«Дошла до предела тчк беру пару дней отдыха тчк любовью Мэрилин».

Она нацарапала записку сопровождающему ее публицисту Кэбби Фрику, обещая догнать группу в Балтиморе.

Мэрилин оставила записку на письменном столе. Когда она и Линк уходили и открыли дверь, ее послание сквозняком сдуло под туалетный столик.


Сидя под навесом крыльца на неотесанных деревянных стульях, Мэрилин и Линк смотрели на дождевую завесу, повисшую над рябью озера.

На Мэрилин были толстые, пушистые белые носки и плотная красно-черная куртка «лесоруб». Эти вещи были куплены два дня назад в старомодном деревенском магазинчике, куда они зашли, чтобы запастись едой, и где сморщенный семидесятилетний хозяин назвал ее «миссис» и никак не показал, что узнал ее. Эта однокомнатная хижина с трубой из серого камня — единственное строение на опушке леса — принадлежала Линку, который купил ее на имя Дина Харца.

Небо расколола яркая молния. Мэрилин затаила дыхание. Почти сразу же загрохотал гром. Крупные капли дождя ринулись вниз с такой силой, что вода в заливчике закипела, словно в котле.

— Впечатляет, правда? — сказала она. — Не то, чтобы страшно, однако…

— Ты ведь из города, где природа зажата и укрощена.

— Это верно.

Новый удар грома прозвучал так близко, что Мэрилин невольно подпрыгнула. Линк взял ее за руку, и они просидели на крыльце до тех пор, пока громовые раскаты не затихли, а завеса дождя не стала прозрачной; затем они вошли в дом.

Полки из кирпича и досок были заполнены книгами. В каменном очаге потрескивали сосновые дрова. Линк разжег газовую плитку и принялся готовить яичницу с беконом. Наблюдая его за этими домашними делами, Мэрилин пыталась вызвать в памяти нервного, раздражительного молодого летчика, в которого влюбилась, и хотя кое-что напоминало ей прежнего Линка, например опущенный книзу уголок рта или улыбка, в целом от того колючего человека ничего не осталось. Сейчас Линк был удивительно привлекательным, умным, внимательным и деликатным — именно тем подарком судьбы, который она просила у жизни в девичестве.

Он отщипнул кусочек тоста, поджаренного над огнем.

— Что меня больше всего удивляет, так это то, откуда мы тогда знали, что подходим друг другу.

Мэрилин задумчиво кивнула.

К тому моменту, когда они вымыли посуду, дождь прекратился. Обняв друг друга за талию, они прогуливались по шуршащим опавшим листьям и влажной хвое, и крупные капли, запутавшиеся в ветвях, то и дело срывались им на головы и плечи.

Мэрилин вдохнула чистый воздух.

— Я собираюсь сказать Джошуа, — проговорила она.

Линк сжал ей руку.

— Что?

— Эти два дня убедили меня: самая большая наша ошибка в том, что мы не вместе.

— Это может иметь неприятные последствия.

— Линк, он поступит с Билли по справедливости.

— Почему ты так считаешь? Ты полагаешь, что глас Божий убедит его стать святым Джошуа Справедливым?

— Должен ли ты всегда быть таким умным, когда говоришь о нем?

— Будем считать, что это была неудачная попытка. — Он отпустил ее, обходя поваленное замшелое дерево. — Знаешь, Мэрилин, должно быть, ты не во всем понимаешь меня… Прежде всего, у меня нет ни малейшего желания писать. Мне больше подходит работать с книгами. Я люблю свою работу, даже если она не оплачивается. Я избавился от всяких амбиций — видимо, те восхитительные каникулы, которые я провел на Филиппинах, отрезвили меня. Да и вообще я скорее всего не горел желанием писать и хотел лишь что-то доказать отцу. Я бы и не добился ничего в Беверли Хиллз.

— Для меня это тоже не имеет значения.

— Факт остается фактом — ты звезда первой величины.

— Я говорила тебе, Линк, что это не для меня.

— Я думал о том, как мы могли бы предстать перед отцом, — тихо сказал Линк. — И всякий раз мне приходила на память та шумиха, которая возникла вокруг Ингрид Бергман.

Любовная связь шведской кинозвезды с Роберто Росселлини, директором фильма, снимаемого на отдаленном, крошечном и пустынном острове Стромболи в Тирренском море, имела большой резонанс в западном мире. Когда подтвердилась внебрачная беременность Ингрид Бергман, в «Конгрессионал рекорд» она подверглась общественному порицанию за недостойное поведение. Ее карьера в Голливуде на этом закончилась, а одиннадцатилетняя дочь была для нее потеряна.

— Бедная Ингрид, — вздохнула Мэрилин. Компания «Магнум пикчерз» приглашала Ингрид сниматься вместе с Мэрилин в «Северном сиянии». — Джошуа не отпустит меня слишком легко, я согласна. Но он должен дать мне развод. И кроме того, Линк, он ведь любит тебя. Разногласия с тобой даются ему труднее, чем тебе, — ведь он думает, что ты мертв, и ругает себя за те споры, которые вы вели друг с другом.

