Береги себя.

Питер


Джулия сложила письмо и собиралась было положить его обратно в пакет, но передумала и порвала его на четыре, а потом на восемь частей. Она понимала, что он никогда ей не поможет. Тем не менее она засунула клочки письма обратно в пакет, вместо того чтобы выбросить их в мусорную корзинку возле ног.

Она закрыла ящик и, осторожно подойдя к двери, чуть-чуть приоткрыла ее. Из кухни доносился запах гамбургеров, которые Тед готовил на ужин. Хотя за последние месяцы его кулинарное искусство заметно улучшилось, Джулия все еще считала за правило есть с подчеркнутым безразличием и, как только заканчивала, тут же спешила уйти из-за стола.

Его глаза, когда он наблюдал за ней через стол, терпеливый и мечтательный взгляд, словно она останется здесь, будет принадлежать ему вечно.

Она закрыла дверь, заперла и включила стереосистему на предельную громкость.

На следующий день Сэнди сидела на своем месте с ворохом разложенных на столе макетов, приводя в порядок свои мысли после ежедневной планерки в час дня по поводу содержания первой полосы завтрашней газеты. С тех пор как ее назначили заместителем ответственного секретаря, она стала бояться этих совещаний, где Рэй Стинсон, сидя во главе длинного стола из красного дерева, безжалостно терзал четырех своих редакторов, с пристрастием допрашивая, почему они считают, что их материалы важнее других и достаточно ли в них остроты. Сэнди, которая раньше всегда высказывала свое мнение спокойно и уверенно, теперь стремилась готовиться чересчур тщательно и свои аргументы выдавала с излишним напором, ожидая критических замечаний, настроенная не соглашаться. Ее отношения с коллегами, прежде обострявшиеся лишь временами, с момента ее повышения в должности заметно испортились. Сначала она просто приписывала это новым полномочиям, которые теперь были ей даны, – сокращать материалы, заменять их, предлагать, снимать. Но потом она поняла, что дело не только в этом, что все связано с судом, с Тедом, с ней самой. Она знала, что им было нужно, чтобы она расплатилась за все – расплатилась так, чтобы они могли это видеть и оценить. Вместо этого сегодня она снова выиграла, и серия из трех статей о бюджетных проблемах штата в последующие дни появится на первой полосе.

Она еще раз просмотрела первую статью, помечая знаком вопроса те положения, которые, по ее мнению, корреспондент мог бы сформулировать яснее. Никто не спрашивал ее, хочет ли она кофе, никто не интересовался, как она провела выходные. Единственным человеком в редакции, который изо всех сил старался быть с ней любезным, была женщина, занявшая место Питера Горрика.

Она только взялась за вторую статью, как ее телефон зазвонил.

– Алло?

– Сэнди?

Сэнди мгновенно выпрямилась.

– Джулия?

– Да.

– У тебя все нормально?

Долгое молчание.

– Я могу с тобой встретиться?

– Конечно. У тебя действительно все нормально?

– Да.

– Куда мне подъехать за тобой?

– К школе, – ответила Джулия и повесила трубку. Она откладывала этот звонок, откладывала даже мысли о нем, сколько могла. Но больше она не видела иного выхода. Она вышла на улицу дожидаться Сэнди.


Крыло старенькой «Хонды» цвета морской волны дребезжало, пока они отъезжали от школы и добирались до проселка. Джулия поставила ноги на брошенный на пол школьный рюкзак, подняв обтянутые леггинсами колени до груди. Она смотрела на мелькавшие за окном сосны и снежные сугробы. Стекла были плотно закрыты, и она слышала, как Сэнди дышит, сглатывает комок в горле, ждет. Джулия облизала потрескавшиеся губы.

Сэнди вела машину медленно, растягивая время, что они были вместе, пытаясь превозмочь молчание Джулии, но опасаясь, что, если надавить, Джулия снова замкнется в себе. Проехали еще четыре мили.

– Что-нибудь случилось? – наконец спросила она.

Джулия скрестила ноги. Она смахнула с оконного стекла каплю грязи и вытерла палец о сиденье.

– Ты можешь поговорить за меня с отцом?

– О чем?

– Меня собираются оставлять на второй год. У меня неуспеваемость по четырем предметам. Но миссис Мерфи нашла эту школу, Академию Брандстона. Она находится всего в сорока милях отсюда. Они сказали, что возьмут меня на весенний семестр. Это школа для таких, как я.

– Для таких, как ты?

Голос Джулии стал тихим и язвительным.

– Для детей, которым нужно особое внимание. Ну знаешь, для трудных детей.

– Понятно, – Сэнди на мгновение растерялась. – А ты трудный ребенок?

Джулия пожала плечами.

– Они мне выделят какую-то денежную помощь.

– А твой отец не хочет, чтобы ты ехала?

– Он мне не дает никакого ответа. Он встречался с миссис Мерфи и ей тоже ничего не сказал. Дело в том, что занятия начинаются на следующей неделе.

– А ты хочешь поехать?

– Да, – просто ответила Джулия.

Сэнди свернула на дорогу в сторону Кендл-хилла.

