Его руки медленно двигаются по моей спине и снова останавливаются на плечах. Открываю глаза и вижу, Беннетт наклоняется ко мне ближе, берет прядь моих волос и накручивает ее на палец. Потом раскручивает ее, слегка дергает и отпускает, чувствую, как кудряшка возвращается на место.

— И как у твоих волос так получается?

— А что такое? Похожи на кучу маленьких пружинок? — Он так близко, что я чувствую его дыхание на своей шее, чуть кривлюсь от мысли, что мои волосы сейчас, должно быть пахнут скорее потом, чем шампунем с запахом ванили.

— В прошлом месяце, когда я сидел за тобой на испанском, мне все время хотелось это сделать. — Беннетт тянет еще одну прядь и весело смеется, когда она, как и предыдущая, возвращается на свое место.

— А ты? Как ты начала заниматься бегом?

Поворачиваю голову так, чтобы заглянуть в его лицо, он выпускает кудряшки из своей руки.

— Ну нет, так не честно.

— А что не так?

— Я думала, что моя очередь задавать вопросы. Ты же сам говорил. — Отклоняюсь назад, ложусь ему на грудь, а голову устраиваю у него на плече. Моя голова поднимается и опускает вместе с ритмом его дыхания, Беннетт нежно убирает волосы у меня со лба, я вздыхаю и еще ближе прижимаюсь к нему.

— Но ты – намного интереснее меня.

— А вот это не правда. — Чувствую, что он снова начинает играть моими волосами.

— Хорошо, — говорю я, — тогда будем задавать вопросы по очереди. Один – ты, один – я. Но спорю на десять баксов, что у тебя первого вопросы закончатся. — Протягиваю ему руку, и он пожимает ее.

— Договорились, — соглашается он.

— И я начинаю первой. — Мило улыбаюсь я ему. — По чему там, у себя дома, ты больше всего скучаешь?

Не задумываясь ни на секунду, он отвечает:

— По своему мобильному телефону.

— Да ладно, я серьезно. — Жду, что он рассмеется, но этого не происходит. — Что серьезно? Скучаешь по телефону?

— А ты думала, что я назову?

— Ну не знаю. Наверное, что по своей семье.

— Семьи со временем почти не изменились, здесь они такие же, как и в 2012 году. Но зато ты не знаешь, как выглядят мобильные в 21 веке.

— И что же в нем такого особенного?

— Много чего. Но рассказывать об этом я тебе не могу.

— Знаешь, это уже не смешно, — говорю я и слегка хихикаю. — Чего же в тебе тогда хорошего, если ты не можешь рассказать мне о будущем?

— Во мне есть много чего хорошего, — произносит Беннетт, и его пальцы оставляют в покое мои волосы, задерживаются на мгновение за ухом, скользят вниз к ключице. Закрываю глаза и пытаюсь выровнять дыхание, чтобы оно совпадало с его движениями. — И ко всему прочему, должны же оставаться во мне еще сюрпризы. Ты ведь любишь сюрпризы, не так ли?

— Не откажусь. Тем более, что ты явно полон ими. — Глубоко вдыхаю и пытаюсь сосредоточиться на вопросах. — Что ты там говорил – я никогда не увижу будущего? Никогда не увижу, где ты на самом деле живешь?

Беннетт тихонько издает звук, очень похожий на звук, который раздается в телевикторинах, когда участник нажимает на кнопку.

— Это уже следующий вопрос. Сейчас моя очередь.

— Так не честно…

— Эй! Но это же ты предложила сделку. Один – ты, один – я, — напоминает он. Сердито вздыхаю в ответ. — Где ты была, когда услышала, что Курт Кобейн совершил самоубийство?

— Хммм. Ух ты. — Мне понадобилось немного времени, но я все-таки смогла вспомнить тот день. — Так. Это было почти год назад. Мы с Эммой пошли после школы к ней домой, мы сидели в ее комнате и слушали радио, когда вдруг диджей сообщил, что Курт Кобейн застрелился. И тогда мы достали все диски Нирваны, которые только у нас были, и слушали их снова и снова.

Пальцы Беннетта задерживаются на моем плече на какое-то время, а потом скользят вниз по руке.

— Та неделя вообще была странной, — продолжаю я. — Люди плакали так, словно… знали его лично, что ли. Не очень это понимаю. Но в любом случае все было довольно печально.

Его большой палец скользит вниз и вверх по моей руке, я опускаю глаза и замечаю – я делаю то же самое с его рукой.

— А ты где был?

Чувствую, что он пожимает плечами.

— Это было в 1994 году, — произносит он, секунду недоумеваю, к чему это он. Но потом до меня доходит.

— Ну да. — Перестаю водить пальцем по его руке. — Ладно, это было глупо.

— Прости.

— Не могу поверить, что сразу не сообразила и впустую потратила свой вопрос.

Беннетт убирает мои волосы и целует сзади в шею.

— Вот что я тебе скажу: Ты можешь задать еще один, — шепчет он мне на ухо. Чуть вздрагиваю.

— Прекрати, из-за тебя я забываю все вопросы.

— Тогда ты проспорила десять баксов. – И он снова целует меня в шею, от чего я полностью сбиваюсь с хода своих мыслей. — Ты хотела знать, могу я ли взять тебя с собой в будущее.

