— С тобой все в порядке?

Дотрагиваюсь до его руки.

— Вообще-то, нет. Я хочу, чтобы ты поговорил со мной.

Мы проезжаем еще пару кварталов, он останавливается на небольшой парковке возле какого-то офисного здания и заглушает двигатель. Свет фар пропадает в темноте, мы молча сидим, глядя сквозь лобовое стекло в пустоту.

Наконец, Беннетт поворачивается ко мне лицом.

— Я действительно верю в то, что сказал тогда в Вернацце.

Голос у него низкий и уверенный, а взгляд печальный и какой-то отсутствующий.

Жду, что он скажет дальше, но он молчит, поэтому решаю сама заполнить возникшую тишину.

— Но теперь ты не думаешь, что сможешь остаться?

Он вздыхает.

— Я не знаю, Анна. Такая ситуация совершенно незнакома для меня. Раньше ничего подобного со мной не происходило. — И он смотрит мимо меня в темноту за окном.

— Что ты должен показать мне, Беннетт?

Он качает головой.

— Я все это время пытался понять, но единственная вещь, которая пришла мне в голову, это та, которую я не могу тебе показать.

— Почему?

— Потому… что она в моей комнате. В моей настоящей комнате, в Сан-Франциско. В 2012 году. Не думаю, что идея принести эту вещь сюда будет хорошей, но и идея взять тебя в будущее еще хуже.

— Но тогда на треке именно ты сказал мне об этом. Что я должна это увидеть, что бы это ни было. Думаю, ты должен мне это показать, Беннетт.

Он крепко сжимает губы.

— Давай я лучше просто тебе расскажу.

— Ты должен показать мне. Так ты сказал. — Тут я беру его за руку, лежащую на панели. — А еще я хочу увидеть твою комнату.

— Ни за что. — Он вырывает у меня руку и кладет ее на руль. Потом смотрит мне прямо в глаза.

— Я уже говорил тебе, Анна, что готов перенести тебя в любую точку мира, куда бы ты только ни захотела, но только не раньше и не позже сегодняшнего дня. Ты не можешь видеть собственное будущее.

— А я и не собираюсь. Я хочу увидеть твое настоящее. Я буду просто наблюдать, так же, как делаешь это ты.

— Я не должен переносить тебя в будущее.

— Кто это сказал?

— Я.

— А что если ты ошибаешься?

— А что если нет?

— Ты и про аварию говорил так же, а посмотри, в итоге же все хорошо получилось. Послушай, — говорю я, — ты должен мне это показать, кроме того, если ты все-таки уйдешь, если по какой-то причине действительно не сможешь…

Не могу дальше говорить, слова застревают в горле.

— Я просто должна знать, где ты будешь.

Он долго смотрит на меня. Совершенно не представляю, о чем он сейчас думает.

— Пожалуйста, — умоляю я его, — всего на несколько минут. Просто покажи мне то, что я должна увидеть и сразу же вернемся назад.

Он закрывает глаза, в машине стоит звенящая тишина, все, что я сейчас могу, только сидеть и смотреть на него. Проходят минуты, наконец, он достает ключи из замка зажигания и кладет их в карман джинсов. Я протягиваю ему свои руки.

Закрываю глаза и слышу, как он говорит:

— Только пять минут.

Глава 31

— Мы на месте.

Открываю глаза. В комнате темно, мы стоим посредине комнаты с искривленными стеклами вместо стен, из них открывается вид на город, вижу мерцающие на горизонте огни и темную береговую линию.

— Ух ты! И это твоя комната? — Очень не хочется отводить глаза от этого вида, но я все же оборачиваюсь, чтобы рассмотреть все остальное.

Эта комната выглядит более обитаемой, чем его комната в доме Мэгги, хотя и эта комната слишком уж чистая и лишена индивидуальности, но я замечаю картины в рамках на стене. Кровать аккуратно заправлена, а на огромном стеклянно-металлическом столе в углу я замечаю серебристо-черный экран и цифровые часы, которые показывают 11:06.

— Какое сейчас число?

— 27 мая 2012 года.

Итак, я в будущем, спустя 17 лет, в настоящей комнате Беннетта. Подхожу к столу, на нем стоит одинокая фотография в рамке, на которой запечатлен Беннетт, обнимающий Мэгги. Они улыбаются. Беннетт здесь выглядит моложе, это на пару секунд выбивает меня из колеи, но вот что действительно поражает меня, так это то, что Мэгги здесь выглядит совершено по-другому. Здесь она такая старая, хрупкая и худая, и совсем не похожа на Мэгги из 1995 года. Беннетт берет фотографию и кладет ее на стол изображением вниз, по его взгляду я догадываюсь, что вскоре после того, как была сделана эта фотография, она умерла.

Снова оглядываюсь вокруг. Вспоминаю свою комнату – все стены в ней увешаны номерами от участия в совервнованиях и фотографиями, все полки заставлены дисками и наградами – и понимаю, что в этой комнате очень мало…его. Вдруг замечаю большую стеклянную чашу на тумбочке рядом с кроватью, кажется, я знаю, что внутри нее. Это точно его, личное.

