В выходные дни мы давали грандиозные ужины для партнеров Поля по нефтяному бизнесу и их жен. Наш дом и усадьба производили на всех огромное впечатление, особенно на выходцев из Батон Руж, Хьюстона или Далласа. Я знала, что они не ожидали увидеть ничего подобного в кейджунской бухте. Поль без устали расхваливал на все лады меня, мои таланты и успехи.

Прошел почти месяц после моей попытки встретиться с Дафни в Новом Орлеане, прежде чем я нашла в себе силы написать ей письмо. Поль спрашивал меня об этом время от времени, и я отвечала: «Скоро. Я собираюсь с мыслями». Он знал, что я просто тяну время, но не настаивал. Наконец наступил день, когда я села в патио с ручкой и бумагой и начала писать.


Дорогая Дафни,

мы не переписываемся и не разговариваем друг с другом уже почти год. Я знаю, что тебя мало интересует, что со мной происходит и где я сейчас, но ради памяти моего отца я решила написать это письмо.

После того ужасного случая в отвратительной клинике, куда ты отправила меня на аборт, я убежала и вернулась к своим корням, в бухту. Несколько месяцев я жила в старой хибаре моей бабушки, стараясь выжить так, как она меня этому научила. Я родила красивую дочку, которую назвала Перл, и несколько месяцев боролась за наше существование.

Я поняла, что главная моя обязанность – обеспечить благополучие дочери, и, помня это, вышла замуж за Поля Тейта. Вряд ли ты это поймешь, но у нас необычная совместная жизнь. Мы скорее партнеры, стремящиеся сделать друг друга счастливыми и обеспечить спокойное будущее Перл, чем муж и жена. Поль получил наследство и сделал себе состояние на нефти. У нас прекрасный дом, который называется «Кипарисовая роща».

Я ничего у тебя не прошу, уж, во всяком случае, не твоего прощения, не воспринимай и ты это письмо как мое прощение тебе за то, что ты пыталась сделать со мной в прошлом. На самом деле я испытываю к тебе больше жалости, чем гнева, и по-прежнему надеюсь, что мне будет передано то, что мой отец мне оставил. Моя любовь к нему не уменьшилась ни на йоту. Я безумно скучаю по нему.

Пожалуйста, проследи, чтобы у адвоката, распоряжающегося моим имуществом, был мой адрес.

Руби.


Я не получила ответа, но это и неудивительно. По крайней мере, я объявилась, и она не могла заявить, что я исчезла и порвала всяческую связь с именем отца. Я никогда не воспринимала ее как мать или члена семьи. Она была для меня чужим человеком, когда я жила в доме Дюма, а уж теперь-то и подавно.

Жанна заезжала чаще, чем Тоби, навестить нас и поиграть с Перл. После моего замужества она охотно приняла меня в свои объятия как сестру и временами поверяла мне свои маленькие тайны больше, чем родной сестре Тоби, и уж, конечно, больше, чем своей матери. Однажды мы сидели в патио и потягивали прохладный лимонад, наблюдая, как миссис Флемминг гуляет с Перл по саду.

Жанна приехала в Кипарисовую рощу, чтобы поговорить о своем друге Джеймсе Пайтоте, молодом адвокате. Это был высокий, темноволосый красивый мужчина, чья вежливость и обаяние слегка напоминали мне папу.

– Думаю, скоро у нас будет помолвка, – сообщила Жанна. По тому, как она это сказала, я поняла, что узнала об этом первой.

– Думаешь?

– Даже мысль об этом приводит меня в ужас! – воскликнула она. Я расхохоталась. – Это не смешно, Руби. Я лежу ночи напролет без сна и совсем себя извела. Что окончательно заставило тебя решиться выйти замуж за Поля? – спросила она.

«Если бы она знала правду, то не вела бы себя так по-родственному», – испугалась я.

– Понимаешь, я не знаю, что такое любовь на самом деле. Я влюблялась во стольких парней и, ты помнишь, одно время встречалась с Дэни Морганом.

– Помню.

– Но он стал таким… идиотом. Джеймс – другой. Джеймс, он…

– Какой? Расскажи мне, – попросила я.

– Заботливый и внимательный, любящий и мягкий. Знаешь, мы еще не делали этого, – добавила она краснея. – Конечно, он хотел, и я – тоже, но я просто не смогла до свадьбы. Я сказала ему, и он понял. Он не рассердился.

– Потому что ему действительно не безразличны ты и то, что делает тебя счастливой, – заключила я. – Это и есть любовь или, по крайней мере, ее суть. Другие вещи, конечно, тоже важны, но совершенно не обязательно, чтобы раздавался звон колоколов каждый раз, когда вы целуетесь. Мне кажется, что зависимость друг от друга – это и есть та почва, из которой вырастает долгая настоящая любовь, Жанна.

– Ну конечно, у вас с Полем был свой звон колоколов. Ведь вы так давно влюблены. Я помню, как он не мог дождаться конца ужина, чтобы сесть в свою моторку и поехать повидать тебя, хоть всего на десять минут. Это было как… как восход солнца, когда лучи падают тебе на лицо.

– Мои чувства к Джеймсу не такие сильные, – призналась она, – поэтому я боюсь, что совершу ужасную ошибку, если скажу «да».

– Некоторые люди любят слишком сильно, – сказала я тихо.

