— А разве я о нём?

Гришка всё понял и упрямо поджал губы.

— Ты опять?

— Гриша, ты ребенка хочешь?

— Что ты говоришь? — Он готов был всерьёз возмутиться.

— А что ещё ты хочешь? Я не требую от тебя признаний и клятв, я хочу чётко и по пунктам. Что?

Он сверлил меня взглядом.

— Ты же знаешь. — Понял, что мне этого недостаточно и начал излагать: — Тебя хочу. И ребёнка хочу. Чтобы всё, как у людей. Дом, машина, собака.

Я кивнула, решив не придираться к нему по пустякам, и поэтому весомо заметила:

— Это хорошо. А где в этом сценарии непрекращающаяся война с моим бывшим мужем, заборы и охрана? Большие дома, большие деньги. Чего ты хочешь больше?

Сулима зубами скрипнул.

— Насть, завязывай меня лечить.

— Я не собираюсь тебя лечить! — разозлилась я. — Просто пытаюсь найти что-то общее в наших планах на будущее. Раньше не видела ничего, но минуту назад ты это общее, сам того не подозревая, нашёл. Гриша, а если я скажу, что я хочу… быть с тобой? Вот по этому сценарию: дом, семья, собака. С тобой, понимаешь? На самом деле хочу. Но ты ведь этого мне не дашь. Ты так и будешь гнаться за прошлым, мстить… Сейчас тебе кажется, что ты отомстил? Око за око, жена за жену, доллар за доллар. А вскоре появится новый повод, новая обида, у него или у тебя.

Гришка руки на груди сложил.

— Ты хочешь поставить меня перед выбором, я правильно понимаю?

Я медленно втянула в себя воздух.

— Да… наверное.

— И ты хочешь, чтобы я тебя отпустил?

— Я хочу, чтобы ты выбрал меня! Гриша, ты что, идиот? Что ещё я должна тебе сказать? Увези меня отсюда? Тогда я скажу, я даже попрошу: увези меня отсюда. Я задыхаюсь в этом городе, я не хочу здесь жить, каких бы денег это не сулило. Не хочу шикарных домов и машин, я хочу мужа и ребёнка!

— Настя, не кипятись, успокойся.

— Я не могу успокоиться, — я в сердцах скинула с кровати маленькую подушку. — Я хочу покоя. Не хочу бояться, не спать ночами, думая, придут за нами или нет.

— Ты преувеличиваешь, — пытался возразить он. — Серега не крутой парень, он уступит.

— Мне наплевать. И к твоему сведению, именно не крутые, как ты говоришь, парни, когда их загоняют в угол, делают глупости. Я не хочу думать и гадать: вернёшься ты или нет. Не хочу я денег, и не надо это делать ради меня, а уж тем более ради ребёнка. Не говори такого никогда, ребёнку не нужны деньги, ему нужны родители, — повысила я голос, глядя Гришке в глаза. — Но ты ведь у нас, в отличие от моего бывшего мужа, крутой, ты это мне всячески стараешься доказать, и тебе никого не жалко ради своей цели. И меня тебе не жалко, — договорила я на выдохе, собираясь расплакаться. — Я же очередной трофей.

— Настя.

Я отвернулась от него, слезы вытерла и пожаловалась:

— Почему, если желания у нас совпадают, мы так по-разному всё видим?

Гришка выглядел опешившим от всех этих откровений. Некоторое время мялся в сторонке, раздумывая, потом ко мне подошёл и присел у моих ног. За руку взял, это было трогательно, но только до того момента, пока я не посмотрела на его большую ладонь, в которой моё запястье просто утонуло.

— Прекрати слёзы лить, — попросил он, но уверенности в его голосе не доставало. — Вообще не понимаю, из-за чего ты плачешь.

— Ты не понимаешь? — поразилась я его нечуткости.

Он буйной головушкой мотнул, но на лице всё было написано. Всё-то он понимает, вот только упрямится, как всегда впрочем.

— Мы же вместе. И всё у нас будет хорошо. Вот как захочешь, так и будет.

Я недоверчиво прищурилась, Сулима понял, что сболтнул лишнего, и поспешил исправиться:

— Что захочешь, то у тебя и будет. Думаешь, я не понимаю? — Он пальцы мои погладил, посмотрел на мамино кольцо, которое я носила, не снимая. — Ты у меня красавица. — Гришка хотел руку мне поцеловать, но я решительно её освободила, а на любимого взглянула возмущённо, забыв, что ещё минуту назад усердно лила слёзы.

— Гриша, ты издеваешься? Ты не слышишь меня?

Он что-то буркнул себе под нос и чуть отодвинулся, а затем ехидно заметил:

— Так теперь и буду всю жизнь гадать: ревёшь ты или прикидываешься.

— Не будешь, — поспешила я его успокоить. — Потому что я реветь не собираюсь. Брошу тебя, дурака, и будешь жить в доме с собакой, понял?

— Не бросишь.

— Надейся.

— Родишь, и все дурацкие мысли о побегах сами по себе вылетят из головы.

— Это ты себя или меня успокаиваешь?

— Настя! — предпринял он ещё одну попытку рыкнуть, но в этот раз я была готова, и поэтому, натолкнувшись на мой твёрдый взгляд, Гришка позиции сдал. Только зубами скрипнул, поднялся на ноги и забегал по комнате, потом даже руками взмахнул в сердцах.

— Что ты хочешь от меня?!

— Я хочу знать, что для тебя важнее. Тебе нужен ребёнок? Тебе я нужна? Вот она я — сижу перед тобой. Если тебе нужно самолюбие потешить и сладким сиропом его полить, тогда убирайся к чёртовой матери, и живите с Серёжей дружно. От всей души вам этого желаю!

