нем.

— Мама, что толку?

То по очереди, то сливаясь, звучали их негромкие и такие похожие голоса. И эта беседа была не менее драматичной, чем та, которая имела место в отеле «Редженси».

Сейчас, присмотревшись к дочери, Мэрилин увидела, как заострились черты ее лица, а под глазами появились зеленоватые круги. Похоже, Джошуа был прав, подумала Мэрилин, устыдившись, что сама не заметила, как несчастна Сари.

— Сари, дорогая, дело не в Чарльзе. Он мне в самом деле нравится. Дело в Алфее — миссис Штольц.

— Ты пришла сюда, чтобы мне стало еще хуже? — Сари положила голову на колени.

Губы Мэрилин скривились, и она выпалила:

— Когда-то я сделала аборт. Это было много лет назад.

Сари вопросительно подняла голову.

— Ну а ты-то зачем это сделала? — тихо спросила она. — Из-за кино?

Неужели я похожа на маньячку, помешанную на карьере?

Или я так глубоко запрятала свою призрачную страсть к человеку, которого последний раз видела, еще до рождения дочери, что она, несмотря на всю тонкость натуры и интуицию, видит во мне монашенку, повенчавшуюся с камерой? Мэрилин прерывисто вздохнула.

— Я любила другого человека. Конечно, это было еще до того, как я встретила отца. — У нее снова дрогнул голос.

— Почему ты не вышла за него замуж?

— Помешала война… Но дело не в этом. Я не хотела этой операции, испытывала глубокое чувство вины и стыда из-за того, что не нашла в себе мужества оставить ребенка.

— Почему же ты все же это сделала?

— Так сказала бабушка… Но я всегда считала и считаю, что можно было спасти ребенка, будь я сильнее и мужественней… Сари, милая девочка, если ты беременна, мы что-нибудь придумаем.

Сари наклонила голову, и волосы закрыли ей лицо.

— Тебя это волнует? Ты беспокоишься, будет ли у меня ребенок?

— Папа считает, что, возможно, это так…

Наступило молчание. Прошумел в ветвях ветер, громко прокричала птица. Где-то гудели полчища комаров.

— Так ты беременна? — шепотом спросила Мэрилин.

Сари уставилась неподвижным взглядом в отдаленную точку.

— У меня небольшая задержка. И чувствую я себя неважно.

— Мы сходим к доктору, — решительно сказала Мэрилин.

Сари повернулась. Необычные, зеленоватые тени под глазами делали ее взгляд гипнотическим.

— Я схожу сама, — сказала Сари.

— Сари, я… Твой папа и я — мы хотим помочь тебе.

— Помочь сделать аборт?

— Надеюсь, я уже тебе объяснила. Восемнадцатое апреля тысяча девятьсот сорок третьего года — вот дата, которую я никогда не смогу забыть.

Сари задумалась, и лицо ее еще больше заострилось. Сейчас она очень напоминала Линка. Боже мой, какой узел, подумала Мэрилин. Какой ужасный, невообразимый клубок разматывается в течение всей моей жизни.

— Папа устроит шум… Ты ведь знаешь, как он ко мне относится, — сдавленным, дрожащим голосом проговорила Сари.

Слова дочери прозвучали, как плач по потерянной любви, как осознание полной безнадежности — и одновременно, как согласие на родительскую помощь. Мэрилин дотронулась до опущенных плеч Сари.

— Доченька, разве ты не заметила, что он стал посещать церковь? Он не оттолкнет тебя.

Новое облачко набежало на солнце. Сари наклонилась и поцеловала мать в щеку.

— А это я чем заслужила? — спросила Мэрилин.

— Это за то, что не стала говорить, что можно заставить Чарльза жениться на мне.

Мэрилин даже не подумала о возможности брака. Того, что второй бабушкой еще не рожденного ребенка станет Алфея, для нее уже было более чем достаточно.

65

В тот же день мать и дочь отправились в Беверли Хиллз. Кабинет доктора Дэша, гинеколога Мэрилин, который считался лучшим в городе, как и раньше, размещался в белокаменном здании на Бедфорд-драйв. (В этом же здании практиковал и психиатр — доктор Бухманн, к которому периодически обращалась за консультациями Рой.)

В богато обставленной приемной ожидали женщины, находящиеся на разных стадиях беременности. Хотя Сари не была записана на прием, сестра, чье имя значилось в списке лиц, которым Ферно слали рождественские открытки, незаметно провела ее в смотровой кабинет.

Сидя между двумя женщинами на последних месяцах беременности, Мэрилин спрятала лицо за журналом «Космополитэн». Она не читала. Ее душила элементарная, животная ненависть. Сжимая пальцами глянцевую обложку, она думала: я способна собственными руками задушить обоих — и Алфею, и Чарльза.

— Мисс Фэрберн? — Сестра с толстыми ногами поманила ее к себе. — Мисс Фэрберн, вас хочет видеть доктор.

