Мартов съежился, повернулся и пошел прочь от дома. Дорога сюда ему заказана. Надо же, Светка оказалась роковой женщиной для Степана. Ее зеленые глаза способны лишить разума. Закрывая глаза на свою роль в случившемся, Георгий обвинил во всем Борзову. Но не почувствовал при этом облегчения. Ему стало обидно, что в его сердце нет и сотой доли такого страстного обожествления Светланы. Какого черта он помешал Доценко завоевать ее? Может, у них что-то и получилось бы. Она имела бы рядом с собой человека, готового целовать ей ноги. От него, Георгия, она подобного не дождется никогда. Хотя бы потому, что, уступая зову природы, он просто обязан иметь свою женщину. Никакой романтики, никаких чувств. Изначально у его амурчика крылья подрезаны и стрелы кончились. Впервые за время претворения в жизнь своего далеко идущего плана Мартов почувствовал к себе отвращение. Захотелось вернуться к Борзовой, взять ее за руку и привести сюда. Она говорила, что ей будет не хватать Доценко, так пусть полюбуется, во что он превратился. Сможет ли она переступить через такое? Еще несколько шагов, и Георгий немного успокоился. Поздно устраивать психологические проверки. Ни Света, ни Степан этого не поймут. Дорога плата за настоящее чувство. Сейчас Мартову уже не казалось, что Доценко счастливее его. Если потрясение слишком глубоко, его разум может больше никогда не просветлеть. Георгий еще раз сказал себе, что ни одно существо в юбке не выбьет его из колеи никогда, никогда.

Мартов не заметил, как прошел мимо автобусной остановки. Возвращаться не стал, поэтому медленно пошел дальше. Обычно от Степана он доходил домой минут за пятнадцать. На этот раз путь занял у него в два раза больше времени.

У порога его встретили мама и Олег Викторович. Хмурое лицо Георгия слишком явно бросалось в глаза.

– Привет, сынок, – принимая из его рук куртку и шарф, сказала мама. – Что без настроения?

– Есть причина, – стараясь поскорее юркнуть в ванную, ответил Георгий.

– Обед скоро будет готов, – не обращая внимания на его настроение, пробасил отчим.

– Мой руки и заходи. Есть-то ты будешь? – по пути на кухню спросила мама.

– Буду, только после вас, – Георгий вымыл руки и зашел в свою комнату. Поспешно закрыл за собой дверь – укоризненный взгляд матери действовал ему на нервы. Он негромко включил музыку. Любимые «Битлы» всегда расслабляли его, но не сейчас. Лежа на диване, он старался подпевать знакомым словам. Стук в дверь прервал его занятие. Виновато улыбаясь, в комнату заглянула мама. Она присела на краешке рядом и взъерошила его густые волосы.

– Что с тобой? Ты ведь, кажется, должен был неплохо провести время и пребывать в лучшем расположении духа? – Георгий прикрыл глаза. Не в его правилах было выплескивать свои проблемы на других. Поэтому, отбросив эмоции, связанные со Степаном, он подбирал слова, чтобы сообщить о предстоящей женитьбе. Мама продолжала: – Тебе пора бы познакомить меня со своей девушкой. Как ее зовут?

– Светлана. Познакомлю скоро. На следующей неделе мы с ней подаем заявление.

Нина Петровна встала, подождала, пока Георгий открыл глаза и посмотрел на нее.

– Ты говоришь о таких серьезных вещах между прочим. Спасибо, что снизошел, сынок.

– Соблюдаю семейные традиции. Твой гениальный Олег Викторович оказался в нашем доме без предварительного представления. Конечно, я был далеко отсюда, но существует масса способов поставить человека в известность, при желании, разумеется. Письма, телеграммы, телефонные звонки. Разве ты забыла об их существовании? Вы все решили без меня, думая, что так будет лучше. Для кого, позволь тебя спросить? Чужой человек в доме, какое счастье! В отличие от тебя я не собираюсь приводить жену сюда и стеснять вас присутствием еще одного человека. Наша двухкомнатная квартира слишком тесна для двух семей. Я создам вам идеальные условия для гармоничного времяпрепровождения, переехав жить к ней.

