– Риз, я не знаю. Это все просто... так... так… я не в состоянии думать сейчас.

– Я не хочу, чтобы ты думала, – сказал он, схватив меня за плечи. – Я хочу, чтобы ты почувствовала. Почувствуй, как сильно я тебя люблю. Почувствуй, в каком отчаяние я стою здесь у тебя в дверях, посреди ночи, чертовски уставший, готовый упасть на колени и умолять тебя, если это потребуется. Почувствуй меня, Кеннеди, – сказал он, беря мою левую руку и прижимая ее к своей груди над сердцем. – Почувствуй меня.

И я действительно чувствовала его. Я чувствовала его любовь, его искренность и то, как его сердце билось под моей ладонью. Я знала, что это эхо собственного безумного ритма моего сердца.

– Пожалуйста, – прошептал он, наклоняясь все ближе и ближе, пока его губы не дотронулись до моего лба, а моя рука все еще была прижата к его груди. – Пожалуйста, Кеннеди.

Я снова почувствовала жжение в глазах и знала, что мне уже не остановить подступающие слезы, которые вот-вот потекут по моим щекам.

– Хорошо, – сказала я тихим дрожащим голосом.

Риз задержал дыхание, и его грудь напряглась под моей рукой.

– Скажи это еще раз, – прохрипел он.

– Хорошо.

А потом наступил ураган, ураган рук, ураган нежных губ, ураган любви, такой же непоколебимой и настоящей, как и моя собственная.

Риз откинулся назад ровно настолько, чтобы я смогла перевести дыхание. Он взял в ладони мое лицо, большими пальцами вытер дорожки от слез.

– Пожалуйста, не плачь больше, детка. Не надо.

– Это слезы счастья, – призналась я, едва улыбнувшись.

– Тогда поплачь, чтобы уснуть рядом со мной, – мягко сказал он, наклоняясь, чтобы поднять меня. – Позволь мне обнять тебя, пока ты не успокоишься.

Риз крепко прижал меня к себе, и я обняла его за шею, уткнулась лицом в изгиб его шеи. Я почувствовала соленый вкус своего счастья на его коже, когда слезы стекали с мох щек и капали на его кожу.

Риз отнес меня к дивану. Через несколько минут, часов, или дней я проснулась и обнаружила, что все еще лежала в его объятиях. Он спал рядом со мной на диване, его пальцы переплелись вокруг моей талии, чтобы случайно он не отпустил меня.

Глава 39. Риз

Каждый раз, когда я просыпался, я проверял, что Кеннеди все еще со мной. Так и было. Свернувшись калачиком в моих объятиях, она спала так крепко, как будто не спала несколько дней. И, если ее последние несколько дней были похожими на мои то, скорее всего, так это и было.

Может, это значило, что все налаживается. Может быть, мы, наконец, получим то, что должны были получить много лет назад.

Когда я закрыл глаза и снова заснул, моей последней мыслью было: интересно, когда она расскажет мне о ребенке.

Глава 40. Кеннеди

Проснулась я с неприятным осадком на душе. Не было чувства абсолютного счастья, которое должно было быть потому, что теперь единственный человек, который не признался, это была я.

Я должна кое-что рассказать Ризу, кое-что, что он имеет право знать. Все это время я старалась все держать в тайне – думала только о Ризе и о том, как это повлияет на него, – но теперь я думала, не совершила ли огромную ошибку, скрывая это.

И был только один способ узнать наверняка…

Глава 41. Риз

Несколько дней назад я решил дождаться, когда Кеннеди сама расскажет мне о ребенке. Я не понимал, почему она не сказала мне об этом раньше, но, видимо, на то были причины. Так что я решил дать ей время. Ну, по крайней мере, столько, сколько смогу, прежде чем это станет всем известно.

Я попросил Бингама молчать до моего возвращения в Штаты. Думаю, у меня есть время до завтра, прежде чем он расскажет моему отцу, кто такая Мэри Элизабет. Я хотел сам сказать ему. Я хотел, чтобы он услышал это от меня. И я хотел, чтобы он прекратил дальнейшее расследование этого вопроса. Законно или как-то еще. Я хотел, чтобы Кеннеди досталась половина Беллано. И я хотел бы, чтобы все досталось нашей дочери.

Я пытался дозвониться до отца, но он не отвечал. Всю дорогу от магазина я пытался дозвониться, но безуспешно. Когда я подъехал к дому Кеннеди, то мне стало понятно, почему он не отвечал. У него были свои планы на этот счет. Его машина была припаркована там, где раньше стояла моя.

Я схватил пакеты с едой с пассажирского сиденья и пошел к двери, пытаясь сохранить спокойствие. Хотя это трудно было сделать, когда дело касается Кеннеди. Мысль о том, что кто-то... кто-то… причинит ей боль, заставила мою кровь закипать.

Когда я вошел в дверь, они смотрели друг на друга, стоя в прихожей. В руках у Кеннеди был какой-то конверт из плотной бумаги, а сама она была неестественно бледной.

Ее глаза устремились на меня полные сожаления, страха и такой боли, что у меня внутри все сжалось. Я почувствовал, как все во мне стало закипать, как гнев на отца стал заполнять меня.

– Что происходит? Какого черта ты здесь делаешь? – Спросил я Хенслоу Спенсера.

– Риз, – сказал он с удивлением в голосе и выражении лица. – Я был просто... я был... мы были... – Я еле сдерживал себя при виде его усилий придумать правдоподобное объяснение, почему он был здесь. – Я просто догнал Кеннеди. – Я увидел, как он свирепо метнул на нее пристальный предостерегающий взгляд.