Сидя за одним столом с Мэрилин и Сари, доктор зачитал результаты лабораторных анализов и сурово добавил, что, хотя он против прерывания беременности, если это не диктуется соображениями здоровья, тем не менее, учитывая анемичность и не по возрасту малый вес Сари, он предлагает им напрашивающийся выход.

В двадцать минут шестого мать и дочь покинули кабинет врача. Обе молчали. Под ярким предвечерним солнцем бледность Сари была особенно заметна. У Мэрилин тоже было расстроенное лицо, но ее глаза прятались за темными очками. В элегантных белых брюках, накинув на голову шарф, знаменитая Рейн Фэрберн сумела сохранить инкогнито, уподобившись вестсайдской матроне, сопровождающей отпрыска обслуживаемого ею семейства в магазин.

Они молчали, пока не дошли до автостоянки. Там Сари остановилась и заявила:

— Я хочу съездить в «Патрицию».

Мэрилин заморгала глазами, решив, что плохо расслышала.

— В «Патрицию»?

— Я хочу провести ночь с тетей Рой, — сказала Сари.

— Сейчас? Доченька, разве ты не поняла, что сказал доктор Дэш?

— Что я беременна.

— Да, но он считает, что… возможно… твое состояние… — Мэрилин замолчала. Я веду себя, как моя мама, подумала она. У нее появилось внезапное желание обнять эту худенькую девочку, упасть перед ней на колени прямо на тротуаре и попросить прощения.

— Я сказала тебе. Аборта не будет.

— Ты не совсем правильно меня поняла… Просто мы должны обсудить ситуацию с отцом.

— Я должна иметь собственную голову, — ответила Сари.

Мэрилин ощутила горький привкус во рту. Меня покидает мой второй ребенок, подумала она. Но Сари выглядела такой измученной, что Мэрилин не стала ей возражать.

— Хорошо, дорогая, поезжай.

— Я ничего не имею против тебя, мам. Ты вела себя изумительно. Просто нужно какое-то время. — Она обняла Мэрилин.

Ужас потери исчез, но материнская тревога оставалась. Отведя назад мягкие черные волосы дочери, она сказала:

— Я попозже позвоню тебе, Сари. Передай привет тете Рой.


В гостиной горела лишь одна лампа, и в царившем полумраке Рой наблюдала, как мошка бьется в оконное стекло. Со дня смерти Джерри она никогда не испытывала столь мучительных угрызений совести. На кофейном столике валялись сладкие до приторности шоколадные конфеты, призванные заменить спиртное, по которому сейчас, спустя много лет, затосковала ее душа.

Дверь в гостевую комнату была открыта настежь. Там спала Сари.

По дороге из «Патриции» племянница рассказала Рой о создавшейся ситуации. Когда Рой попыталась выразить ей сочувствие, Сари пробормотала:

— Пожалуйста, ничего не надо говорить, тетя Рой. Я пока не могу обсуждать эту тему.

У Рой она проглотила стакан йогурта и молча отправилась раздвигать диван. Рой, сложив посуду на кухонный стол, осталась на страже в соседней комнате, напряженно прислушиваясь к тому, что происходит в спальне. Там было тихо.

Рой рассеянно сжевала последнюю конфету, затем обхватила себя руками. Угрызения совести достигли такой степени, что ей надо было либо выплакаться, либо искать какое-то иное утешение — все равно какое.

Чтобы не беспокоить Сари, она отправилась на кухню и набрала номер телефона, который знала на память. Ей ответили, что доктора Бухманна сегодня не будет. Рой вернулась в гостиную, подошла к буфету, который служил ей также и письменным столом, выдвинула верхний ящик и достала блокнот в розовой обложке. Психиатр рекомендовал ей в минуты хандры и уныния записывать свои мысли — это должно помочь ей избавиться от нарастания лавины самообвинений.

«Алфея», — написала она и надкусила конец шариковой ручки.

До последнего времени Рой полагала, что поддерживает дружбу с Алфеей в силу сентиментальной внутренней привязанности, восходящей к прошлому. Сейчас, прислушиваясь к дыханию спящей Сари, Рой задумалась о словах Мэрилин и Нолаби, считающих, что у нее есть все основания навсегда порвать с Алфеей.

Так почему я решила возобновить с ней дружбу?

Ответ вылился в другой вопрос: был ли это еще один способ привязать к себе Джерри?

Стал ли Джерри ко мне ближе оттого, что я оказалась рядом с его любовницей и его сыном, о котором он даже не подозревал?

Джерри никогда не любил меня, так зачем после его смерти я всюду выставляла напоказ свое вдовство? Мужчины нередко оказывали мне внимание — почему я не реагировала? К чему запираться в четырех стенах? Я не королева Виктория. Я поставила ему памятник, организовала галерею Джерральда Хорака — разве этого недостаточно?

Глаза у Рой увлажнились.

В течение многих лет я знаю, что Алфея, по выражению Мэрилин, — это змея. Так зачем я подпустила Билли и Сари так близко к ней, что они попали в зону действия ее яда?

Покусывая губу, Рой посмотрела на разборчиво написанные вопросы.