Я находилась на грани внутреннего беспредела, когда Риз откинулся назад и вытащил из кармана маленький пакетик, прежде чем снял шорты. Он стоял передо мной обнаженный, с загорелой кожей и упругими мышцами. Я наблюдала, как его бицепсы двигались, а живот подергивался, когда он зубами открывал пакетик и надевал на свой член презерватив.

В какой-то момент мне захотелось зажмурить глаза от мысли о том, что его член окажется внутри меня, но я не стала делать этого. Я не хотела упускать ни одной мельчайшей детали, ни одного мгновения, ни одного взгляда. Я не хотела упустить даже малейшие оттенки выражения его лица.

Когда Риз оперся на руки и, нависая надо мной, посмотрел мне в глаза, сколько прошло времени, я не знала – может быть, доля секунды, а может быть, и вечность. Наконец он заговорил.

– Я никогда не встречал никого похожего на тебя. И что бы ни случилось, я никогда не забуду этот прекрасный день, это прекрасное лето.

Я уткнулась лицом ему в грудь, когда Риз вошел в меня. Он гладил меня по волосам и шептал что-то успокаивающе, пока боль не стихла. Я пыталась откликнуться на его ласки, пронзающие меня. Но все это было омрачено болью, которую я чувствовала в своем сердце. Где-то в глубине души я знала, что больше никогда не увижу Риза. Как бы сильно он ни хотел спасти меня, у него это не получится. Он не сможет. У него не было шансов. И я думаю, он это тоже понимал.

Глава 25. Риз

Кто-то прокричал мое имя – буквально прокричал мое имя – и это отрезвило меня. Мне потребовалось лишь доля секунды, чтобы понять, где я и с кем.

Это плакала Кеннеди.

Из-за меня.

– Риз, – снова прокричала она, ее лицо исказилось, и одна слеза скатилась из уголка глаза вниз по гладкой щеке.

– Я здесь, – сказал я, обнимая ее. Боль в ее голосе была как удар в живот.

Она уткнулась лицом мне в грудь, и это напомнило мне, то лето, которое было много лет назад. Она делала то же самое в те моменты, когда отдала мне свою девственность, проливая слезы в абсолютной тишине.

Я обхватил ее затылок и прижал к себе, скользя губами по ее пахнущим яблоками волосам, пока она не успокоилась. Я знал, когда она полностью просыпается. Она застыла напротив меня.

Через несколько секунд рука Кеннеди упирается в мою грудь и отталкивает меня. Я ослабил объятия и откинулся назад, чтобы заглянуть в ее лицо.

– Ты в порядке? – Спросил я.

– Да, – ответила она машинально. – Что-то случилось?

– Ты плакала и пару раз звала меня.

Я увидел румянец на ее щеках, приятное отличие от того, какой она была, когда я привел ее сюда.

– О, извини.

– Что тебе снилось? – Кеннеди опустила глаза, и я увидел по ее растерянности, что сейчас она собиралась соврать мне. – Скажи мне правду. Пожалуйста.

Она снова посмотрела на меня, ее брови нахмурились.

– Зачем? Почему это так важно?

Хороший вопрос. Но у меня не было ответа. Я и сам не знал, почему это так было важно для меня, я только знал, что это просто важно и все.

– Я хочу знать.

Ее настороженность, которая обычно была настороже и готовая ко всему, теперь ослабла. Я с удивлением заметил мягкость в ее глазах. Может быть, потому что она все еще не проснулась. Может быть, потому что она все еще была больна. Может быть, потому что я заботился о ней. Или может быть из-за чего-то другого. Но какова бы ни была причина, ее бдительность ослабла, и я планировал воспользоваться этим.

Я поднял руку, чтобы убрать волосы с ее щеки, точно так же, как я убирал челку в то лето. Я заметил узнавание в ее глазах.

– Мне снился тот день в лесу.

– А почему ты плакала?

– Потому что я знала, что больше никогда не увижу тебя.

– Я никогда не хотел причинить тебе боль, Кеннеди. Я просто был глупым ребенком.

Она кивнула и попыталась улыбнуться.

– Я знаю. Просто я надеялась на тебя. – Она вздохнула, и я почувствовал, что сейчас она отодвинется от меня, но мне не хотелось отпускать ее из своих объятий.

– Я думал о тебе много лет, после того, как ушел. – Она внимательно наблюдала за мной, ничего не говоря. – В некотором смысле, я бы хотел, чтобы ты отдала свою девственность кому-то другому. Кому-то, кто заслужил бы это.

Ее смех был нежным, но в нем слышалась горечь.

– Я хотела, чтобы это досталось именно тебе. Это было единственное, что у меня тогда было, единственное, что я смогла тебе отдать. До того как ты получил это.

Я не был уверен в том, что правильно ли понимал, что этим она хотела сказать. Кровь отхлынула от моего лица, челюсть сжалась. Но, конечно же, она не имела в виду...

– Что ты имеешь в виду?

Открытое и грустное лицо Кеннеди опять стало жестким и настороженным, как в тот момент, когда я снова увидел ее.

– После смерти Хиллари Хэнк стал… приходить ко мне. Ночью. В мою комнату. Именно поэтому я убегала и пряталась в лесу.

У меня в животе все перевернулось.

– Ты хочешь сказать, что он...

