– Вы имели на то причину. – Голос Коула звучал глухо.

Мэтью кивнул:

– Да, причина была. – Он колебался. – Сейчас я приехал домой в отпуск; наверное, и вы тоже?

– Что-то вроде того, – ответил Коул. Кристин вздохнула, но ничего не сказала. Коул не смотрел в ее сторону. Он улыбнулся Мэтью и потянулся к ее руке. Он знал, что Кристин разыгрывает из себя любящую жену перед братом, и гадал, как далеко она зайдет. Она позволила ему взять свою руку, обнять.

– Нам надо поладить, пока мы оба здесь, – проговорил Мэтью. Он протянул руку Коулу, и тот пожал ее. – Вам это подходит, мятежник?

– Вполне подходит, янки. Мэтью вдруг залился краской.

– Мне, пожалуй, лучше уйти, оставить вас вдвоем. – Он быстро встал.

Кристин тоже вскочила.

– Подожди! Я с тобой!

Мэтью подозрительно взглянул на нее.

– Но…

– Дорогая… – жалобно протянул Коул.

– Что, милый? – с невыразимой нежностью отозвалась Кристин. Казалось, сладкий сироп капал с ее уст. – Я не хочу беспокоить тебя сегодня. Тебе нужно отдыхать.

Поцеловав его в лоб, она выбежала из комнаты.

Мэтью улыбнулся.

– Скверная штука война, верно?

– Чертовски скверная, – согласился Коул.

– Она упрямая, – сказал Мэтью.

– Пожалуй, тут я согласен с тобой, янки. Мэтью засмеялся и вышел, закрыв за собой дверь.


Прошло три дня. Коул уже чувствовал себя почти здоровым и как никогда одиноким. Кристин ухитрялась избегать его, ссылаясь на то, что ему нужен покой. А ночи проводила в своей спальне. Но на третью ночь Коул проснулся, услышав, как Кристин вошла к нему.

Она стояла, прислонившись спиной к двери, и прислушивалась, не спит ли он.

Коул тихо поднялся и подошел к ней, закрыл ладонью ее рот и притянул к себе. Она попыталась крикнуть и высвободиться из его объятий.

– Тише! – остановил он ее.

Она укусила его руку, и он тихо выругался.

– Пусти меня! – сдавленным шепотом произнесла она.

– Ни за что на свете, миссис Слейтер!

– Бушхокер!

Коул усмехнулся.

– Не забывай, ты моя жена, Кристин.

– Если попытаешься взять меня силой – закричу, и Мэтью убьет тебя.

– Если я захочу приласкать тебя, кто же назовет это насилием? – возразил Коул.

– Пусти…

Но Коул и не думал отпускать ее. Он прижался к ее губам, держа так крепко, что она не могла пошевелиться. Затем поймал кисти тонких рук и сцепил их за ее спиной, прижимаясь нагим телом к ней все крепче. На Кристин была легкая ночная рубашка, не скрывающая от Коула все соблазнительные изгибы ее тела.

Наконец он оторвался от ее губ, и она смогла вздохнуть. Он стал целовать ее грудь через тонкую ткань.

– Я закричу! – прошептала она.

– Кричи, – ответил Коул, поднял ее и понес в постель, лихорадочно нащупывая за стежку ее рубашки. Когда усилия его увенчались успехом, он принялся целовать ее всю, и его поцелуи оставляли жаркий след на ее коже. Она умоляла его остановиться, а потом обвила руками его шею и притянула его голову к себе, покрывая поцелуями. Она вновь и вновь целовала его, говорила, что он негодяй, и вздрагивала от наслаждения, когда он лас кал ее бедра. Его ласки становились все более интимными, все более требовательными.

– Ну же, кричи, – шептал он ей. – Кричи, если ты чувствуешь, что должна…

Она вскрикнула, когда он овладел ею, но его рот заглушил ее крик.

Сколько раз она мечтала вновь оказаться в его объятиях!.. Он ласкал ее, и она ощущала сладостное волнение, ожидание, облегчение. Затем он вдруг отодвинулся от нее, и ей стало холодно и одиноко. Но он вновь стал целовать ее лоб, щеки, грудь, бедра… Он осторожно перевернул ее, и его жаркие губы проложили огненную дорожку на ее спине. И снова она лежала на спине, и его отливающие серебристым блеском глаза оказывались над ее глазами, и она стонала от удовольствия, когда их тела сливались…

Проснувшись среди ночи, Кристин начала яростно корить себя за то, что изменила своим принципам. Ведь Коул участвовал в налетах Куонтрилла! Она чуть не плакала от ярости, от злости на него и на себя.

Остаток ночи она провела, повернувшись к нему спиной, и он не пытался дотронуться до нее. Утром Кристин ушла в свою спальню. За обедом она была вежлива, хотя ей хотелось кричать. Ее раздражало то, что ее брат и Коул беседуют о скоте, о делах на ранчо так, словно они старые друзья. Шеннон в разговорах с Мэтью не переставала восхищаться Коулом, он для нее был герой несмотря ни на что.

Но он же бушхокер! – хотелось крикнуть Кристин, но она не могла сделать это. Мэтью убил бы Коула, если б узнал.

Вечером, когда все расходились отдыхать, Мэтью поднялся наверх вместе с ними, и Кристин ничего другого не оставалось, как последовать за Коулом в родительскую спальню. Едва дверь закрылась, Кристин обернулась к Коулу. Он стоял так близко, что она могла чувствовать его теплое дыхание.

