Однако Фрэнк отнюдь не был затворником, сторонящимся женщин. Мужчине, живущему в Мельбурне и располагающему средствами, не было нужды отказывать себе в плотских удовольствиях, когда ему того хотелось. У Фрэнка имелось множество знакомых женщин, которые были более чем сговорчивы и услужливы. Эти дамы охотно принимали от него деньги и подарки без каких-либо требований к нему и видов на брак с ним. И его это вполне устраивало. В свои тридцать шесть Фрэнк считал, что у него в запасе достаточно времени, чтобы пожить в свое удовольствие, наслаждаясь радостями жизни, прежде чем связывать себя обязательствами с одной женщиной и обзаводиться наследником.

– Фрэнк? – окликнули его от двери.

Он поднял голову и увидел на пороге репортера «Таймс» Эрика Грэхема, рыскавшего с утра в гавани в поисках новостей. Фрэнк знал, что этот высокий молодой человек в шляпе-котелке решительно настроен заработать себе имя в газетном мире. Фрэнк ценил Эрика как одного из своих лучших репортеров. Именно Эрик раздобыл для «Таймс» материал о поимке закоренелого преступника Дана Салливана, а репортеры «Эйдж» и «Аргуса» эту новость проворонили.

– Входи, Эрик, – пригласил Фрэнк. – Надеюсь, тебе удалось раскопать что-нибудь стоящее для завтрашнего выпуска. – Фрэнк взял за правило просматривать весь материал, прежде чем он направлялся к редакторам.

– Боюсь, Фрэнк, ничего особенного сегодня в порту выудить не удалось, – признался Эрик, снимая шляпу. Его напомаженные волосы были тщательно приглажены. – Сейчас посмотрим, что у нас есть, – говорил он, листая блокнот. – В порт пришел американский клипер, довольно впечатляющий на вид.

– Клиперы – это уже не новость.

– Думаю, да. Вот еще кое-что: в прибрежных водах замечена касатка.

– Как далеко в море?

– Пока я не смог выяснить.

– Ее заметили с берега?

– Нет.

Фрэнк покачал головой.

– Ну, тогда, – Грэхем снова порылся в записях, – вот, завтра ожидается прибытие парохода «Орион». Он станет пятым судном, пришедшим в Мельбурн по новому пути – через Суэцкий канал.

– Эрик, новостью был первый корабль, но никак не пятый.

В этот момент вошел рассыльный со стопкой оттисков. Пока Грэхем продолжал свой отчет, Фрэнк просматривал принесенные материалы.

– Тогда вот забавный сюжет. Группа благодарных завсегдатаев паба провожала официантку. Она направляется в Англию, и они, очевидно….

Но Фрэнк его не слушал. Первая заметка, подготовленная к печати, была о человеке, доставленном полицией из Куперз-Крик, том самом единственном выжившем участнике злополучной экспедиции 1871 года. Прежде чем его успели привезти в Мельбурн, он совершил самоубийство. Фрэнк даже выругался себе под нос от досады. Он собирался сделать из этого сюжета специальный выпуск: рассказ очевидца об экспедиции, начиная с выхода из Мельбурна, и далее описание всего пути, в том числе произошедшей резни, и заканчивая моментом, когда полиция обнаружила его среди аборигенов. Но теперь это было всего лишь короткое сообщение.

Эрик дошел до конца своего отчета и с огорчением сознавал, что заметке за его подписью, скорее всего, не суждено появиться в выпуске грядущего дня. Если бы можно было выжать что-либо стоящее из прихода американского клипера. В прошлом месяце, например, клипер доставил группу исследователей, намеревавшихся отправится на поиски Южного полюса. Единственное, что привез клипер из Америки, насколько удалось узнать Грэхему, было новое лакомство из сладкой кукурузы под названием «Крэкер Джек». Самому Эрику понравился сюжет о том, как постоянные посетители паба провожали свою любимую официантку. Хотя история мало подходила к разряду новостей, но ее отличал любопытный момент. Эта женщина оказалась способной рисовальщицей. На причале она делала наброски и раздавала их на память. Эрику тоже достался один. Он спросил, может ли она нарисовать премьер-министра колонии Виктории. Зарисовка получилась очень похожей и была выполнена с долей юмора.

– Так как, Фрэнк? – спросил Грэхем.

Но мысли Фрэнка были заняты уцелевшим участником экспедиции 1871 года. На сюжете рано ставить крест. Историю можно было представить как «написанную со слов…». Можно было договориться с одним из полицейских, чтобы он подтвердил, что все это рассказал сам бедняга, прежде чем лишить себя жизни. Фрэнк полагал, что в таком варианте история могла бы выйти даже лучше настоящих свидетельств, так как в нее можно было бы внести элемент творчества.

– Фрэнк, – напомнил о себе Эрик. – Ты сможешь использовать что-либо из этого?

– В завтрашний номер, Эрик, мне нужно какой-либо материал на политическую тему. У народа складывается мнение, что в парламенте все вымерли.

– К сожалению, ничего насчет политики у меня нет.

– Ну, хорошо. Напиши о касатке, добавь, что она близко подходила к рыбачьей шхуне или что-нибудь в этом роде. И сделай из касатки серого кита.

– Но серые киты не плавают в южных водах.

– Мне все равно. Они больше по величине.

