- Лий, ну, хоть ты не начинай. Чалый сказал - я сделал. Тебе ли не знать?

- Ага...

- Ты увлекалась фотографией? - сменил тему мужчина, кивнув на зажатую в ее руках камеру. Для ослабевшей Лии ее вес был слишком большим, она аккуратно отложила Никон в сторону. Пожала плечами:

- Да. И сделала это увлечение своей работой.

- И как, нравится?

- Да, ничего... Глеб, мне уже обедать пора, так что...

- Да-да, я побегу... Тут еще телефон - в нем вбит мой номер. Если что-то понадобится - звони. И, это, Лий... Выздоравливай, а?

Лия криво улыбнулась и кивнула головой. Из всего окружения Чалого, в годы их совместно жизни, Глеб ей нравился больше всего. Можно сказать, они даже дружили... И смущение, которое сейчас было написано у него на лице, и которое он так тщательно старался скрыть, натолкнуло Лию на мысли, что, может быть, она в нем ошиблась не слишком сильно.

- Лия...

- Да?

- Ты... Извини меня, что я тогда...

- Да. Ничего...

- Нет, я должен был, и... Черт! Я потом, наверное, месяц бухал... И до сих пор, когда вспоминаю... Он не должен был забирать у тебя Сашку. А я не должен был в этом участвовать.

Лия закусила дрожащую губу. Она была еще не готова вспоминать о сыне. Вспоминать о том дне.

- Ты не смог бы ему помешать, Глеб. Никто бы не смог.

- Нужно было послать его еще тогда. Уволиться, к чертям собачьим! Но он бы совсем один остался. Совсем один! Ты хотя бы представляешь, как ему тяжело?! А, черт! Тебе ли не знать...

Лия перевела взгляд. Сегодня на ее тумбочке в вазе стояли герберы. Тоже очень красивые цветы... Знала ли она, как это - остаться одной? Знала. Она одна много лет...

- Пойду я. Звони, если что...

Когда за Глебом закрылась дверь, Лия устало опустилась на пол. Прижалась затылком к стене. Один из пакетов упал, привлекая ее внимание. Из него показался рукав мягкого кашемирового свитера. Чтобы заглушить шум в голове, женщина высыпала содержимое пакетов на пол. Свитер, шерстяные брюки, пару гольфов, рубашка, джинсы. Мягкое приятное на ощупь теплое платье. Белье, ночная рубашка, колготки, халат. И, совершенно неожиданно - баночки с кремами и флакончик духов. Такое внимание к деталям можно было расценить, как проявление заботы. Но... она знала, что это совершенно не так. Просто в магазинах подобного класса обычно работают очень внимательные консультанты. Ничего больше... Жизнь научила Лию смотреть на все происходящее трезво. Как там говорят? Розовые очки бьются стеклами внутрь? Вот-вот. Это про нее сказано...

Отрезвление к ней приходило постепенно. Некими тонкими намеками, мелочами. Наверное, первым громким сигналом было событие, произошедшее где-то через год после их с Чалым свадьбы. Они с мужем были приглашены на день рождения одного из его партнеров. Лия не любила большие скопления народа, не любила шум и заискивающие улыбки... Это была совершенно чуждая ей стихия, но ради мужа, изредка, она выбиралась «в свет». В тот день ей нездоровилось. Болела голова, и шум особенно сильно бил по нервам. Она сбежала в тишину, которой в этом месте мог похвастаться разве что туалет. Лия находилась в кабинке, когда туда же вошла пара щебечущих див:

- Не, Аль, ты видела эту надменную малолетку?! Как Чалый вообще с ней живет?! Ни рыба, ни мясо ведь.

- А ему что? Он своего добился. Теперь у Чалого вообще все пучком! Старик Бахтияров из его ладоней кушает. Бизнес в гору попер, как на дрожжах - все лакомые участки под себя подгреб. Всех подвинул. Мой Басик тоже в его проекты вложился. Зверь! Ради такого можно и рыбу потерпеть!

Лия сглотнула ком, образовавшийся в горле, уселась на унитаз - ноги не держали. За хлипкой дверью кабинки послышался громкий женский смех.

- Как думаешь, у него кто-нибудь есть?

- У Чалого? Шутишь?! Мне Муха рассказывала, что он повернут на сексе. Такое вытворяет, что ни в одном порнофильме не увидишь, - снова смех. - А прибора такого, - шепот, - она вообще ни у кого в своей жизни не видела. А ты в курсе, сколько Муха их повидала на своем веку!

- Ой, не говори! Слушай, по-моему, ее уже готовят в утиль...

- Еще бы. Муху уже кто только не тр*хал...

Дальше сплетни перекинулись на неведомую Лие «Муху», а потом голоса и вовсе оборвались - подружки вернулись в зал. А она еще долго не могла вернуться. Ни в себя. Ни куда-то еще... Уже по дороге домой не выдержала:

- Знаешь... Я сегодня услышала...

- Ммм? - промурлыкал расслабленный алкоголем Чалый.

- Некоторые считают, что ты на мне женился из-за связей отца... Вроде как, по расчету... женился.

Чалый напрягся. Она почувствовала это. Вся расслабленность исчезла из его тела. И из его глаз. Он как будто вмиг протрезвел.

- И кто же эти «некоторые»?

