Понимаю, что она абсолютно права. С того самого дня, как я встретила другого Беннетта на треке и он сказал мне, что все это время пытался вернуться сюда, я делала как раз наоборот: медленно исчезала.

Эмма перестает ковыряться в ковре и смотрит на меня.

— Послушай, Анна, ты моя лучшая подруга, и мне так много в тебе нравится. Я обожаю, когда ты заставляешь меня смеяться, обожаю, что ты любишь музыку и книги, и что ты хочешь путешествовать по миру, и то, что ты посвящаешь себя бегу…но знаешь, что мне нравится в тебе больше всего? Знаешь, что больше всего я люблю в тебе с того самого момента, как мы стали лучшими подругами?

Внимательно смотрю на нее и жду продолжения.

— То, что ты самый сильный человек из всех, кого я знаю. Ты независима и тебя не волнует, кто и что думает о тебе, ты доверяешь своим инстинктам, и…ты умеешь бороться. Я всегда завидовала этому твоему качеству. Если бы Джастин уехал из города и оставил меня здесь, я бы сейчас, наверное, ревела как ненормальная. Но… - Ее слова повисают в воздухе, словно она не решается их произнести. Но что? Она ожидала от меня большего? Она не думала, что я окажусь такой слабой?

— И где же твоя борьба? — Наконец произносит она, потом протягивает свою руку и берет мою. — Послушай, я понимаю, что прошла всего лишь неделя, просто… — Она подносит мою руку к своим губам и целует ее.

— Я очень хочу, чтобы моя подруга вернулась.

Я гляжу на нее, и мне вдруг очень хочется все ей рассказать. Хочу вернуться к ней и к своей такой обычной жизни – к маме и папе, к бегу и книгам о путешествиях – не знаю, смогу ли я бороться, когда все эти секреты так давят на меня.

Эмма пока не уходит, так мы и сидим, ждем, когда истекут требуемые пятнадцать минут.

— Мне пора идти. Нужно встречать почетных гостей. — Эмма встает и разглаживает свое платье. Потом, взглянув в мое зеркало, поправляет прическу и проводит подушечками пальцев по глазам.

— Прости меня, Эмма.

Она поворачивает ручку двери, посылает мне воздушный поцелуй и выходит, закрыв за собой дверь.

Я не слышу того, что происходит за дверью, но могу представить, как Эмма спускается вниз и полушепотом говорит о чем-то с Джастином и моими родителями. Подхожу к окну и выглядываю – Джастин с Эммой уже идут к машине. Но прежде чем открыть дверцу машины, Джастин смотрит наверх, видит меня и печально машет рукой. Потом садится в машину, и они уезжают.

Спустя несколько минут мама и папа тоже кричат мне «до свидания!» и «уверена, что все будет в порядке?», после чего уходят. Смотрю на тротуар и нахожу место, где Беннетт впервые поцеловал меня, хотя я этого и не помню. Смотрю на деревья по другую сторону дороги, куда скатилась его машина и встала, потому что мы не совсем верно рассчитали время возвращения. И где бы он ни находился, у него всегда все было под контролем. Если бы он мог вернуться, то обязательно сделал бы это.

И вдруг меня озаряет. Он мог бы быть здесь. Беннетт ошибался, в письме все было написано правильно. Он не возвращается. Он застрял, наперекор своим желаниям и моим. До тех пор, пока я не приму другое решение. Вот только я совершенно не представляю, что должна делать.

Отхожу от окна и подхожу к карте. Стою возле нее и внимательно изучаю с минуту, потом подхожу к ней ближе и начинаю изучать невидимые линии между восемью маленькими кнопками, водя пальцем вверх и вниз и соединяя эти точки между собой. Потом останавливаюсь. Возвращаю свой палец на точку с надписью «Эванстон» и обвожу небольшой кружок вокруг четырех кнопок, с которых когда-то начала: Спрингфилд, Миннесота, Мичиган, Индиана. Потом перевожу палец на Сан-Франциско и делаю круг уже побольше, вокруг Ко Тао, Вернаццы, над Висконсином и снова возвращаюсь в Сан-Франциско.

Должно быть что-то еще. Я уверена, должно быть что-то еще.

Достаю коробку с кнопками и вытаскиваю одну. Гляжу на нее. Потом на карту. И устанавливаю ее на точке «Париж». Вытаскиваю еще одну. Изучаю карту. И втыкаю ее в Мадрид. Опять отхожу от карты, наслаждаясь полученным видом, и снова лезу в пыльную коробку за очередной кнопкой. Втыкаю ее в Сидней. После этого беру коробку и переворачиваю ее, чувствую как маленькие острия вонзаются в мою ладонь.

Устанавливаю кнопку. Токио.

Тибет.

Окленд.

Дублин.

Коста-Рика.

Сан-Пауло.

Прага.

Лос-Анжелес.

Продолжаю и продолжаю вытаскивать кнопки и втыкать их в бумагу до тех пор, пока карта не оказывается покрыта ими в различных местах, которых я никогда не видела, а коробка окончательно не пустеет, как и я.

Глава 35

Июнь

Всю прошлую неделю я грустила. А вот на этой только злюсь. Злюсь на Беннетта из-за того, что не рассказал мне о письме раньше. Злюсь на своих друзей за то, что ведут себя так, словно его здесь никогда и не было. Но больше всего злюсь на себя за то, что не боролась и восприняла все происходящее, как что-то абсолютно нормальное.

Непроизвольно сжимаю руки в кулаки, когда сеньор Арготта объявляет:

— ¡Practiquemos la conversación! (с исп. - Практикуем разговорную речь!) — И идет по рядам, раздавая карточки и выбирая партнеров. Указывает на меня. Потом на Алекса. Закатываю глаза и поворачиваюсь к своему партнеру.

