Барбара Вуд - Время Мечтаний

Озадаченно разглядывая перья какаду, она заметила, как в тени стригальни кто-то неожиданно быстро проскользнул через двор. Это была Сара, девушка-аборигенка, работавшая на ферме. Она стояла неподвижно и смотрела на Джоанну так же пристально, как две недели назад у реки смотрел на нее Иезекииль. Было в ее взгляде, как и во взгляде старика, что-то тревожное. В отличие от Хью, Джоанна не считала, что вызывает у Сары простое любопытство. У нее самой сложилось мнение, что Сара ее опасается и присматривается, оценивая опасность. Она и раньше вдруг замечала, что Сара за ней следит. Когда у нее возникало ощущение, что за ней наблюдают, она поднимала голову и видела девушку. Джоанна не раз пыталась поговорить с ней и подружиться, но Сара неизменно сторонилась ее.

– Сара говорит по-английски вполне сносно, чтобы объясняться, – сказал ей Хью, когда она спросила его о девушке. – Нельзя сказать, что говорит она очень хорошо. Думаю, вы для нее загадка. Ей мало приходилось встречать белых женщин за пределами миссии, где она выросла.

Джоанна находила Сару хорошенькой. У нее были высокие скулы и крупные миндалевидные глаза, а длинные прямые волосы, темные, как и кожа, имели оттенок красного дерева и глянцево блестели. Платья она носила, но ходила босая. Джоанна гадала, зачем Саре понадобилось следить за ней. Почему у этой девушки был такой вид, словно она наблюдает и ждет чего-то? И не ее ли рук дело те странные находки, что обнаружила Джоанна на веранде?

– Здравствуйте, – ее размышления прервал управляющий фермой Билл Ловелл. Он направлялся к ней через двор, держа что-то в руках. – Я кое-что принес для вашего мальчика.

За две недели жизни на ферме Джоанна видела Билла очень редко, но при встрече он всегда был настроен по-доброму. Его волосы выгорели добела, и кожа была обветренная и загрубелая, как у человека, чья жизнь проходит под лучами солнца. Когда-то голубые глаза потеряли цвет, словно ему постоянно приходилось жмуриться, всматриваться вдаль. Он вошел в тень веранды и когда развязал джутовый мешок, что был у него в руках, Джоанна увидела помаргивающие крошечные коричневые глазенки-бусинки на мягкой мохнатой мордочке с невероятно большим носом, белым пушистым подбородком и необычного вида ушами. Она была очарована: ей впервые доводилось видеть коалу так близко.

– Я нашел его у верховья реки, на земле, – рассказывал Билл. – Ему, наверное месяцев восемь, до взрослого он еще не дорос. Рядом лежала мертвая самка. Должно быть, его мать. Ее застрелили. Скорее всего, какой-то охотник упражнялся в стрельбе. Я подумал, что вашему мальчику понравится эта зверушка.

– Адам, – позвала Джоанна. – Иди, посмотри, что принес тебе мистер Ловелл. – Она взглянула в сторону стригальни: Сары там больше не было.

– Они довольно надоедливые, – сказал Билл. – Да вы и сами слышали.

– Да уж. Мистер Ловелл, слышала, как не слышать!

По ночам из-за коал было трудно уснуть. У них начался брачный период, и ночь напролет оглашали окрестности, мешая людям спать, рев самцов и вопли откликающихся самок. Охотники ополчились против них.

– Но я не мог оставить его там, на поживу динго, – сказал управляющий.

– Вот, держи, Адам, но осторожно, он еще маленький, – вручая зверька мальчику, наставляла его Джоанна.

– Ко-ла! – просиял Адам.

– Нет, Адам, не так, это ко-а-ла. Можешь повторить? Адам сдвинул брови, и складка между ними обозначилась еще резче.

– Ко-а-ла, – старательно выговорил он.

– На языке аборигенов «коала» значит «не пьющий воды», – пояснил Билл. – Они не совсем медведи. И к тому же глуповатые создания. Висят себе день-деньской на деревьях да хмелеют от эвкалиптового сока, и созданы они как-то не так. У них сумка на животе открывается снизу, а не сверху, как у кенгуру.

– Для того, кто живет на деревьях, это было бы неудобно, – рассмеялась Джоанна. – Мы сделаем для него загон. Я дам ему воды, и… – она запнулась и вопросительно посмотрела на Билла. – А что коала ест?

– Воду они не пьют. А едят листья определенных видов эвкалиптов, но мы как-нибудь это уладим.

– Вы, я вижу, поранили руку.

– Овца меня куснула немного. Ерунда.

– Разрешите, я посмотрю. Адам, сходи, пожалуйста, в дом за моим саквояжем-аптечкой. И еще принеси плошку с водой.

– Пожалуйста, мисс, не беспокойтесь, – попытался протестовать Билл, когда Джоанна начала снимать носовой платок, которым была обмотана раненая рука. – Не утруждайте себя. Все будет в порядке. Коротышка Ларсон залил рану керосином.

Джоанна заулыбалась. В первый день в «Меринде» она нашла в домике бутыль с керосином и надписью: «На все случаи».

– Керосином здесь не обойтись, мистер Ловелл.

– Пожалуйста, зовите меня Билл.

– Хорошо, Билл. Вы здесь один из немногих без прозвища.

– Австралийцы прозвища обожают. Редко у кого его нет.

