– И что произошло? – спросила я, широко открыв глаза.

– А как ты думаешь?

Я не была уверена, можно ли ей верить, но я помнила, как глазел на меня Брюс, раздевая взглядом, и как я ежилась от его прикосновений.

Она высоко вскинула голову, отвела плечи и с высокомерным видом произнесла:

– Я была со многими мужчинами и постарше. Я даже спала с одним из моих педагогов в школе.

– Жизель!

– Да? И насколько это хуже того, что ты делаешь… спишь со своим наполовину братом? – отчеканила она.

– Нет, мы не спим вместе. Мы женаты. Но в этом смысле мы не муж и жена. Мы оба так решили.

– Зачем? – гримасничая, спросила она. – Зачем же тогда жениться?

– Поль всегда любил меня, и, прежде чем мы обо всем узнали, я тоже очень привязалась к нему. Он любит Перл как свою собственную дочь. Теперь у нас особые отношения, – закончила я.

– Особые, очень хорошо. Тоска! Тогда, я полагаю, ты имеешь любовника, какого-нибудь потрясающего высокого смуглого болотного кейджуна, который тайком проникает по ночам в твою комнату?

– Нет, конечно же, нет.

– Конечно, нет, конечно же, не ты, Добропорядочная Мисс. – Она откинулась, свесив руки с подлокотников кресла. – Я написала Бо и рассказала ему о твоей свадьбе и какой богатой ты стала, – сказала она.

– Зачем ты это сделала?

– Ну, ты ведь сбежала. Тебе надо было сделать аборт и остаться в Новом Орлеане. Даже при всем том, что ты имеешь, все равно ты живешь в болоте.

– Болота прекрасны. Природа не может быть безобразной, – ответила я.

Воцарилось молчание.

– А о дяде Жане я тебе говорила? – внезапно спросила она.

– О дяде Жане? Нет. А что с ним?

– Ты ничего не знаешь?

– В чем дело, Жизель?

– Он покончил с собой, – ответила она беспечно. – Что? – Я задохнулась и почувствовала, как кровь отхлынула от лица, а ноги приросли к полу.

– Он однажды украл нож, которым они режут пластилин в комнате отдыха, и перерезал себе вены. Истек кровью, прежде чем обнаружили, что он натворил. Дафни устроила из этого большой спектакль, угрожала подать в суд на лечебницу. Насколько мне известно, они сумели договориться. У нее этого не отнимешь. Уж если на чем-то можно сделать деньги, она своего не упустит.

– Дядя Жан… покончил с собой? Когда?

– Несколько месяцев назад, – сказала она, передернув плечами.

Я сидела, окаменев. В последний раз я видела его, когда мы приезжали с Бо, чтобы сообщить о смерти папы.

– Почему же никто мне не написал? Почему ты не написала?

– Дафни сказала, что ты порвала все отношения с семьей, когда сбежала, – ответила она. – И ты знаешь, как я ненавижу писать письма, особенно сообщать плохие новости. Если только это не чужие плохие новости, – добавила она, хохотнув.

– Бедный дядя Жан. Мне не следовало говорить ему, что папа умер. Пусть бы он думал, что папа просто не приезжает к нему.

– Может, это твоя вина, – подхватила Жизель, наслаждаясь моим несчастьем. Затем опять передернула плечами и отхлебнула из бокала. – А может, тебя следует поздравить. В конце концов, теперь ему лучше.

– Как ты можешь говорить такие ужасные вещи? Никому не лучше быть мертвым, и даже дяде Жану, – закричала я прерывающимся голосом.

– Единственное, что я твердо знаю, что для меня было бы лучше умереть, чем вечно жить в этом тухлом заведении, – провозгласила она.

Глаза мои наполнились слезами, когда я подумала об одиноком и заброшенном дяде Жане.

– А кто это у нас? – услышали мы, обернулись и увидели, как Поль выходит из дома.

– Неужто это мой богатенький братец и зятек? – съязвила Жизель.

Поль замер на месте и перевел взгляд на меня.

– Что случилось, Руби? – быстро спросил он.

– Я только что узнала, что мой дядя Жан покончил с собой в лечебнице.

– О, мне очень жаль.

– А меня поцелуют при встрече? – спросила Жизель.

– Конечно. – Он наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, но она так быстро повернула лицо, что он коснулся ее губ и в удивлении сделал шаг назад.

Жизель рассмеялась.

– Когда это произошло? – спросил Поль.

– Забудь об этом. Я не хочу копаться в плохих новостях, – сказала Жизель и пожала плечами. – Руби только что мне объяснила, как целомудренно устроен ваш брак, – поддразнила она. Ее наглая улыбка заставила нас с Полем почувствовать себя виноватыми.

– Жизель, прекрати.

– О, не будь такой чувствительной. Кроме того, какая мне разница, что вы двое делаете? – Она посмотрела в сторону полей. – Не попадались тебе два состоятельных креола, которые бродят вокруг твоих нефтяных скважин?

– Кто?

– Приятели Жизель, – сухо сказала я.

– О нет.

– Может, они провалились в болото, – произнесла она и засмеялась. Затем встала и взяла Поля под руку. – Почему бы тебе не показать мне свое поместье и нефтяные разработки? – проговорила она.

– Конечно.

– Ты остаешься ужинать, Жизель? – спросила я.