- Неважно... - Лия отвернулась к запотевшему окну и прочертила пальцем полоску. Впрочем, это длилось недолго. Александр осторожно ухватил ее за подбородок и требовательно повернул к себе:

- Послушай, что я тебе скажу... Я многим не даю покоя в этом городе. Мой успех, мои деньги, моя женщина... Они никто, и звать их - никак. Их никто не любил, никто не уважал, никто никуда не приглашал и не звал. Выбрались откуда-то по фарту, но сами из себя они ничего не представляют. Думаешь, зачем они моют мне кости? Выдумывают всякое? Из зависти. Из черной лютой зависти к тому, кем им так и не удалось стать. Просто потому, что я - это я! Что пробился вперед, ни под кого не прогибаясь, что заставил играть всех по своим правилам. К тому, что моя женщина - не кукла потасканная, и что я ею любим. Понимаешь? - он ее даже встряхнул. - Они это знают, так же, как и то, что, куда бы они ни пошли, в какую бы щель не пролезли - их никогда не полюбят и не зауважают.

- Значит, это неправда?

- Нет. Посмотри на меня... Разве мои глаза врут?

Лия зачарованно покачала головой из стороны в сторону. Машина остановилась. Они больше не возвращались к этому разговору. В ту ночь Чалый любил ее как-то особенно отчаянно. Кончал с хрипом, и начинал все заново. К утру Лия уже была сама не своя от его безумия. Ей даже казалось, что она хочет его с не меньшей силой. Неужели это и есть - желание? Вот этот теплый комок внутри?

- Не верь им. Будут говорить всякое. А ты не верь! - прошептал он, перед тем, как уснуть.

И она не верила. Им... Но не поверить своим глазам она не могла...

Дверь в палату открылась, возвращая Лию из прошлого в настоящее.

- Лия? Тебе плохо? Что-то случилось? - встревожился вошедший в палату Евгений Петрович.

- Нет. Я... покупки рассматриваю. Вот... - показала рукой на валяющиеся на полу тряпки.

- Понятно. Ну... Я попрошу кого-то разложить это все, а пока... Давай все же обедать.

- Я не пойму... У вас, что, других пациентов нет?

- Не-а. Прям какой-то застой, - бесшабашно улыбнулся Евгений Павлович. - Ну, так как насчет спаржи в масле?

- Настоящем? Сливочном?

- Угу!

- Кто-то говорил, что мне нельзя употреблять жирную пищу.

- Совсем немного можно. Да и тоскливо это... Если совсем не нарушать, - озорно подмигнул глазом.

Лия слегка улыбнулась. Ее психотерапевт оказался приятным человеком. Гораздо более приятным, чем все те, с кем она пыталась контактировать раньше. Но она понимала, что этот обед, это озорство... Это все было призвано усыпить ее бдительность и отвлечь внимание. Перед более серьезным и трудным разговором.

- Спаржа, так спаржа...

- Вот и прекрасно!

Ужин они накрыли на столике возле окна. Нет, в клинике, конечно, было кафе, но Лия предпочитала есть прямо в палате. Хотя... Эту чудесную комнату язык не поворачивался так называть.

- Мне сказали, что ты уже набрала полкило.

- Наверное... Я не помню.

- Тебе нужно набрать еще минимум два килограмма.

- И что тогда?

- Тогда я буду волноваться о тебе не так сильно. Сорок килограмм при твоем росте - это, конечно же, мало, но... Тридцать семь - вообще никуда.

- Тридцать семь с половиной.

- Ну, да... Ты молодец.

- Ага...

- Нет, я серьезно, Лия! Я ни капельки, ни капельки не шучу! За время, что ты здесь находишься, ты вырвала всего один раз! Ты неплохо ешь и послушно выполняешь все мои рекомендации. Золото - а не пациент.

- Я очень стараюсь.

- Я рад. Рад, что ты, наконец, поняла, что иначе ты просто умрешь.

Лия пожала плечами:

- Думаю, к этому я и стремилась.

Евгений Павлович замер. Отложил приборы.

- Ты не говорила, что хотела умереть.

Лия промокнула губы салфеткой. Покрутила в руках чайную ложку. Отвела взгляд к окну. Своим сердцем, всем тем, что еще оставалось от ее души... она уже поняла, что, чем бы это ни обернулось для нее самой, она сделает все, чтобы помочь сыну. Все. Абсолютно. А значит, ей придется примириться с новой реальностью своего существования. Ей придется вспороть собственные вены, разодрать в клочья душу, снять барьеры и блоки с тайников памяти и как-то попытаться выжить после этого. Ей придется все вспомнить... Хотела ли она быть одна в этот момент? Лия не знала. Возможно, это и лучше, что рядом есть кто-то, кто поможет, если она сама не справится.

- Я и не хотела, доктор. Никогда не хотела. Я сделала все, чтобы выжить. Я принесла жертву.

Так Лия начала свой рассказ. Он занял практически два часа. Она говорила, и говорила. Захлебывалась словами, давилась болью, кусала губы. Ведь даже не слишком вдаваясь в детали - рассказывать о случившемся... озвучивать то, о чем запрещала себе вспоминать, было невыносимо трудно. Не зря она столько лет пряталась от этих воспоминаний. И, наверное, только это и спасло ее разорванное в клочья сердце от остановки еще тогда. Абсолютная отстраненность...