– Жора, откуда у тебя такой тон, такие мысли?

– Мама, оставь эти извечные игры в интеллигентность и тонкость натуры. Я сыт подобным притворством. У меня нет настроения сейчас что-то обсуждать.

Нина Петровна собралась выйти из комнаты. Было видно, что она хочет еще что-то сказать, но под тяжелым взглядом сына не решается. Георгий не мог дождаться, пока за нею закроется дверь. Наконец, оставшись один, он уткнулся лицом в подушку и принялся изо всей силы колотить кулаками по постели. Ему, конечно, надо было рассказать ей и о Доценко, и о Светке с бабой Любой. Вместо этого он опять подчеркнул существование пропасти, которая все больше разделяет их. Никак не мог он свыкнуться с появлением «распрекрасного» Олега Викторовича. Отсюда все его выходки, желание сделать матери больно. Так он по-своему мстил за предательство по отношению к отцу. Со временем память стирала все неприятные моменты, связанные с ним. Георгий хотел помнить только хорошее. Вырисовывался этакий образ идеального отца, что на самом деле не совсем соответствовало истине.


Иван Львович Мартов был вспыльчивым, вечно недовольным человеком. Благодаря мягкому характеру жены их брак не распался еще в самом начале. Воспитанная в традициях «муж всегда прав», она терпела, воспринимая все, как должное. За годы, прожитые вместе, она досконально изучила переменчивый характер супруга. Никакие доводы не брались во внимание, если Мартов был не в настроении. Его гнев мог вспыхнуть совершенно неожиданно и обрушиться на жену, пугая прячущегося под кроватью Жорку. Это был непредсказуемый человек, не терпящий ничьего мнения, кроме собственного. Его не останавливали испуганные глаза сынишки, слезы Нины. Иногда на него снисходило хорошее расположение духа, тогда он мог быть остроумным, веселым, всепрощающим. Будто два человека прятались за одной маской. Но смены настроения были слишком часты. Его разрушительный гнев мог обрушиться и на Жорку, и на жену. Соседи по коммуналке называли его за глаза Магомаевым, когда, не задумываясь о своей громогласности, Иван во всю глотку высказывал недовольство. В такие минуты Жорке всегда казалось, что время остановилось. Закрывать уши руками было бесполезно, к тому же он не хотел выглядеть в глазах отца трусом, пригибающимся от страха. А тот каждый раз настолько входил в раж, что после отказывался от многих сказанных обидных слов. После очередного скандала Жорка каждый раз собирался помужски поговорить с отцом. Нельзя же, в самом деле, давать себе волю и настолько распускаться. Иногда в глазах матери так и читалось: «Да останови хоть ты его!» Однако время шло, а подходящий момент никак не находился. Все налаживалось, и вспоминать об очередной встряске нервов было даже неудобно. Это как наказать ребенка за одну провинность дважды. Так они и жили, то окруженные светом, то погруженные в непроглядную мглу. Погода в их доме целиком и полностью зависела от настроения хозяина. Будто и не за что его упрекать: семьянин, отличный работник, не бездельник, боготворит сына. Но в Иване Львовиче словно жили два человека. Один – спокойный, рассудительный, добродушный, другой – жестокий, попирающий все приличия, безоглядный. Нина Петровна научилась не обижаться на супруга за его несдержанность. Глядя на то, какие мужья сплошь и рядом вокруг, скверный характер Ивана она давно не считала недостатком. Конечно, как любой женщине, ей хотелось больше нежности и внимания, но она давно привыкла подавлять свои желания. Она уговорила себя, что живет не хуже других, и все внимание сосредоточила на сыне. Его успехи доставляли ей ни с чем не сравнимую радость. Это была ее отдушина. И отец, и она возлагали на Георгия большие надежды. Уже в его имени они заложили свои сокровенные мечты. Оба вкладывали в ребенка все, на что были способны. Нина Петровна делала это всегда, Иван Львович – когда был в настроении. В другое время с вопросами и просьбами к нему лучше было не соваться.