Присаживаюсь на краешек кровати и начинаю перебирать корешки от билетов. «U2» в Канзас-Сити, 1997 год. «Red Hot Chili Peppers», Лоллапалуза, 1996 год. «The Pixies» в Калифорнийском университете Дэвиса, 2004 год. «Lenny Kravitz» в Парамаунт в Нью-Йорке, 1998 год. «The Smashing Pumpkins» в Осаке, 1996 год. Ван Хален в Лос-Анджелесе, 1994 год. «The Ramones» в Голливуде, 1996 год. Эрик Клэптон, Кливленд, 2000 год. И еще куча корешков от билетов на концерты групп, о которых я даже и не слышала, наверное, они начали выступать уже после 1995 года. Сотни билетов.

Поднимаю глаза и вижу, что Беннетт что-то ищет в глубине самого большого ящика. Наконец, он достает оттуда деревянную коробку и поднимает крышку. Потом подходит ко мне, держа в руках листок бумаги.

— Что это? — спрашиваю я.

— Письмо.

Складываю билеты снова в чашу.

— Ты должен был показать мне письмо?

— Думаю, что да. — Он внимательно смотрит на меня и делает глубокий вдох, будто пытается набраться смелости.

— В прошлом году мы с друзьями катались в парке, и ко мне подошла женщина. — Он начинает сомневаться, но я продолжаю смотреть на него, ожидая продолжения, и вдруг его лицо расслабляется и появляется улыбка, которая так хорошо мне знакома. — Она была очень красива. С огромными карими глазами и кудрявыми волосами. Он спросила, можем ли мы поговорить наедине, а потом протянула мне это.

Беннетт разглаживает письмо и протягивает его мне.

— И что в нем?

— Тебе нужно самой прочитать.

— Я не хочу читать его. — Отвожу письмо в сторону и стараюсь не смотреть на слова. Я умоляла его перенести меня сюда и показать это письмо, и вот мы здесь, и я понимаю, что не хочу этого. Я хочу обратно в Эванстон. Хочу вернуться и делать вид, что ничего не произошло.

Беннетт снова дает мне письмо.

— Мне нужно, чтобы ты знала все.

Чувствую, как чуть-чуть кривится мое лицо.

— А я думала, что я и так уже все знаю. Беннетт?

— Не все. Пожалуйста.

Беру его и начинаю читать:

4 октября 2011 года

Дорогой Беннетт,

Очень переживаю, что сказала слишком много и нарушила все правила, которым ты когда-то меня учил. Надеюсь, что мне удалось достаточно осторожно подобрать слова. Однажды, мой визит и это письмо обретут для тебя смысл. А сейчас, просто поверь мне.

Последние семнадцать лет моя жизнь была хорошей и спокойной. Она не была дерзким приключением, как мне всегда хотелось, но я была счастлива. Но в то же время я никогда не забывала, что когда-то ты дал мне выбор между двумя дорогами и каким-то образом, против своей воли – и думаю, что и против твоей, - я оказалась не на той. На той, которую я не выбирала. Отдавая тебе это письмо, я совершаю, наверное, самый рискованный и пугающий поступок в своей жизни, просто мне очень нужно знать, куда бы привел тот путь, который я тогда выбрала.

Уже скоро мы с тобой встретимся. А потом расстанемся навсегда. Но думаю, что смогу все исправить – просто мне нужно принять другое решение. Скажи мне, чтобы я прожила жизнь для себя, а не для тебя. Скажи мне, чтобы я не ждала, когда ты вернешься – это, я думаю, изменит все.

С любовью,

Анна.

Я всегда писала свое имя с заглавной буквы «А», которая больше походит на строчную – закругленной, а не острой. Очевидно, что в 2011 году я все еще пишу так же.

— Это от…меня?

Беннетт кивает в ответ.

— То есть от будущей…меня? — Кому угодно эти слова показались бы безумными, но только не Беннетту Куперу, он лишь просто кивнул, словно это было что-то само собой разумеющееся.

— И как давно оно у тебя? — Спрашиваю я, постоянно напоминая себе, что нужно не забывать дышать.

Он указывает на дату.

— С октября прошлого года. — Ну хотя бы тут, когда он произносит эти слова, у его голоса извиняющийся тон.

— То есть ты прочитал его…еще до того, как попал в Эванстон.

— Много раз. — Наблюдаю за ним и вспоминаю тот первый день в столовой, когда я назвала ему свое имя, а он тут же побледнел. Он знал меня. Он встречал меня раньше. Пятью месяцами ранее. Шестнадцатью годами позже.

Он берет мои руки в свои, и правильно делает, потому что на ногах я уже держусь не уверено.

— Ты должна понять, Анна. Я отправился в Эванстон только, чтобы найти Брук. Честно. Я рассчитывал, что найду ее за несколько дней, и вернусь домой. В Уэйстлейке я оказался только потому, что пообещал родителям. Можешь себе представить, как я почувствовал себя тогда в столовой? Когда услышал твое имя, увидел твои волосы, твои глаза и понял, что это была ты? Ты была Анной. — И он указал на письмо. — Этой Анной. Человеком, которого я встретил пятью месяцами ранее в парке в 2011 году. И вот ты здесь, в столовой школы в 1995 году в городке, в котором мне совсем не хотелось находиться.

Тут его голос надломился.

— Сперва я всячески пытался тебя избегать. Наверное, мне все-таки стоило продолжать так делать. Все эти слова каждый день крутились у меня в голове, и я не знал, что мне делать. Я не хотел создавать тебе такую жизнь, — произносит он, глядя на письмо. — Я не хотел ранить тебя.