– Пока не знаю. Если мне будет скучно, я уеду. Если нет, останусь, – сказала она, подмигивая. – Ну, пошли, мистер Нефтяной Барон.

Поль беспомощно взглянул на меня.

– Знаешь, Жизель, я думаю, прогулка по болотам доставит тебе большое удовольствие. Ты сразу получишь обо всем наилучшее представление, правда, Руби?

– Что? А, да, – ответила я без всякого выражения. Мысли мои были все еще заняты дядей Жаном.

– Только не я. Я не собираюсь ни в какие болота. Где эти идиоты? – спросила она, оглядываясь по сторонам. Мы увидели их около бассейна. – Дарби, Генри, – закричала она, – идите сюда.

Они бросились бегом, будто она держала их на длинном невидимом поводке. Когда парни подошли, она представила их Полю, и они заговорили о добыче нефти. Поль объяснял, как бурят скважины и обустраивают колодцы. Жизель моментально заскучала.

– Здесь что, совсем некуда пойти… ну, знаешь, потанцевать и все такое?

– Здесь есть неподалеку местечко, где играет великолепный оркестр зудеко, – сказал Поль. – Мы с Руби часто ходим послушать.

– Не думаю, что это для нас, – отмахнулась Жизель. – Как насчет чистого ресторана?

– У нас замечательная повариха. Мы будем рады, если вы останетесь на ужин, – проговорил Поль.

– Я не возражаю, – заявил Генри.

– И я тоже, – вслед за ним согласился Дарби.

– А я возражаю. Я хочу вернуться в Новый Орлеан и пойти в ночные клубы, – сказала Жизель. – Здесь слишком тихо, и я не могу избавиться от кислого запаха в носу.

– Кислого запаха? – Поль посмотрел на меня, но я лишь пожала плечами.

– Болотная вонь, – изрекла Жизель.

– Я ничего не чувствую, – сказал Дарби.

– Ты бы не заметил, даже если бы к тебе в постель залез скунс, – отчеканила она.

Генри рассмеялся.

– О нет, он заметил бы. Он уже с несколькими спал. Жизель засмеялась, выпустила руку Поля и взяла Генри под ручку.

– В машину, Джеймс. Я нанесла визит сестре, и мы посмотрели ее богатство. Не беспокойся, – заявила она. – Я все преувеличу, когда буду описывать это Дафни.

– Мне все равно, что ты ей скажешь, Жизель. Она для меня больше ничего не значит, – ответила я.

Разочарованная, Жизель повела своих приятелей назад к дому, мы с Полем шли следом. У двери в патио Жизель внезапно повернулась ко мне.

– Я бы хотела увидеть… как ее зовут… Перл, пока не уехала.

– Можем взглянуть на нее. Она спит, – сказала я и повела ее наверх по лестнице в детскую. Миссис Флемминг дремала в шезлонге у колыбельки. Глаза ее распахнулись от удивления, когда она увидела наши одинаковые лица.

– Моя сестра-близнец, Жизель, – прошептала я. – Жизель, миссис Флемминг.

– Здравствуйте, дорогая, – сказала миссис Флемминг, поднимаясь. – Боже мой, вы просто зеркальное отражение друг друга. Уверена, вас часто путают.

– Не так часто, как вы думаете, – резко ответила Жизель.

Миссис Флемминг слегка кивнула и направилась в ванную комнату. Жизель подошла вплотную к колыбельке и взглянула на Перл, которая спала, согнув руку под подбородком.

– У нее нос и рот Бо, – изрекла она. – И волосы Бо, несомненно. Знаешь, я подумываю о том, чтобы провести остаток лета в Европе. Я увижу Бо и проведу с ним какое-то время. Теперь я смогу описать ему его ребенка, – сказала она, ядовито посмеиваясь.

Ее широкая самодовольная улыбка разорвала мне сердце. Я подавила свою печаль и отвернулась, чтобы не видеть, как она шествует из комнаты. На мгновение я задержалась, пристально глядя на Перл и думая о Бо, сердце мое стучало, как бубен, и каждый удар эхом отзывался в моих мыслях.

Когда Жизель и два ее приятеля наконец уселись в машину и тронулись в путь, над бухтой, казалось, пронесся прохладный ветер облегчения. Какое-то время я еще слышала ее пронзительный смех, а потом они исчезли за поворотом.

И тогда я взлетела вверх по лестнице к себе в комнату, бросилась на кровать и залилась безудержными слезами. Я была так потрясена известием о трагической смерти дяди Жана и напоминанием о Бо, что не могла остановиться, слезы струились у меня по щекам, и подушка стала совсем мокрой. Поль тихонько постучал в дверь и поспешил ко мне, увидев, что я плачу. Я почувствовала его руку на своем плече.

– Руби, – мягко сказал он, я повернулась и бросилась к нему в объятия.

С того дня, как мы поженились, мы боялись дотронуться друг до друга, полагая, что любой поцелуй, объятие, простое сплетение рук недопустимы между нами – братом и сестрой, но, когда мы давали друг другу обещания, мы забыли, что в нормальной совместной жизни избежать этого невозможно.

Мне нужно было чувствовать его руки вокруг себя, ощущать его близость, я хотела, чтобы он обнимал меня и гладил своей ласковой рукой мои волосы, целовал лоб и щеки, осушая слезы и шепча слова утешения. Я еще сильнее зарыдала, дрожа всем телом, пока он гладил меня по голове и тихонько баюкал у себя на груди.