– Я не понимаю! – кричала его мама. – Маша же всегда была твоей подружкой. В смысле, вы никогда… о господи, я не хочу даже продолжать этот разговор. Маша, что же это? Вы решили пожениться?

– Нет, тетя Света, мы не решили жениться. Мы пока… просто так поживем.

– Как в песне, – всплеснула руками мама Степы. – Некоторые женятся, а вы, значит, «так». Степа, мне это не нравится. Совсем не нравится. А что мама Машина, она в курсе?


Машина мама была в курсе, но только крайне ограниченной информации. Маша встретилась с мамой в ресторанчике рядом с парком «Сокольники», она не хотела идти домой из-за параноидальной уверенности, что Гончаров ее тогда найдет.

– Маша, он звонил три раза. Он говорил с отцом. Не отводи глаза, ты не понимаешь, что нельзя вот так рубить сплеча? – говорила мама, поглядывая с жалостью на несчастную, но упорно скрывающую это дочь. Но Маша всегда была упрямицей. Все ее отец: разрешал дочери все, спускал с рук. Николай Гончаров маме нравился, хотя то, как он поступил с парком, и было нехорошо. С другой стороны…

– Он ничего не сказал мне. Я бегала, оформляла бумажки, уговаривала людей. Я жила этим парком, делала все, верила.

– Но, может быть, он не знал? А потом, когда узнал, не смог ничего поделать? Там же решения принимаются на заседаниях этих… ну, советах директоров.

– Он тебе все уши прожужжал, да? – улыбнулась Маша. – Мама, он мог остановить меня. Мог хотя бы попытаться бороться. Ладно, неважно. Я не смогу верить ему, понимаешь, мам?

– Не понимаю я ничего. Николай не плохой человек.

– Я знаю, мама. Но вот ты с папой живешь, и ты знаешь, что он в какие-то самые важные моменты жизни не предаст тебя. Я не знаю… Не скроет, что у тебя отбирают дачу.

– Я ненавижу дачи, – фыркнула мама.

– Не купит машину без твоего ведома и разрешения. И ты тоже – не купишь. Вы вместе, вы уважаете друг друга, вы принимаете вместе решения. А от Николая я теперь не знаю, чего ожидать. Он будет улыбаться, а сам все решит, как ему удобно. Понимаешь?

– Ох, девочка моя, как же ты не понимаешь! Семейная жизнь – она куда сложнее этих простых схем. Все люди, рано или поздно, выкидывают какие-то фортели. И что, сразу разводиться? Ладно, ты по-прежнему не желаешь возвращаться домой?

– Я просто не хочу никаких объяснений, – пояснила Маша. – Дай мне время. Месяц или два. Потом я вернусь.

– Думаешь, он перестанет тебя искать? – спросила мама грустно. Маша ничего не ответила, но мама и сама понимала, что такое вполне возможно. Мужчины переменчивы, непостоянны и быстры на эмоции. Сегодня этот красивый и успешный мужчина безутешно страдает, умоляет помочь найти Машу, а завтра он появится в свете с новой длинноволосой красоткой. Жизнь есть жизнь. Если бы это зависело от Татьяны Ивановны, она бы посоветовала дочери не дурить и, вместо того чтобы бежать от Николая Гончарова, броситься со всех ног ему навстречу. Хороших мужчин, на самом деле, так мало.

– Я тебе позвоню, – пообещала Маша, поцеловав маму на прощание. Она не сказала маме, где именно она остановилась, что она живет совсем рядом, причем живет на правах девушки Степы, оставляя его мать в неведении относительно своих настоящих мотивов. Также Маша укрыла от Татьяны Ивановны весьма важную информацию о том, что она скоро станет бабушкой, подозревая, что эта информация вызовет бурю и цунами, и спокойной жизни Маше не видать. С упорством маньяка обрывала Маша все шансы на примирение и с удивлением отмечала в себе какую-то новую, странную жесткость, которая только росла с каждым годом. Ведь, как ни крути, если бы Николай хотел, по-настоящему хотел бы, он бы ее нашел. Ведь не так уж хорошо она спряталась.


Значит, не слишком-то и искал. Что и требовалось доказать. Маша проводила дни, лежа на кровати и рассматривая потолок в запущенной комнате, полной проводов, микросхем и какой-то еще ерунды рядом с паяльником на стареньком письменном столе. Степина мама работала с утра до вечера, Степа тоже, и Машу по-настоящему никто не трогал, позволяя ей скатываться сколь угодно далеко в депрессию. Маша начала смотреть сериал про какую-то деревенскую девушку, приехавшую в город на заработки, попавшую под чары женатого мужчины, живущего, конечно же, со стервозной, конечно же, невыносимой женой. Он терпеть ее не мог, но и развестись не смел – у жены был могущественный отец. Когда этот женатый принц бросил свою провинциальную Золушку, Маша рыдала чуть ли не два часа подряд, да так горько, словно не кино посмотрела, а кто-то умер.


Так, в странном монотонном забытьи, Маша прожила весь остаток декабря. Вставал вопрос – где праздновать Новый год, если праздновать его Маше совершенно не хотелось. Она понимала, не приехать домой на праздник будет очень, очень жестоко. Подумаешь, что она сказала маме! Подумаешь, месяц еще не прошел! Маша скучала так сильно, что мечтала увидеть даже своего младшего братца. А это – показатель. И, кроме того, чем она рисковала? Разве станет Николай тратить свой Новый год на бесполезный шпионаж? Наверняка он уже остыл, внял доводам разума, Гусеницы и всей своей семьи о ненужности подобного мезальянса, о том, что «все, что ни делается, – к лучшему». Наверняка он собирается встречать Новый год в какой-нибудь теплой стране, под пальмой. Зачем торчать тут, на холоде, когда можно прокутить небольшую долю тех денег, что они выручат на украденном парке.