Смерть Ивана Мартова принесла в их дом траурную тишину, потом мелькание чужих людей в квартире и, в конце концов, непривычный покой. Никого не ждали к ужину, никто не пел в ванной купаясь, не выходил на лестницу курить и не приносил в дом ненавистный Жорке запах табака. Никто больше не играл на гитаре, сиротливо украшавшей старенький ковер. Их крохотная однокомнатная квартира в коммуналке казалась просторнее, лишившись жильца. Стало больше места, но меньше света. Георгий был уже достаточно взрослым, чтобы понимать, что потеря невосполнима. Мальчик сказал себе, что теперь он в доме за мужчину. Он должен присматривать за мамой, поддерживать ее. Осталось немного потерпеть, пока он окончит школу и пойдет работать. Так решится материальный вопрос, а пока нужно привыкнуть к переменам и не давать повода для лишних переживаний. Он очень по-взрослому рассуждал. Видя, как держится мама, он тоже не делал себе поблажек.

Нина Петровна ходила тихая, молчаливая, но не убивалась по безвременно ушедшему супругу до беспамятства. Одна соседка додумалась утешить ее тем, что, мол, теперь на нее никто не будет повышать голоса, что уже это делает ситуацию менее драматичной. Мартова только молча покрутила пальцем у виска и с тех пор перестала замечать эту женщину. Кощунственным казалось желание увидеть что-то светлое в смерти близкого человека. Она держала чувства в себе, не позволяя любопытным взглядам и пустым словам касаться принадлежащего только ей и сыну. К тому же, она не могла себе позволить распускаться, была сильной, потому что рядом был Жорка. Его карие глаза напряженно следили за малейшим изменением ее настроения.

Нина Петровна старалась не задумываться о том, какие перемены ожидают их. Безусловно, станет труднее, придется потуже затягивать пояса. Следующий год был выпускным для Жорика, плюс трудности переходного возраста, когда найти общий язык было очень сложно. Желание выглядеть не хуже других было понятно, но в сложившейся обстановке все менее выполнимо. Сын будто бы и не просил ничего, но ей, матери, можно было ничего не говорить. Время шло, шок от неожиданной утраты сменился монотонностью будней. Потребности росли, и каждый день Нина Петровна начинала с того, что просчитывала предстоящие расходы. Выводы делались неутешительные – денег и раньше лишних не было, теперь их просто катастрофически не хватало. Еще молодая женщина, она была вынуждена отказывать себе во многих необходимых мелочах. Она убедила себя, что это временные трудности. Брала работу на дом. Чертила, чертила бесконечные проекты, чьи-то дипломные работы, курсовые. Свою профессию архитектора она любила, но во всем есть мера. Порой чертежная доска с кульманом вызывала у нее раздражение и так не хотелось брать в руки отточенные карандаши, но это ничего. Главное, дать Жорику возможность выучиться, прилично выглядеть. Он не должен чувствовать, что ради него она в чем-то ущемляет себя. Замечая это, он приходил в ярость. Мог даже повысить на нее голос, обвинял в том, что она выставляет его бесчувственным чурбаном. Кричал, что может есть хлеб и воду, только бы она имела возможность отдохнуть и не задаваться постоянно вопросом, где взять деньги. Это был пик его любви к ней. Он просил ее немного потерпеть, пока сам начнет зарабатывать. Он ни на секунду не сомневался в том, что будет получать приличные деньги. Он всегда отличался усидчивостью и трудолюбием, смекалкой и отличной памятью. Родители сумели внушить ему, что умная голова никогда не помешает в жизни. Претворяя их теорию в жизнь, мальчик окончил школу с двумя четверками. Похвальные грамоты по многим предметам доставили Нине Петровне большое удовольствие. Отец часто говорил, что красота плюс разработанные мозги – оружие, против которого не устоит тот, на кого оно направлено. Вообще Иван Львович любил подчеркнуть красоту сына, ведь что ни говори, а Георгий был его копией. Только с еще более отточенными чертами, более усовершенствованный, что ли, более идеальный. Внешне похожий на него, характер он взял у матери. Лишь иногда прорывался откуда-то изнутри неистовый нрав отца. Нина Петровна наблюдала за тем, как взрослел ее мальчик, а его карие глаза внимательно следили за нею, она даже чувствовала, что он способен прочесть ее мысли.