После ухода Грэхема Фрэнк просмотрел остальные листы корректуры, внося незначительные исправления: где-то что-то убрал, где-то добавил. Затем он перебрал небольшую стопку личной корреспонденции: письма от читателей, деловая переписка, приглашения на различные приемы и торжества. Прилагалось послание из исследовательского отдела: «Нами были изучены самые современные карты и данные топографической съемки Квинсленда, Нового Южного Уэльса, Виктории, Южной Австралии и Западной Австралии. К нашему сожалению, должны сообщить, что названий Боуманз-Крик и Дурребар не обнаружено».

Фрэнк нахмурился. Он не ожидал такого итога. По словам Хью, мисс Толлхилл была совершенно уверена в правильности восстановленных ею названий в тексте документа о собственности на землю, но, как оказалось, она допустила ошибку. Теперь Фрэнку предстояла неприятная задача сообщить об этом Джоанне. Фрэнк надеялся, что когда Джоанна отправится в Карра-Карра, он пошлет репортера ее сопровождать. Он будет сообщать о ее путешествии читателям «Таймс».

Фрэнк взглянул на часы. Пора было отправляться обедать. Он настроился на пиво и пирог с мясом в «Карете с четверткой» в компании друзей-газетчиков и уже собирался надеть сюртук, но тут на пороге появился Эрик Грэхем.

– Мне пришла в голову мысль, Фрэнк, – с подъемом заговорил он. – Я знаю, что мы не печатаем в «Таймс» иллюстрации, но ты сказал, что надо что-то насчет политики. Что ты скажешь об этом? – Он протянул Фрэнку рисунок, полученный в гавани.

Фрэнк взглянул и ахнул.

– Боже, да это же сам премьер-министр! Но какая замечательная работа. Даже тот, кто не знает этого человека, поймет, что он собой представляет, как только посмотрит на этот рисунок. Где ты его взял?

– Я же рассказывал. На причале собрались завсегдатаи паба проводить официантку. Я слонялся рядом. Мне показалось, что из этого может получиться хорошая заметка об отношении людей друг к другу. Официантка рисует посетителей паба.

– Как ты сказал? – встрепенулся Фрэнк. – Где это было?

– В гавани. Она собиралась плыть в Англию.

– Господи, парень. Почему же ты мне не сказал? – Фрэнк схватил сюртук и ринулся к двери. – На каком корабле она отплывает?

– Мне кажется, «Принцесса Юлиана», но я думаю, судно уже отчалило.


Фрэнк выскочил из экипажа еще на ходу, сунул деньги вознице, который тут же запротестовал, что у него нет сдачи с такой крупной купюры, но Фрэнк, не слушая его, уже затерялся в толпе. Он обыскал всю гавань, причал за причалом, читая названия стоящих на якоре кораблей, проталкиваясь сквозь толпу. Наконец он остановил чиновника таможни.

– Где «Принцесса Юлиана»?

– «Принцесса Юлиана»? Она только что отплыла, сэр, – сказал он и показал на белеющие в море паруса.

– Я найму шлюпку и догоню их, – Фрэнк собирался уже направиться к небольшому причалу с выцветшей табличкой, предлагавшей лодки напрокат. Но чиновник остановил его.

– Лодок не осталось. Их все разобрали, после того как кто-то пустил слух о ките у берега. Всем сразу захотелось на него посмотреть.

Фрэнк чертыхнулся сквозь зубы и оглядел обычную суету порта. Незадолго перед этим бросили якорь два корабля, и оркестр, как всегда, играл «Боже, храни королеву». Обычная толпа встречала спускающихся по сходням пассажиров, тут же ожидали удобного момента любители пошарить в чужих карманах. В опустевшем углу пирса вдали от толпы и суеты сидела на большом сундуке хорошо одетая рыжеволосая женщина и смотрела в море, а ветер перебирал перья на ее шляпке. Он направился в ту сторону, и когда на нее упала его тень, женщина подняла голову.

– Здравствуй, Айви, – сказал Фрэнк. Она улыбнулась, качая головой.

– Я, наверное, сошла с ума, – сказала она. – Все так давно было спланировано, друзья устроили мне проводы, а я вот в последнюю минуту не смогла подняться по сходням.

– Почему?

– Репортер твоей газеты попросил меня сделать для него рисунок. Я знала, что ты его увидишь.

– Господи, – сказал Фрэнк, усаживаясь с ней рядом. – Я думал, что ты умерла от тифа. Почему ты уехала? Куда?

– Во время эпидемии я услышала, что твоя сестра объединила женщин района, чтобы собирать провизию и все необходимое для заболевших семей. Я отправилась в Лизмор и предложила помощь. Но они не захотели меня принять. Рабочих рук им определенно не хватало, но они решили, что для них я не подходящая компания. И тогда мне открылось реальное положение вещей. Церковные службы и воскресные пикники никогда бы не могли полностью заслонить тот факт, что я – простая официантка.

– Я помещал в «Таймс» объявления, разыскивал тебя.

– Знаю. Я их читала.

– Тогда почему ты не откликнулась? Почему скрывалась от меня?

– Потому что у меня к тебе такие смешанные чувства. А еще мне надо быть осмотрительной.

– Насчет чего?

Она повернулась и посмотрела на него. Он сидел рядом, очень близко. Айви могла различить черты его лица во всех подробностях, теплые карие глаза, пробивающуюся щетину на подбородке. В этот момент ей пришло в голову, что они впервые видят друг друга при свете дня. Он снова с ней рядом, а не в ее мыслях, они сидели под солнцем совсем близко, почти касаясь друг друга. Айви стало ясно, что в ее чувствах нет совершенно никакой путаницы.