– Я ненавижу тебя, – проговорила она. Он долго молчал. Ей хотелось убежать, но она сдержалась.

– Сомневаюсь, Кристин, – произнес он, наконец. – Но если тебе так угодно думать…

Он снял с себя одежду и бросил там, где стоял. Потом лег в постель. Кристин осталась стоять неподвижно у двери. Он загасил лампу, а она все продолжала стоять. Потом, наконец, разделась и, оставшись в рубашке, робко прилегла на краешек кровати. Она знала, что Коул не спит, но он не сделал попытки дотронуться до нее. Так она лежала долго, пока сон не сморил ее.

Проснувшись, Кристин обнаружила, что ее рубашка соскользнула, открывая плечи и грудь, а Коул не отрываясь, смотрит на нее. Он подвинулся к ней медленно, очень медленно. При желании она могла бы убежать, но она лежала не двигаясь. Каждая клеточка ее тела была полна ожидания, желание наполняло всю ее, и, когда он накрыл ее своим те лом, она задрожала от восторга.

Она не знала, что сказать ему, как начать разговор. Быстро поднявшись с постели, она оделась, зная, что он не сводит с нее глаз.

– Где ты был? – наконец спросила она.

– В Ричмонде.

– Не с…

– Ты знаешь, что я не был с Куонтриллом. Ты видела мою форму.

Кристин пожала плечами.

– Некоторые из них тоже носят форму конфедератов.

– Я не был с Куонтриллом.

Кристин колебалась. Она стояла, теребя пуговицы. Коул встал и подошел к ней сзади.

– Ты долго у нас пробудешь?

– Еще неделю.

– Так же, как Мэтью, – пробормотала она.

– Так же, как Мэтью.

– И куда ты направишься теперь?

– В часть, где служит Малакай.

Она стояла в замешательстве. «Ты лжешь!» – хотелось ей крикнуть. Слезы навертывались на глаза. Она не знала, верить ему или нет.

Он повернул ее лицом к себе.

– Я специальный атташе генерала Ли, Кристин. Официально я в кавалерии. Я майор, но единственный человек, перед которым я в ответе, – это сам великий старик Ли. И по возвращении я постараюсь ему как можно точнее рассказать, что происходит там, где я был.

Кристин вскинула голову.

– И что же ты расскажешь ему?

– Правду.

– Правду?

– Да. Правду, как я ее вижу.

Какой-то миг они смотрели друг на друга.

Враждебность застыла в глазах Кристин.

– Мне очень жаль, Коул, – проговорила она. – Я не могу тебя простить.

– Черт возьми, Кристин, я никогда и не просил тебя об этом! – сказал он и отвернулся. Он хочет, чтобы я ушла, подумала Кристин. Закусив губу, она покинула комнату.

Весь день она избегала встреч с Коулом. За обедом была как никогда молчалива. Мэтью, обеспокоенный, спросил, не заболела ли она. Кристин ответила, что просто устала. Она рано пошла наверх в спальню.

Кристин разделась и легла в постель. Она лежала без сна и ждала. Когда Коул лег рядом с ней, она придвинулась к нему. В ту ночь, показалось ему, она была более страстной, чем всегда. Отдавалась ему с нежностью и отчаянием.

Так проходили день за днем, ночь за ночью, пока не настало время отъезда.

Коул и Мэтью стояли перед домом, готовые вскочить на лошадей, два человека, которых Кристин любила: один – одетый в серую, другой – в синюю форму. Оба красивые, молодые, оба уносили с собой частицу ее души.

Кристин молчала. Шеннон плакала и обнимала то одного, то другого. Кристин поцеловала и обняла брата, затем ей нужно было попрощаться с Коулом. Она вдруг подумала обо всех, кто погиб в эти дни и кто погибнет потом. Кристин не хотела отпускать Коула. Она не могла объяснить ему, не могла сказать, что ненавидит и любит его одновременно.

Она обняла его и страстно поцеловала. И они стояли так, задыхаясь от волнения, глядя друг на друга. Потом он вскочил на лошадь.

Шеннон и Кристин стояли и смотрели, как мужчины пожали друг другу руки. Один из них поехал на запад, другой – на восток. Коул – в Канзас, Мэтью – в Миссури.

Шеннон была готова заплакать.

– Они снова покинули нас, – вздохнула Кристин и прижалась к сестре. – Пойдем. Надо прополоть огород. Сейчас жарко, и работа будет не из легких. Мы и думать о них забудем.

– Мы будем о них думать, – возразила Шеннон. Глаза ее блестели от слез.

И это Шеннон, подумала Кристин, всегда такая непримиримая, категоричная. Она знала, если Шеннон даст волю слезам, то проплачет целый день.

– Ладно, пойдем работать.

Едва они принялись за прополку, как услышали приближающийся цокот копыт. Кристин обернулась в смутной надежде, что это возвращается Коул или ее брат. Шеннон ей что-то крикнула.

Неужели Зик? – мелькнуло в голове Кристин.

Но это был не он. Они увидели отряд юнионистов. Впереди скакал капитан в такой же форме, как у Мэтью. Перед домом они остановились, но не спешились.

– Кристин Слейтер! – позвал капитан.

Он, наверное, ровесник Мэтью, подумала Кристин.

– Да? – ответила она, подходя к нему.

Он неловко сглотнул.

– Вы арестованы.

– Что? – переспросила она, скорее удивленная, чем испуганная.

Его кадык смешно подпрыгивал.