Ботинок Линка провалился в скрытую опавшими листьями лужицу.

— Господи, как я соскучился по нему, — сдавленным тоном сказал он.

— Значит, ты вернешься в Беверли Хиллз со мной?

Слова его прозвучали слишком громко:

— Мне страшно надоело все время возражать тебе.


Когда она позвонила в Цинциннати, Кэбби Фрик, который нес ответственность за ее исчезновение, с явным удовлетворением сообщил ей, что компания временно приостановила действие подписанного с ней контракта.

— Но я написала тебе записку, — сказала она.

— Чем? Симпатическими чернилами? — Слова звучали весьма зловеще. — Я никакой записки не получал.

35

Линк заплатил таксисту, взвалил вещевой мешок с надписью «Дин Харц, матрос первой статьи» на плечо и направился в дом. Утренние солнечные лучи врывались в открытое окно туалетной комнаты.

Мэрилин, в испачканной одежде после полуторасуточного пребывания в аэропортах, взволнованная предстоящим объяснением, понимала, что на Линка навалятся не только те же самые переживания, но и захлестнут впечатления, связанные с воспоминаниями о детстве, смерти матери и о здравствующем отце. Она взяла его за свободную руку. У нее не было багажа — ее новая теплая одежда осталась в хижине Линка, а гору чемоданов, с которой она отправилась в турне, Кэбби Фрик мстительно (впрочем, его можно было понять) оставил в Детройте.

— Странно, — задумчиво сказал Линк. — Дом кажется и больше, и меньше того, который я помню.

Она сочувственно сжала ему руку и полезла за ключом. В этот момент дверь распахнулась, и к ней бросился Билли.

Мэрилин подхватила сынишку на руки и стала целовать его в щеки и лоб.

Затем она посмотрела в сторону входной двери. Там в полутьме возвышался Джошуа — сильный, крепкий и неподвижный, как статуя Родена. На таком расстоянии невозможно было рассмотреть выражение его лица. Утренняя тишина разорвалась двумя наложившимися друг на друга вскриками.

— Линк? — хрипло произнес Джошуа.

— Отец…

Джошуа сделал неверный шаг вперед и остановился, привалившись к столу в вестибюле, словно боясь упасть.

Вещевой мешок полетел на пол. Линк бросился навстречу.

Отец и сын соединились в крепком мужском объятии.

Джошуа отпрянул назад, чтобы рассмотреть своего воскресшего первенца.

— Линк?

Линк издал носом странный звук. Он плакал.

— Что здесь делает мистер Харц? — спросил Билли.

— Мистер Харц… сын твоего папы. На самом деле он Линк… ты ведь знаешь Линка. — Фотографии улыбающегося Линка в детстве и в офицерской форменной фуражке в серебряных рамках стояли в гостиной на рояле и на письменном столе Джошуа.

Джошуа тоже плакал. Глядя, как в едином эмоциональном порыве они обнимают друг друга, Мэрилин была поражена удивительным сходством отца и сына — сходством их выразительных, крупных носов, густых черных бровей, очень темных глаз. Сейчас, когда оба были не в силах сдержать своих чувств, Джошуа казался старше, а Линк — моложе своих лет.

— Это же черт знает что, черт знает что! — бормотал Джошуа, потеряв способность находить слова. — Я не верю этому! Нам сообщили, что ты погиб.

— Сообщения были лишь слегка преувеличены… Я был в японском лагере.

— Как военнопленный?

— Они подобрали меня и отправили на Филиппины.

— Но война кончилась несколько лет назад!

— Я болел и потом… причины, причины…

Джошуа громко высморкался.

— Где же, черт возьми, ты скрывался?

— В Детройте.

— В Детройте? — Джошуа повернулся к Мэрилин. Некоторое время он смотрел на нее пронзительным взглядом. Она призвала на помощь все свое актерское мастерство, чтобы сохранить на лице спокойную улыбку. Если бы не это яркое утреннее солнце!

Джошуа моргнул и неопределенно кивнул, словно какое-то колесико в его мозгу стало на место.

— Какого черта мы здесь стоим? — вдруг загремел он. — Пошли, Линк, и оставь ты в покое эту проклятую сумку… Перси доставит ее… Перси! Коралин! — громко крикнул он. — Подготовьтесь к тому, чтобы пережить самый большой сюрприз в жизни!

Последовали объятия, сморкания, охи и ахи, восторги, которыми блестяще дирижировал Джошуа, и все это продолжалось до тех пор, пока Росс, няня Билли, с приятной, но выразительной улыбкой не увела своего подопечного в школу. Лишь тогда Джошуа дал остыть вулкану страстей. Слуги отправились готовить второй завтрак.

Мэрилин поднялась наверх. Душ и переодевание почти не сняли с нее усталости и нервного напряжения. Возбуждение и слезы радости Джошуа, его горячие объятия были настоящими, непритворными и шли от сердца, но затем последовала некоторая перемена в его настроении. Его радости по поводу чуда возвращения Линка противостояло трехдневное отсутствие Мэрилин, о ее исчезновении писалось на первых полосах многих газет, некоторые из них она мельком просмотрела в аэропортах.