– Как Адам любил Еву, – ответила она кивая. – Он съел запретный плод вслед за Евой, чтобы не потерять ее. Это мне однажды рассказал отец Раш.

– Да, значит, как Адам, – сказала я улыбаясь.

– Эта романтическая история стала для меня символом любви. Я хочу, чтобы мой брак был романтичным, таким же романтичным, как твой, – произнесла она. – А твой ведь именно такой, правда, Руби?

Я пристально посмотрела на нее. Что это? Ее молодость мешает ей увидеть правду в моих глазах или моя скрытность? Я мягко улыбнулась.

– Да, Жанна, но это не происходит вдруг, в одночасье, а, судя по тому, как ты говоришь о Джеймсе и что ты мне о нем рассказала, вас ждет большое счастье.

– О! Я так рада, что ты это сказала! – воскликнула она. – Я очень ценю твое мнение, даже больше маминого и уж, конечно, Тоби.

– Я думаю, что тебе все же нужно сначала поговорить с мамой, – сказала я. – Мне бы не хотелось убеждать тебя что-то сделать. Ты должна сама себя убедить.

В голове у меня мелькнула мысль о том, как будет ненавидеть меня Глэдис Тейт за то, что я даю интимные советы ее дочери.

– Не беспокойся, глупенькая, – проговорила она. – Просто я хочу быть абсолютно уверена, что поступаю правильно. Было время, когда и ты не чувствовала себя уверенно, ведь так?

– Да, – призналась я.

– Ты никогда не говоришь о своей жизни в Новом Орлеане. У тебя там было много ребят, когда ты училась в частной школе?

– Нет, не много, – ответила я и быстро отвернулась. От нее не ускользнуло, как я отвела взгляд.

– Но один-то был?

– Да нет, собственно, никого не было, – произнесла я, поворачиваясь к ней с улыбкой. – Ты ведь знаешь, какие бывают богатые креольские парни. Надают обещаний, просто чтобы затащить тебя в постель, а затем бросаются за новыми победами.

– А ты? – быстро спросила она.

– Что я?

– Ты ложилась с ними в постель?

– Жанна!

– Извини. Я думала, что могу спросить. Я думала, что мы теперь как сестры, даже ближе, чем ты и твоя сестра-близнец.

– Это было бы совсем несложно, – рассмеялась я. Несколько мгновений я смотрела на нее не отрываясь. – Нет, – сказала я. – Не ложилась. – Я знала, скажи я правду, и слезы брызнули бы у меня из глаз, а весь этот чудесный мир, который мы с Полем создали, покатится в тартарары.

Она взглянула на меня с облегчением.

– Значит, я права, что хочу подождать, пока мы не поженимся?

– Если есть ощущение правоты, значит, это правильно, – сказала я ей.

Похоже, она удовлетворилась моим ответом. Я боялась давать кому-либо советы, когда это касалось романов и брака. Кто я такая, чтобы советовать?

На следующий день Жанна приехала, чтобы объявить о своей помолвке с Джеймсом Пайтотом. Они назначили дату. Как только Поль услышал об этом, он заявил, что, если она захочет, свадьба будет в Кипарисовой роще. Она посмотрела на меня с видом заговорщицы и вскрикнула от восторга.

– Руби поможет мне спланировать свадьбу, да, Руби?

– Конечно, – ответила я.

– О Поль, – сказала она, – ты не просто женился на женщине, которую всегда любил, и подарил нам прекрасную племянницу. Ты дал мне замечательную новую сестру.

Мы обнялись и поцеловались, и я надеялась, что не ошиблась, и Жанну ждет удачный и счастливый брак. В любом случае нам предстояло подготовить и пережить это грандиозное семейное событие. Казалось, Поль был прав: наша жизнь полна радостного возбуждения и скуке нет места в этом доме.

В этот вечер Поль постучал в смежную дверь и вошел в мою спальню, когда я сидела перед зеркалом за туалетным столиком и расчесывала волосы. Я уже была в ночной рубашке, а он – в голубой шелковой пижаме, которую я подарила ему на день рождения.

– Я только что разговаривал с отцом по телефону. Он говорит, что дом превратился в командный пункт. Они уже составили длинный список гостей и начали первые приготовления. Он клянется, что все это напоминает сражение.

Я рассмеялась.

– Жаль, что у нас не было грандиозной свадьбы, – сказал он. – Ты заслуживаешь, чтобы с тобой обращались, как с кейджунской принцессой.

– Со мной так и обращаются, Поль.

– Да, но… – Его взгляд был прикован к моим глазам в зеркале. – Каково тебе все это время? Я имею в виду… ты действительно счастлива, Руби?

– Да, Поль. Счастлива.

Он кивнул, и лицо его осветилось мягкой улыбкой.

– Как бы там ни было, спасибо, что ты сразу приняла моих сестер как родных. Они обожают тебя, а мама… мама кое-чему научилась и не только принимает неизбежное. Я знаю, что теперь она уважает тебя.

Меня удивили его слова. Неужели он так слеп, что не видит, каким холодным и хмурым становится взгляд его матери каждый раз, как она обращает на меня свой взор, или он так твердо решил быть счастливым, что игнорирует это и живет иллюзиями?

– Надеюсь, что это так, Поль, – проговорила я, но без особой уверенности.