Вернулся Адам с саквояжем и водой в плошке. Джоанна вымыла руку Ловелла водой с мылом, а затем приложила к месту укуса мазь. Адам все это время стоял рядом и подавал ей из аптечки то, что она просила. Билл наблюдал, как Джоанна накладывала повязку, а потом посмотрел на ее склоненную голову и блестящие каштановые волосы, вспыхивавшие на солнце золотистыми искорками. Он подумал о том, что уже давно, со смерти Милдред, женщины как-то мало его занимали. Но девушка, которую привез Хью, неожиданно пробудила в нем интерес. И не только у него одного, Билл готов был поклясться, что раньше не видывал, чтобы по утрам из «ночлежки» появлялось столько аккуратно причесанных голов и чисто выбритых физиономий. А еще к ним зачастил этот молодой доктор Рамзи. Куда бы ни направлялся, он всегда заезжал к ним на ферму проверить «все ли в порядке». Билл размышлял насчет намерений доктора по отношению к мисс Друри и неожиданно с удивлением почувствовал, что в нем шевельнулась ревность. Но что могла увидеть молодая леди в таком старом коняге, как он?

– У вас легкая рука, мисс Друри, – похвалил ее Билл, сгибая перевязанную руку.

– Мне бы хотелось быть полезной и другим. Я попыталась помочь залечить некоторые раны, но от меня просто убегают!

– Мужчинам не хочется показать слабость перед женщиной.

– Глупость какая. Зачем рисковать, дожидаясь приезда доктора Фуллера или доктора Рамзи. Так можно и кровью истечь. Мистер Ловелл, пожалуйста, следите, чтобы рана оставалась чистой. Укусы животных могут быть очень опасны.

Она протянула Адаму бинт и показала, как надо его скатать и положить на место. – Как настриг, Билл? – поинтересовалась она. – Я хотела спросить у мистера Уэстбрука, но его что-то не видно.

– Боюсь, что дела неважны. Вши для овцы – бедствие. Они портят шерсть. Она делается ломкой и легко распадается. Хью сейчас у реки, наблюдает за мытьем, и вид у него не очень-то веселый, судя по всему, радоваться нечему.

Джоанна посмотрела на группу деревьев на берегу реки, и на память сами собой пришли прочитанные ранее строки:

Джоанна увидела это стихотворение, написанное неуверенным почерком на внутренней стороне обложки одной из книг, что были в домике.

Под стихотворением стояла подпись: «Хью Уэстбрук, семнадцать лет».

Она обнаружила книги у Хью в первое же свое утро в «Меринде». На деревянной полке расположилась маленькая библиотечка: старые, изрядно потрепанные томики стихов, книги по истории, фермерскому делу и романы. Там были произведения Троллопа, Теккерея, Диккенса и даже сестер Бронте.

Каждая из книг была читана-перечитана много раз; в некоторых встречались подчеркнутые строчки и пометки на полях. В книге «Овцеводство и производство шерсти» Джоанна обнаружила подборку старых, пожелтевших от времени журнальных и газетных вырезок со статьями под заголовками: «Разведение клевера подземного», «Применение научных принципов в производстве шерсти» и так далее в том же духе. Словарь находился в очень ветхом состоянии и атлас по истории австралийских колоний выглядел не лучше.

Просматривая все это, Джоанна лучше узнавала хозяина «Меринды».

– В школе я никогда не учился, – рассказывал ей Хью, на стоянке у Эму-крик. – Мы нигде не задерживались подолгу. Чтобы найти работу, нам с отцом приходилось все время переезжать с места на место. Грамоте меня начал учить старик-отшельник, живший в лесу неподалеку от Тувумба.

Скромная библиотечка Хью показала Джоанне, как шел он по пути самообразования. В «Джейн Эйр» редкая страница оставалась чистой, без подчеркнутых слов. Несомненно, пометки делались, чтобы посмотреть потом в словаре значение слов. С внутренней стороны обложки стояли две даты: 10 июля 1856 года и 30 июня 1857 года, и Джоанна предположила, что они указывают, когда он начал читать книги и когда закончил. Хью в то время было пятнадцать лет, и на чтение у него ушел почти год. А с «Рождественским хоралом» он справился значительно быстрее. Девятнадцатилетний Хью читал ее с августа по октябрь 1860 года, и подчеркнутые слова почти не встречались, что говорило о заметных успехах. И если в заметках на полях книги по истории, начатой им в 1858 году, орфографические ошибки встречались сплошь и рядом, то заметки в пособии по овцеводству ошибок почти не имели, и почерк Хью значительно улучшился. В этой книге стояла дата: сентябрь 1867 года.

Джоанна листала книги, и перед ней разворачивалась жизнь Хью Уэстбрука. Ей представлялось, как неграмотный мальчик старательно учится писать буквы, но освоить правильное их написание удается ему не сразу. Затем воображение рисовало ей юношу, с жадным любопытством склонившегося над атласом мира. Один из городов Квинсленда был обведен кружком, и что-то отмечала нарисованная рядом звездочка, но что произошло в том месте и почему оно представляло особую важность, Джоанна могла только гадать. И, наконец, перед ее мысленным взором предстал взрослый человек, уверенный в себе мужчина, усваивающий знания «ученых» фермеров из далекой Англии, опубликованные на страницах скромных провинциальных газет.