— Мммм.

— Не могу. Хотя теоретически мог бы, наверное, но я никогда не делал этого прежде и совершенно не имею понятия, что может произойти, если все-таки так сделать.

— Почему? Ты боишься, что меня уже может не быть в 2012 году?

— Нет, об этом я не беспокоюсь. Просто обычно я могу путешествовать только во времени, которое уже прожил, а ты до этого момента еще не дожила. Я готов перенести тебя в любую точку земного шара, куда бы ты ни захотела, но только не раньше и не позже сегодняшнего дня.

— Правда?

Беннетт кладет подбородок на изгиб моей шеи и кивает. Ну и ладно, думаю, я это переживу. Никогда не мечтала попасть в другое время, только в другое место.

— Кроме того, тебе не нужно знать, что произойдет в будущем. Иначе будет неинтересно. — И он целует меня в плечо. — А теперь расскажи мне об Эмме.

— Об Эмме?

— Да. Расскажи мне о ней. Как вы с ней стали подругами?

Чувствую, что воспоминания вызывают у меня широкую улыбку.

— Я встретила ее в первый день моей учебы в Уэстлейке. — Смотрю на Беннетта, он явно ждет от меня продолжения.

Я хихикаю.

— Мама очень хотела, чтобы я произвела хорошее впечатление, поэтому заставила меня надеть джемпер. — Лицо мое на секунду искажает гримаса, как только вспомню про униформу. — А еще, согласно правилам школы, мы должны были носить уродливые платья в клеточку, хотя на самом деле никто и никогда их не носил. В довершении всего она заставила меня так же надеть колготки и нацепить кружевную тесемку на голову. Мне тогда казалось, что на улице не меньше 40 градусов, и все, о чем я мечтала весь день, - это поскорее переодеться в шорты и футболку. Мне было очень жарко, все тело чесалось, а волосы торчали во все стороны вот так. — Растопыриваю пальцы и подношу руки к голове, Беннетт смеется. — И вот после шестого урока ко мне подходит девочка в брекетах и спрашивает, не хочу ли я зависнуть с ней после школы. И хотя мне очень хотелось пойти домой переодеться, я все же согласилась. Как-то так. С тех самых пор Эмма и стала моей лучшей подругой.

Когда вновь смотрю на Беннетта, невольно представляю, как мы с Эммой будем завтра сидеть в кофейне, а я буду рассказывать каждую деталь сегодняшнего дня. Однозначно, приз за лучшее свидание выиграю я.

— Расскажи мне о своей семье, - прошу я, с полным правом меняя тему разговора.

Тут Беннетт тяжело вздыхает.

— Особо и рассказывать не о чем. С моей мамой немного… сложно разговаривать. Если я спрашиваю у нее, что нового, разговор обязательно приведет к докторам. Если спросить о погоде, разговор тоже обычно заканчивается докторами. Спрашивать ее о научных инновациях даже не пытаюсь, потому что разговор опять перейдет к докторам. Она думает, что я болен. Ей нужен нормальный ребенок.

Подтягиваю его руки к себе на талию и тихонько начинаю поглаживать подушечкой пальца его ладонь. Его руки сухие и шершавые после восхождения, и линии на ладонях забиты грязной меловой пылью.

— Отец же, наоборот, считает меня каким-то магическим существом. После того, как он узнал, на что я способен, он никак не может оставить меня в покое. В первый год он изучил все катастрофы, которые произошли по текущий день с 1995 года, и составил список, в котором были записаны эти события, а также менее значительные события, которые в итоге привели к этим катастрофам, чтобы я мог переместиться в прошлое и все исправить.

— И ты это сделал?

— Нет. Не думаю, что имею право изменять вещи, которые уже произошли, только потому, что могу это сделать. Ты же слышала про эффект бабочки? Одно малюсенькое изменение может оказать большое влияние на что-то другое. А уж о том, чтобы производить большие изменения, и говорить нечего.

И он замолкает, я лежу у него на груди и слушаю тишину.

— И тогда он нашел способ, чтобы использовать мой дар во благо. В том числе для себя.

Продолжаю водить подушечкой пальца по его ладони, мне кажется, это помогает ему продолжать свой рассказ.

— Когда мы с Брук были маленькими, особо больших денег у нас не было. Нет, конечно, у нас была приличная квартира и все такое, но мама всегда была немного избалована деньгами, ну ты и сама, наверное, догадываешься – видела же дом Мэгги, в котором она выросла. Папа ненавидел свою работу – он работал в банке в центре города, если честно, то точно даже не знаю, что он там делал, но зато он всегда был в плохом настроении, и родители постоянно сорились.

— А потом отцу пришла в голову замечательная идея. Он снова вернулся к исследованиям, но на этот раз уже изучал компании и положительные курсы их акций.

— Что? — Я перестаю гладить его руку и оборачиваюсь, смотрю на него. — Не может быть.

— Может. Я отправлялся в прошлое, в дату, которая была указана в его списке, как правило, за неделю или около того до важных событий какой-то компании, тогда я отправлял своему отцу письмо, содержащее нужную информацию об акциях. Он их покупал. Акции резко подскакивали в цене. Потом я возвращался и отправлял еще одно сообщение о том, когда их продавать. Так у отца появилась новая работа.