– Джулия, – тихо начала она, – твой отец и я…

Глаза Джулии сузились.

– Ну, скажем просто, что он не слишком ценит мое мнение.

Джулия повернулась к ней, положив ногу на сиденье.

– Но ты по крайней мере попытаешься?

Сэнди въехала на пустую подъездную дорожку. Джулия никогда раньше ни о чем ее не просила, и даже сейчас она ни о чем не умоляла, а лишь прикидывала шансы.

– Попытаюсь, – сказала Сэнди, – но на многое я бы не рассчитывала.

Джулия кивнула и вышла из машины, не сказав спасибо.


Сэнди смотрела, как Джулия вошла в дом и закрыла за собой дверь. Она медленно выехала с подъездной дорожки задним ходом и спустилась с Кендл-хилла. На дороге попадались обледеневшие участки и какое-то время она осторожно вела машину, не думая ни о чем другом.

В городе она очутилась за квартал от дома на Сикамор-стрит, и хотя тщательно избегала его целый год, на этот раз свернула и медленно проехала мимо. Перед домом не стояло машин. На окнах гостиной висели кричащие ярко-желтые шторы. На стеклах окон верхнего этажа были наклеены самодельные снежинки.

Когда-то во время Теда (она никак не могла думать об этом по-другому, не могла подобрать этому подходящее название) она все время тайком проезжала мимо этого дома по дороге на работу, по дороге домой, иногда даже специально ради этого ездила среди дня, хотя и стыдилась этого непреодолимого влечения. Тогда ей казалось, что дом словно раздался в высоту и ширину, вырос наглядным укором, и она тщетно пыталась догадаться, что творится внутри. Возможно, ей просто нужно было напоминать себе о его существовании.

Она проехалась вокруг квартала и отправилась в центр, оставила машину за магазином стройматериалов на Мейн-стрит. Заперев дверцу, она прошла пешком два квартала до бара, где впервые встретила Теда в одиночестве. Ее глаза не сразу привыкли к полутемному помещению, наполненному дымом от сигарет. Она села у стойки, заказала водку со льдом и, получив ее, немедленно сделала большой глоток. Она больше не думала об отъезде из Хардисона, больше не покупала кассет с курсами иностранных языков и газет, выходивших за его пределами, больше не придумывала в четыре часа утра объяснения своему бездействию. Она теперь смотрела на город с чувством собственнической ностальгии, которую другие приберегают для мест, которые оставляют, и бывали минуты, когда это чувство действовало на нее почти успокаивающе. Как бы то ни было, она знала, что это ее дом. Она быстро допила водку и заказала еще одну порцию, алкоголь уже ударил ей в голову, одновременно обостряя и затуманивая сознание. Она взяла бокал, направилась к телефонной кабинке в конце бара и, прежде чем набрать номер офиса Теда, отпила еще глоток.

– Подождите, – сказала секретарша, – он как раз собирался уходить.

Сэнди ждала, накручивая на палец телефонный провод.

Она отбросила его, как только услышала его голос.

– Да?

– Тед, это Сэнди.

Он не произнес ни слова. Музыкальный автомат выдал старую песню, не то «Четыре вершины», не то «Соблазны», она не разобрала.

– Я по поводу Джулии.

– Что по поводу Джулии?

– Ты можешь встретиться со мной? – Она окунула палец в бокал и облизала его. – Пожалуйста.

– Что по поводу Джулии? – повторил он.

– Я не хочу говорить об этом по телефону, – ответила она и объяснила, где находится.

Она пила третью порцию, когда он приехал.

Он сел рядом с ней. Здороваясь, они оба смогли только кивнуть друг другу.

– Я буду пить содовую, – сказал Тед бармену.

Когда ему подали заказ, Сэнди посмотрела на шипучий напиток.

– Не пьешь?

Он пожал плечами, не желая объяснять ей, что бросил давно, словно это было бы признанием прошлой ошибки.

– Прежде чем ты что-то скажешь, – резко начал он, – позволь сказать тебе, о чем бы ни шла речь, я приехал сюда по единственной причине – сообщить тебе, что не желаю, чтобы ты совала нос в мои семейные дела.

– Они и моя семья тоже, – тихо произнесла она. Она ощущала, как спиртное – для нее непривычно большая порция – разливается внутри. – Они – это все, что мне осталось от нее.

Он ничего не сказал.

Она выпрямилась.

– Послушай, мне это нравится не больше чем тебе.

– Давай к делу, Сэнди.

– Как я понимаю, у Джулии неприятности.

– В этом возрасте у всех неприятности.

– Дай же мне сказать, черт побери, а? Дай мне сказать. Джулия попала в беду, Тед. Давай, по крайней мере, честно признаем это.

Он ничего не ответил, только вертел соломинку в бокале.

Она глянула на его лицо сбоку, на склоненную голову. Она вдруг вспомнила отстраненное выражение его лица, когда он, кончая, мощными толчками сотрясал ее тело, глубоко внутри нее что-то дрогнуло.

– Почему ты не хочешь, чтобы она поехала в этот Бранстон? – резко спросила она.

– Я никогда не говорил, что не хочу, чтобы она ехала.