Гришка остановился передо мной, вид имел серьёзный и решительный.

— Я не понимаю, что я не так делаю. Да, начали мы неправильно. Но сейчас я с тобой…

— Спасибо тебе огромное, — перебила я его, не в силах вытерпеть его дурацкие речи. — Что ты сорвал меня с места, и привёз сюда, чтобы в дальнейшем с удобством трепать мне нервы!

— Это кто ещё кому нервы треплет! Я и так, и этак, лишь бы Настенька не переживала, не беспокоилась, чтобы улыбалась. На всё готов. Хочешь, уехать? Уедем. Хочешь жить здесь? Будем жить здесь. Хочешь дом? Будет тебе дом, свой, дай только срок!..

Я подушкой в него запустила. Ну, честное слово, невозможно. Свяжешься с дураком, одни проблемы потом.

— Услышь меня наконец! Я не хочу дом!

— А что ты хочешь? — заорал он, потом выругался, совершенно ужасно между прочим, и я, расстроившись, негромко проговорила:

— Я хочу, чтобы ты меня любил.

На какое-то мгновение мне показалось, что Гришка от негодования задохнётся, он даже покраснел.

— Я люблю тебя, дуру такую.

И как вам? Лично я замерла, не зная, радоваться мне или обидеться всерьёз после такого пылкого признания. А Гришка осознал курьёзность и в то же время серьёзность момента, выдохнул, проникся, даже смутился немного, и более спокойным тоном попытался тему развить:

— Стал бы я иначе по области мотаться, искать… — Глянул на меня искоса и позвал. — Насть.

Я руки сцепила, сглотнула, вроде бы нервно, но на самом деле у меня просто в горле пересохло от всех этих криков. В конце концов, решительным голосом сообщила ему:

— Нам нужно что-то решить.

— Настя.

— Прекрати ко мне подлизываться, — попросила я. — Это нечестно. — Я обхватила рукой своё горло, демонстрируя крайнюю степень нервозности. — Гриша, я ведь хочу, как лучше. Для нас всех. А если так будет продолжаться… то у моего ребёнка отца не будет. — Я кинула на него короткий, но горящий от переживаний взгляд. — Потому что тебя либо убьют, либо посадят! Подумай об этом.

Будто выждав нужный момент, с улицы коротко просигналили, я подошла к окну, отдёрнула занавеску и увидела перед воротами знакомый чёрный «джип». Жестом предложила Сулиме самому к окну подойти и полюбоваться.

— О чём я и говорила. Это никогда не кончится, по крайней мере, добром.

Гришка занавеску опустил, чертыхнулся вполголоса и из спальни вышел, а я на кровать присела. Чувствовала себя измотанной и расстроенной.

Вернулся он поздно. Я уже легла спать, устав ждать его. Внизу ещё слышались голоса, звук работающего телевизора, и я, без сомнения бы Гришку дождалась, потому что волновалась, но разболелась голова, и я ушла к себе. Вот только уснуть никак не получалось, я крутилась с боку на бок, вздыхала и изводила себя невесёлыми мыслями. И ругала Гришку, и жалела, потом решила, что лучше мне себя пожалеть, и тогда уже поревела в подушку, потому что себя и ребёночка было жалко куда больше, чем этого упрямого дурака. Вскоре в доме всё стихло, я слышала Гошины шаги, когда он мимо моей двери прошёл, щёлкнул выключателем, и в коридоре погас свет. А я уже не ревела, но чувствовала себя глубоко несчастной. Кстати, с Серёжей я себя никогда несчастной не чувствовала, но сейчас уже не могла сказать, что это хорошо. Я никогда не переживала за него так, как за Гришу.

Когда нервы окончательно сдали, и я, забыв о гордости, решила Сулиме позвонить, у дома остановилась машина, послышался дверной хлопок, и автомобиль тут же отъехал. А я свернулась клубком под одеялом и стала ждать. Знала, что не услышу ни звука, Гришка передвигается бесшумно, и только отсчитывала про себя секунды. На восьмом десятке дверь открылась, и он вошёл в тёмную комнату. Я наблюдала за тем, как Гришка постоял немного перед кроватью, затем начал раздеваться, и всё-таки как-то понял, что я не сплю, потому что как только лёг, ко мне потянулся. Обнял.

— Прости, что кричал на тебя сегодня.

Я прижалась к нему, намеренно животом, уткнулась носом в его плечо.

— Я весь вечер тебя ждала, а ты даже не позвонил.

— Больше такого никогда не будет, — пообещал он шёпотом и отвёл волосы от моего лица. — Я тебе клянусь. Ты никогда не пожалеешь…

— Я не жалею, Гриша. Я, правда, не жалею, просто боюсь, что всё это закончится плохо.

Он промолчал, только дышал тяжело, и в этот момент я поверила, что он провёл последние часы в серьёзных раздумьях о своём, о нашем с ним будущем. И сразу всё простила, даже по голове его погладила, подбадривая. Пусть думает, ему полезно.

А на следующий день… На следующий день случилось то, чего я втайне очень боялась. Серёжа захотел со мной встретиться, и, по всей видимости, посмотреть мне в глаза. Приехал в сопровождении охраны, запросто позвонил в дверь, видимо, совершенно не опасаясь Гришкиного гнева, а может, отлично знал, что того дома нет. Дело было к вечеру, Алёна занималась ужином, а я с детьми играла в гостиной. Мы даже не слышали, как перед домом машина остановилась. В дверь позвонили, Алиса вскочила с ковра, на котором вместе с Ванькой строила железную дорогу, и громко крикнула: