Кип тихо прошептал:

— Он хочет сказать, что я был бы в поле. А он еще не вылез бы из халата и тапочек.

Они обменялись многозначительными улыбками.

— Поэтому, — продолжал дядя, не заметив этого — хорошо, что ты приехала, когда работы не так много.

Ей хотелось спросить, почему он никогда не помогает маленькому мальчику справиться с его обязанностями, но промолчала, глядя, как тетка достает из духовки противень с булочками. Аромат корицы поплыл по кухне.

— Нанна всегда пекла такие, — сказала Алекс, разламывая булочку и намазывая ее маслом. — Помнишь, Кип?

— Да. — Он допил молоко. — Когда я слышу этот запах, то вспоминаю Рождество у Нанны.

— Ты когда-то нарисовал, как она печет пироги. Эта картинка до сих пор у меня, — сказала Алекс. — Мне бы хотелось, чтобы ты сегодня еще что-нибудь для меня нарисовал.

Кип нагнул голову, но не смог скрыть боли в глазах.

— У него нет времени на подобную чепуху, — быстро сказала тетя Бернис. — Мы люди простые. Нам ни к чему пыжиться и притворяться чем-то большим, чем на самом деле.

Алекс с удивлением уставилась на тетку:

— Как вы можете так говорить? Кип — художник.

— Не забивай ему голову ерундой. Он не художник. И здесь ему никто не собирается создавать особых условий. Мы люди простые. И не позволим ему воображать себя чем-то особенным. — Ее взгляд уперся в мальчика. — Раз уж ты не идешь сегодня в школу, можешь заняться остальными своими обязанностями по дому.

— Да, тетя. — Кип встал, достал из шкафа свою куртку и выбежал из дома.

Когда Алекс сделала движение, собираясь последовать за ним, тетка сказала:

— Минуточку, молодая леди. Мы с дядей хотим с тобой поговорить.

Алекс снова села, переводя взгляд с одного на другую.

— Не знаю, зачем ты сюда приехала, девочка, — начал дядя Винс. Он отпил кофе. Тон его был небрежен, словно он говорил о погоде. — Мы с твоей тетей уже сообщили нашему адвокату о твоем визите, на тот случай, если у тебя имеются хитроумные мысли похитить брата.

Похитить Кипа? Она не могла скрыть изумления.

— Я приехала в гости, — ответила Алекс. Ее лежащие на коленях руки были так крепко стиснуты в кулаки, что ногти впились в ладони. — Я скучаю по брату. Он — вся семья, которая у меня осталась. Я приехала не для того, чтобы причинить вам неприятности.

— Вот и хорошо. Запомни это на будущее. Если ты и правда захочешь причинить неприятности, то увидишь, что разворошила осиное гнездо. Помнишь ту бумагу, которую подписала в мотеле? Это был документ, передающий все права на опекунство.

— Это ложь. Я никогда бы не подписала такого. Я прочла. Этот документ объявлял вас исполнителем завещания Нанны.

— Но не вторая страница, — самодовольно произнес Винс. Увидев выражение ее лица, он прибавил с притворным сожалением: — О, разве я сказал тебе, что это два экземпляра одного и того же документа? Извини. Я ошибся. — Алекс увидела, как глаза дяди недобро сверкнули. — Эти документы с твоими подлинными подписями у моего адвоката в надежном месте.

Он резко отодвинул стул. Глаза Бернис горели неприкрытой злобой. Она тоже встала, и оба, не прибавив ни слова, вышли из комнаты, оставив Алекс одну.

Если она ожидала перемирия, то напрасно. Слова и поступки дяди и тети совершенно ясно дали понять, что они враги.


По пути в аэропорт Кип молчал, хотя и сидел, тесно прижавшись к сестре. Она обняла его рукой за плечи, словно защищая, и прижала к себе.

— Я не знала, как тяжело будет уезжать, — прошептала она.

— Может, ты смогла бы остаться еще на несколько дней?

Она покачала головой:

— У меня работа. Кроме того, тебе надо обратно в школу. У тебя там много друзей?

— Двое. Например, Пол. У него шесть сестер. Он единственный мальчик, поэтому они с отцом многое делают вместе. Его родители очень добры ко мне.

Алекс задрожала. Ее маленький брат так нуждался в любви, в семейном тепле. Она закрыла глаза и еще крепче прижала к себе мальчика. На переднем сиденье Винс и Бернис больше не пытались притворяться вежливыми.

— Приехали. — Это были первые слова, которое дядя и тетя сказали Алекс после того разговора за завтраком, и впервые после ее приезда голос Винса звучал почти весело.

Алекс и Кип вышли из машины и медленно пошли к зданию аэропорта. Чем ближе они подходили, тем медленнее шли.

— Я люблю тебя, Кип. — Алекс прикоснулась рукой к его волосам, с нежностью ощутив их шелковистую мягкость.

— Я тоже люблю тебя, Алекс.

— Помни. Что бы ни случилось, я буду писать тебе каждую неделю и звонить каждое воскресенье.

Он кивнул, сдерживая слезы:

— Ты когда-нибудь еще приедешь? Или теперь будешь только писать?

— Не говори глупостей. — Она прикусила губу, чтобы та не дрожала. — Но как бы долго мы ни были врозь, знай, что я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, Алекс, — повторил он.

— И ты не должен верить тому, что говорят тетя Бернис и дядя Винс. Ты — особенный. И когда-нибудь, когда мы снова будем вместе, я это тебе докажу. Ты мне веришь?

Мальчик неуверенно кивнул.

Объявили посадку на рейс. Прижав к себе Кипа, она крепко поцеловала его. Винс и Бернис стояли рядом, скрестив руки на груди и наблюдая злыми глазами, как она отпустила его и подняла свою сумку.

Стена, подумала Алекс. Глухая стена, построенная из их ненависти, которую они намереваются использовать, чтобы разлучить их с братом. Но почему?

Винс самодовольно улыбнулся:

— До свидания, девочка.

Она в последний раз взглянула на Кипа и быстро отвернулась.

Когда самолет взлетал с полосы, Алекс выглянула в окно. Сквозь слезы она смотрела на идущую по шоссе машину и гадала, не машина ли это дяди Винса.

Когда она думала о ферме, окруженной обширными полями пшеницы, то должна была бы чувствовать облегчение, что Кип в безопасности. Это должно было быть надежным местом, чтобы растить испуганного мальчика, который потерял так много любящих его людей за свою недолгую жизнь. Но она улетала с чувством отчаяния. Было что-то зловещее в том, как Винс и Бернис стремились удержать Кипа любой ценой. Зачем? Они совершенно неспособны дать ему то, что было важнее всего. В их доме не было ни тепла, ни любви. А без этого такой чувствительный мальчик, как Кип, увянет и умрет. Сколько еще он сможет выдержать?

Она снова поклялась себе, еще горячее, чем всегда: в тот день, когда ей исполнится двадцать один год, она вернется и заявит права на брата. Ничто не разлучит их снова. А пока она свяжется с адвокатом дяди и сообщит ему, что ей известно о документах, которые ее заставили обманом подписать, и что она намерена потребовать обратно опекунство над Кипом.

Глава 24

В Нью-Йорке Алекс закружил вихрь интервью, публичных выступлений и примерок костюмов. С той минуты, как она сошла с трапа самолета, ее окружил ореол известности. Бадди подливал масла в огонь, в газетах появлялось много репортажей об Алекс, газеты рекламировали альбом и зарубежное турне.

Но он не предвидел осложнений.

Молодая певица из оркестра Дуэйна Секорда публично заявила, что ждет ребенка. А затем взорвала бомбу: они хотели пожениться до того, как между ними встала Алекс. Теперь, утверждала она, Дуэйн не хочет знать ни ее, ни ребенка из-за одержимого увлечения Алекс.

Фотографии Алекс появились на первой странице всех газет и журналов, и эту сплетню повторили все программы новостей радио и телевидения и во всех ток-шоу. Весь мир читал об Александре Кордей, которая со своей группой «Шорохи» считалась самой яркой восходящей звездой.

— О, Бадди. Почему это должно было случиться именно сейчас?

Бадди похлопал ее по руке.

— Такова жизнь, сладкие губки. Всегда делает зигзаг, когда мы меньше всего этого ждем. — Он помог ей выйти из лимузина и провел в телестудию, где она должна была записывать очередное интервью.

— Ты знаешь, о чем они захотят говорить. Как мне увести разговор от Дуэйна?

— Ты не сможешь. Я уже тебе говорил. Просто скажи правду. Скажи, что ничего не знала об отношениях между этой певицей и Дуэйном, и переходи к другим темам. Говори об альбоме, о европейском турне, о песнях, над которыми работаешь для выпуска второго альбома.

Они вошли в зеленую комнату, где Алекс начала ходить взад и вперед.

— Но я чувствую себя так, словно подвожу тебя и ребят.

Он положил ей руки на плечи, остановил, повернул к себе лицом.

— Ты не можешь нас подвести, сладкие губки. Ты не сделала ничего плохого. Тебе нечего скрывать. Ты это знаешь, и я это знаю. Но тебе необходимо убедить себя, что тебе наплевать на то, что думает весь остальной мир, раз ты знаешь, что права.

Он видел, что Алекс обдумывает его слова.

— Ты прав, Бадди. Именно это я и сделаю. Мне придется нарастить более толстую кожу.

— Умница. — Приподняв ее подбородок, он прошептал: — А теперь покажи мне улыбку на тысячу ватт.

Вошел помощник режиссера и позвал Алекс гримироваться.

— Спасибо, Бадди. — Она прикоснулась губами к его щеке. — Мне необходимо была эта небольшая прочистка мозгов. — И с привычной улыбкой на лице зашагала прочь.

Оставшись один, Бадди выбрал самое удобное кресло в комнате. Вынул из кармана сигару, щелкнул зажигалкой. Откинулся назад и рассмеялся.

Когда Дуэйн пришел к нему с этой маленькой проблемой, Бадди взялся ее уладить. Но то, что началось как простая ссора на один вечер между знаменитым певцом и членом его оркестра, выросло, как снежный ком, обрастая злыми словами и превращаясь в жажду мести. Когда певица во время гневной тирады выпалила имя Алекс, антенны Бадди тут же его уловили.

— Какое отношение имеет Алекс к вашим отношениям с Дуэйном? — спросил ее Бадди.