Кеннеди опустила глаза и закрыла их прежде, чем заговорить.

– Нет, неправда. Я больше не буду ничего скрывать от него, – тихо проговорила она.

Мое сердце заколотилось, когда Кеннеди медленно подошла ко мне, склонив голову, ее подбородок задрожал. Я догадывался, что она собирается мне сказать. Я уже понимал, как ей тяжело сейчас. Но знать это и услышать это от нее, услышать всю правду из ее уст... это совершенно разные вещи.

– В чем дело, красавица? – Спросил я ее, поставив пакеты с едой, пытаясь поднять ее лицо за подбородок.

Она с трудом сглотнула, и меня немного убивала мысль о том, через что она сейчас проходит, что она должна чувствовать в это момент.

– Риз, тогда в лесу... много лет назад... я знаю, что ты предохранялся, но кое-что случилось. – Она решительно взглянула на меня, но слезы предательски задрожали в ее глазах. – Я забеременела.

Я не стал изображать удивление, или что у меня перехватило дыхание. Но именно по этой причине, из-за боли, которую я испытывал сейчас, наблюдая за ее переживаниями, заставили меня признаться ей, что я уже знал это. Я не смог смотреть, как она мучается. Только не из-за меня. Не тогда, когда я могу помочь облегчить ее страдания.

– Я знаю.

В ее глазах промелькнуло смятение.

– Ты знаешь? Откуда?

– Несколько дней назад мне позвонил адвокат Малкольма и сказал кто такая Мэри Элизабет Спенсер. Она была названа в завещании, поэтому он пытался найти ее.

– Почему ты ничего не сказал? – На ее лице отразилось не чувство гнева, а уже чувство вины.

– Я знал, что ты расскажешь мне, когда будешь готова.

– О, Боже, Риз! – Заплакала она, закрыв лицо руками. Я обнял ее за плечи и прижал к себе, пытаясь хоть чем-то помочь, хотя бы частично облегчить ее мучения.

– Тсс, все в порядке, детка. Пожалуйста, не плачь.

– Мне очень жаль, что я не сказала тебе раньше, – застонала она, смахивая слезы.

– Я знал, что ты расскажешь мне, когда придет время.

– Риз, мне так жаль, – сказала она, поднимая голову, чтобы посмотреть мне в глаза.

– Не надо. Жаль, что меня не было рядом с тобой. Видеть, как растет твой живот с нашим ребенком. Подержать ее на руках перед тем, как она умерла. – Признался я, угрызения совести душили меня.

– Я хотела сказать тебе, но они мне не позволили.

Мой пульс забарабанил, остановился прежде, чем он забился в два раза быстрее.

– Кто это «они»? Кеннеди, кто не позволил тебе сказать мне?

Она повернулась и посмотрела на моего отца.

– Твой отец заключил какую-то сделку с Хэнком. Он согласился заплатить Хэнку, если тот сможет сохранить мою беременность в тайне. Поэтому Хэнк забрал меня из школы и держал взаперти в домике садовника. Он не позволил мне уйти. Он выключил телефон и прятал ключи от машины на ночь. Он был в ярости, наверное, потому, что я забеременела от кого-то другого, и что он больше не мог играть в свои игры. Я уверена, он с самого начала хотел, чтобы ребенок умер. Он почти меня не кормил, и мне стало очень плохо. Два раза, когда я пыталась сбежать, думая, что он ушел, он ловил меня и бил до тех пор, пока я не могла встать. После второго раза он не позволял мне выходить из комнаты, пока его не было рядом. Он держал меня в таком состоянии, пока я не начала рожать, но срок был еще маленький.

К тому времени, как мы добрались до больницы, они не смогли остановить преждевременные роды. Она была слишком маленькой, чтобы жить, слишком слабой, чтобы дышать самостоятельно. Она умерла через два дня после рождения. – Кеннеди так неистово заплакала, что казалось, будто плакала ее душа, а не тело. – Твой отец пришел навестить меня. Он сказал мне, что если ты узнаешь, то это разрушит твою жизнь, что если я тебя на самом деле люблю, то никогда никому не расскажу, что случилось. Так что я не стала. Я никому не рассказывала. Потому что я люблю тебя.

Поверх головы Кеннеди я свирепо посмотрел на своего отца. Никогда в жизни я не испытывал такой ненависти к другому человеку. Она горела во мне, как адский огонь.

– Как ты мог это сделать? – Зарычал я.

– Я сделал то, что должен был сделать для тебя, сын. Для твоего будущего. Ты не достиг бы того, что имеешь сегодня, если бы остался с ней. Она была позорным грузом.

Позорным грузом?

Лед. Мое сердце мгновенно выплеснуло по венам струю ледяной крови прежде, чем она вспыхнула пламенем. Пламя растеклось по моему телу.

– Что ты сказал?

– Ты думаешь, я не присматривал за тобой? Ты думаешь, я не знал, чем ты занимаешься? И с кем? Я знал о ней все. И об ее извращенном отце тоже. Я видел, как он смотрел на нее, как трогал ее, когда думал, что никого нет рядом. Он не смог держаться от нее подальше. Вот как он узнал о тебе. Он следил за ней и увидел вас двоих в лесу. Он был таким мерзким. Я бы никогда не позволил кому-то подобному приближаться к тебе, приблизиться к нашей семье.