— ¡Hola! (с исп. – Привет!) — говорит Алекс с улыбкой. — Где ты пропадала в субботу? Нам тебя не хватало. — Странно, что он ждал аж до четверга, чтобы задать мне этот вопрос.

Я в ответ пожимаю плечами.

— Готовлюсь к финалу штата.

— В субботу вечером?

— Нет, Алекс. Каждое утро. Я бегаю каждое утро. Даже по воскресеньям. — Произношу последнее слово, и уже сама смущаюсь от своего тона, но извиняться не собираюсь. Вместо этого продолжаю говорить с ним, как и раньше, словно мне стало легче от его смущения.

— Ну и что там у нас в карточке для диалога?

Алекс что-то бормочет себе под нос, поднимает карточку со стола и читает ее.

— О! А это интересно! — И дальше зачитывает текст карточки вслух:

— Партнер номер один: вы проходите собеседование на должность официанта/официантки в одном из лучших ресторанов Мадрида. Партнер номер два: вы – владелец этого ресторана.

Оглядываюсь в поисках чего-то, по чему можно незаметно ударить.

— Не так уж и плохо, да? — Алекс решает не смотреть на меня, замечая, что я вцепилась в края парты. — Кем ты хочешь быть – официантом или владельцем?

— Ни тем, ни другим. — Я отодвигаю стул и бегу к двери, оставляя рюкзак на полу, а учебники на столе. Оставляю Алекса и его глупую карточку для диалога. Оставляю сеньора Арготту, окликающего меня сначала настойчиво, а потом расстроено. Я не останавливаюсь. Не оборачиваюсь. Я бегу по Пончику, мимо шкафчиков, и в буквальном смысле наталкиваюсь на Даниэль.

Она отлетает к шкафчикам и ее деревянный пропуск в туалет падает на пол.

— Что за…!

Вытираю глаза и помогаю ей встать.

— Даниэль, прости, пожалуйста.

Она начинает что-то говорить, но, заметив, что я плачу, спрашивает:

— Анна, с тобой все в порядке?

— Мне нужно уйти, — отвечаю я.

— Анна! — зовет она меня, но я уже ухожу, убегаю через двойные двери, в единственное место, в котором я чувствую себя лучше.

◄►◄►◄►

Он здесь.

Конечно, не так, как мне бы этого хотелось. Но только здесь я могу его увидеть – в детских фотографиях, стоящих на каминной полке, в глазах его бабушки, которая сейчас делает мне чай и не задает вопросов, почему в 11:20 утра в будний день я сижу у нее на кухне, а не на уроках в школе.

Мы с Мэгги делаем по глотку из чашек. Стараемся придумать, что сказать, но, видимо, ни ей, ни мне на ум ничего не приходит. У нее накопилась масса вопросов, у меня есть масса ответов, но она не задает мне ни одного, потому что знает – я не смогу ответить. Так мы и сидим, в полном молчании, изредка прерываемом стуком чашек о блюдца.

Наконец, Мэгги решается нарушить молчание.

— На прошлой неделе я начала убираться в его комнате. Подумываю убрать его вещи на чердак до тех пор, пока… — Она замолкает, я в ответ слегка ей улыбаюсь – мне нравится ее мысль, что он вернется.

— Ты… — начинает она, и внимательно изучает выражение моего лица, словно пытаясь понять, стоит ли ей продолжать. — …не хочешь взять что-то из его вещей? Пока он не вернется?

Я киваю. И так как сказать нам больше нечего, мы поднимаемся и вместе с кружками идем наверх, а потом вдоль по коридору, мимо детских фотографий матери Беннетта, фотографий молодой Мэгги, в его комнату, уставленную мебелью из красного дерева.

— Пойду, сделаю тебе еще чая, — произносит Мэгги, забирает мою, еще почти полную чашку и выходит, закрыв за собой дверь и оставив меня одну в комнате.

Под окном возле стены стоят составленные одна на другую коробки, а в остальном комната совсем не изменилась. Я открываю дверцы шкафа и заглядываю внутрь. Вот его форма, а рядом с ней еще куча одежды, которую я на нем никогда не видела. Тут же на крючке висит его шерстяное пальто, и хотя снаружи уже около 30 градусов, я надеваю его, натягиваю воротник и вдыхаю его запах.

Закрываю шкаф и подхожу к столу. На нем ничего нет – ни ручки, ни фотографии. Сажусь на деревянный стул и открываю верхний ящик. Вот где все лежит! Вытаскиваю вещи одну за другой и раскладываю на столе. Его студенческий билет. Одну из моих красных кнопок. Не подписанную открытку с Ко Тао. Подписанную с Вернаццы. Сточенный желтый карандаш. Карабин. Ключ.

Отодвигаю все и беру ключ, подхожу к шкафу. Делаю все очень быстро – по очереди вытаскиваю фотоальбомы и старые дневники и аккуратно складываю их в углу, пока не нахожу маленькую замочную скважину в дальнем углу. Поворачиваю ключ и открываю маленькую дверцу. Внутри лежат пачки перетянутых резинкой долларов, сотни и двадцатки.

На вершине одной из пачек лежит его записная книжка, вспоминаю, что именно в ней он записывал все расчеты, когда мы обсуждали план по спасению жизни Эммы. Вытаскиваю ее и листаю. Каждая страница этой книжки покрыта временными линиями и математическими уравнениями, таблицами с историческими событиями и наименованиями компаний, рядом с которыми стоят значки доллара. Наконец я натыкаюсь на страницу, которую он как-то показывал мне – расчет времени, в какое время мы должны оказаться на подъездной дорожке у моего дома, чтобы предотвратить поездку Эммы в Чикаго.