Ожидая ее ответа, я почувствовал, как мир вокруг стал неподвижным и ничтожным, способным уместиться на булавочной головке. Я молил Бога, чтобы я услышал это неправильно, но что-то подсказывало мне, что это не так.

– Это то, к чему он боялся прикасаться. Держался. Но это единственное к чему он не притронулся.

Меня переполняла смесь ярости и отвращения к тому, что сделал с ней отец Кеннеди. Ярость прошла по всем моим внутренностям и обожгла мои вены. Но я также почувствовал подавляющее чувство вины. Кеннеди нужен был порядочный человек в ее жизни, а не еще одно дерьмо, который в итоге только причинил бы ей боль.

Она теребила одну из моих пуговицу на моей рубашке, и я услышал ее глухой, душераздирающий смех.

– Да, я думала, что ты сможешь спасти меня от него. От этой жизни. От этой печали и боли. Но потом я поняла, что никто не сможет. Что этого никто не сделает. Не было никакого Супермена, который смог бы спасти меня. Я поняла, что если хочу выжить, то должна сама себя спасти. Я не смогла ждать, пока кто-нибудь другой это сделает.

Я отпустил Кеннеди и спустился с кровати. Я провел пальцами по волосам, чувствуя, что в любой момент смогу взорваться яростным пламенем.

Я расхаживал по комнате, не зная, что делать с кулаками и гневом, не зная как переварить эту информацию. Я был так поглощен своими мыслями, так оглушен пульсирующим стуком в ушах, что едва услышал ее тихий голос, когда она заговорила.

– Я знаю. Это отвратительно. Я даже не смогла сходить на его похороны, я чувствовала себя такой грязной.

– Отвратительно? Это... это... – Я даже не смог подобрать слова. Потом мне в голову пришла мысль, и я повернулся к ней лицом. – Почему ты мне не сказала?

Кеннеди сидела на кровати, ее волосы растрепались, глаза были широко раскрыты и полны боли.

– Я не хотела, чтобы ты относился ко мне как-то по-другому. Я боялась, что ты подумаешь обо мне плохо.

Ее слова были, словно удар ножом в сердце.

– Каким же чудовищем я был в твоих глазах?

Она еле улыбнулась, но ей мешал блеск слез, стоявших в ее больших зеленых глазах.

– Я не думала, что ты чудовище. Просто я любила тебя. Я не хотела, чтобы ты знал это. Вот и все.

– Но, Кеннеди, с тобой же жестоко обращались! Если бы я знал, я бы лучше позаботился о тебе. Я был бы более мягким. Я бы...

– Ты и так был нежен. Ты и так заботился обо мне. Я бы ничего не хотела менять в тебе. Ты был великолепен. Ты дал мне все, чего я хотела, до того как...

И про себя я закончил ее мысль: «До того как я исчез».

Я успел заметить боль в ее глазах прежде, чем она перевела взгляд на свои руки, играющие с подолом рубашки. Ей не нужно было это говорить. Я знал, что прав. И я честно не думаю, что чувствовал бы себе таким чудовищем, если бы убил кого-то. С таким же успехом я мог бы убить Кеннеди. Оставив ее, я обрек ее на детство, где она была во власти другого чудовища. А без меня ей некуда было бежать, никто ей не смог бы помочь. Она доверяла мне, когда не смогла доверять никому другому, отдала мне единственное, что могла отдать, а я испугался.

Мое горло сжалось от осознания того, что никакие объяснения никогда не изменят то, что произошло, никогда не будут иметь никакого значения. Но я отчаянно хотел, что бы она поняла...

– Мой отец пришел за мной той ночью. Он потянул за кое-какие ниточки влиятельных знакомых и устроил меня в Оксфорд на осенний семестр. Сказал, что я самый старший, что должен носить фамилию, что я должен заботиться о своих братьях. Он сказал, что это мой последний шанс, сделать так, чтобы моя мама гордилась мной. Отец понимал, что никакие другие доводы не заставят меня согласиться на это. Он знал, что она ненавидела меня. Может быть, даже знал, почему. Но я думаю, он догадывался, что я сделаю все, чтобы заслужить хоть каплю ее любви. Даже крошечное одобрение от нее. – Я повернулся к Кеннеди, сидящей, как надломленный страданиями ангел. – Это не имеет никакого значения сейчас. Это не изменит того факта, что я поступил как слабак. Я никогда не хотел стать таким, как мой отец, и он знал это. Но этот манипулирующий ублюдок перехитрил меня, и я вырос таким же, как и он.

– Ты не похож на своего отца, Риз.

– Как ты можешь так говорить? – Спросил я, не веря своим ушам. – Как ты можешь так говорить, после того, что я с тобой сделал? Посмотри, во что я превратился.

– Ты всегда хорошо ко мне относился, Риз. Как к обычной девушке. К девушке, с которой можно провести время. Но, если ты так думаешь, если тебе не нравится то, каким ты стал, тогда измени все это. Только ты это можешь сделать, больше никто.

Я почувствовал, как пальцы безысходности сжимали мою душу ледяной хваткой.

– Я такой, какой я есть, Кеннеди. Нравится тебе это или нет. Я тот, кем я стал.

– Тогда будь счастлив. Иначе, сожаление съест тебя живьем, если ты позволишь ему. Единственное, что мы можем сделать, так это стать еще лучше и двигаться вперед.