Около восьми часов новогоднего вечера, завершив нарезку салатов, почистив селедку и замариновав огромный шмат свиного окорока вместе с тремя подругами тети Светы, Степиной мамы, Маша решительно пошла в комнату и раскрыла шкаф.

– Я пойду к своим, – сообщила она сидящему за компьютером Степе.

– Да ты что?! – ахнул он и обернулся, не веря своим ушам. – Ты вернешь мне комнату? Ты уезжаешь?

– Ты мог бы не радоваться так уж явно, – фыркнула Маша, доставая из шкафа кое-какие вещи. – Вообще-то, я хотела уйти только на праздник. А что тебе не нравится? Я убираюсь тут у тебя, готовлю обеды…

– Пересказываешь маме содержание мучительных российских сериалов, – подхватил Степочка. – Гладишь белье. Просто Золушка до встречи с принцем. И как я потом должен буду ей объяснить, что ты не собираешься стать ее дочерью, которой у нее никогда не было? Ты слишком хороша для нее! Она просто расстреляет меня, если я на тебе не женюсь.

– Степка, дурак! Ладно, я посмотрю, чего там как… Может быть, уже можно выходить из подполья. – Маша бежала домой так, словно пыталась выиграть кросс. Дома будет тепло и будет вкусно пахнуть, на полу будут валяться лизуны, на которых так легко споткнуться. Впрочем, у Сашки уже прошел период особой любви к склизким омерзительным игрушкам. Дома будет мама. И маленькая тень этого непобедимого «а вдруг», в надежде на которое Маша боялась признаться даже самой себе. Что, если… В конце концов, может быть, он не знал…

– Маша! Господи, доченька, а я боялся, ты так и не придешь. Мы тут с ума сходим! – широкая улыбка Андрея Владимировича была как растопленная деревенская печка. Тепло, как же тепло.

– Как ты себя чувствуешь? Ты похудела! – строго заметила мама, словно процесс потери веса был уголовно наказуемым в их доме.

– Ничего. Это меня штаны так худят, – ответила Маша, невольно улыбаясь. Конечно, в доме был накрыт стол и расставлены тарелки. Конечно, Николая не было – глупо было и надеяться. Маша ужасно хотела, но боялась спросить, искал ли он ее, спрашивал ли. Звонил ли еще после того, в самом начале? Но вместо этого Маша подошла к Сашке и стала играть в какую-то дурацкую игру со второго джойстика. Вот так она соскучилась по брату!

– Подожди! Не иди туда, там зомбяк! – кричал Сашка, беспомощно глядя на преждевременную кончину сестриного персонажа – уже в пятый раз. – Ты что, не слышишь меня? Я сказал же, не выходи. Сиди в баре!

– Там никого не было! А в баре начиналась драка! – возмущалась Маша в ответ. Через два часа игры они с братом успели разругаться в пыль, помириться и поругаться снова. Игра продолжалась даже после того, как возмущенная мама потребовала, чтобы они немедленно шли за стол.

– Еще секундочку! – крикнула Маша, стреляя очередью по группе компьютерных тварей вампирской наружности.

– Еще секундочку, и вы продолжите играть уже в следующем году, – невозмутимо заметил Андрей Владимирович. – Как хотите, а я пойду. Салаты не ждут. А мать сделала такой холодец! Ням-ням. Как раз такой, Маша, как ты любишь.

– Пошли, – бросил ей брат, вскакивая со стула. Маша замешкалась, пытаясь взять под контроль приступ дурноты, вызванный словом «холодец». Она уже знала, что далеко не все такие приступы заканчиваются реальными проблемами. Большинство проходит, если подышать и выпить воды. Почему, интересно, ее ребенку не нравится холодец? Вот мелкий жулик, размером-то всего с орех… На следующей неделе Маша записалась на ультразвуковое исследование. Все это время она тянула с ним, боясь, что, вдобавок ко всем ее проблемам, она услышит что-то ужасное про ребенка. Лишь бы с ним все было хорошо.

– Здравствуй, Маша! – вдруг услышала она и обернулась так резко, что чуть не вывернула себе шею. – Я – Дубровский.

– Коля? – Маша смотрела на Гончарова, совершенно ошалев от этой совершенно невозможной, антинаучной материализации его в дверном проеме комнаты ее брата. – Как ты тут оказался?

– Самое важное, что ты тут. Где ты была? Как же ты могла так сбежать? Ты должна была дать мне хотя бы объясниться! – взгляд Гончарова потемнел. Мимо него по коридору проскользнула мама, ее взгляд был взволнованным и виноватым. Сразу стало понятно, кто предатель. Мафия!

– Знаешь, я тут смотрю один сериал дурацкий. Так там все отрицательные персонажи постоянно говорят вот эту фразу: «Я все объясню» и еще «это совсем не то, что ты подумала». Забавно, да? А на самом деле это именно то, что она подумала. И объяснять нечего.

– Ты должна меня простить, Маша, – пробормотал Николай, а затем он зашел в комнату, где, кроме них, никого не было. И закрыл дверь. Маша не стала возражать, она присела на краешек кровати брата и посмотрела на Николая.