Разговор прервал дворецкий с новой визитной карточкой.

– К вам мисс Флора Макмайклз, мадам.

– Это уже слишком, – запротестовал Колин.

Но Кристина велела дворецкому пригласить мисс Макмайклз.

Новости о мисс Друри стали для Полин неприятной неожиданностью. Стараясь подавить вызванное ими внезапное замешательство, она с улыбкой обратилась к Дэвиду Рамзи:

– Как вам жизнь в Западном районе, доктор? Должно быть, мы показались вам скучными.

– Что вы, мисс Даунз, о скуке и речи нет! Я здесь всего пять недель, но у меня редко выдавались свободные минутки. Особенно сейчас, в сезон стрижки. Во время учебы, нас, конечно, знакомили с возможными несчастными случаями, связанными со стрижкой. Но я и представить себе не мог, насколько это занятие опасно.

В комнату тем временем вошла крупная женщина в платье с кринолином таких необъятных размеров, что грозила смести по пути несколько расставленных по комнате маленьких столиков.

– Кристина, дорогая! – гостья поплыла к шезлонгу, где сидела Кристина, простирая к ней руки. – Я услышала от Мод Рид, что ты неважно себя чувствуешь. Это же нельзя так оставить, верно? Вот, я принесла тебе то, что нужно.

Флора Макмайклз опустила на пол свою плетеную корзинку и принялась доставать из нее бесчисленные баночки, кувшинчики и заботливо завернутые в полотно пироги.

– Тебе надо поддерживать силы, – приговаривала мисс Макмайклз, но Полин видела, что она не сводит глаз с Колина.

Несколько шумливая и явно неравнодушная к Колину, Флора являлась воплощением тайного страха Полин – единственным созданием, способным ее испугать. Страх у Полин вызывала не эта женщина сама по себе, а тот символ, который она представляла. На старых дев смотрели как на неудачниц, не сумевших, так или иначе, найти для себя мужчину. Их уделом становилось одиночество и жизнь на вторых ролях, как незамужних теток, и во всех семьях к ним относились одинаково: скупясь на сострадание.

Полин старалась избегать общества таких женщин. Они отбирали у нее душевное спокойствие и одним своим присутствием напоминали о том, какой непредсказуемой может оказаться жизнь и какой несправедливой. Ни одна женщина не желала себе подобной судьбы. Полин знала, что в молодости очень хорошенькая и полная жизни Флора Макмайклз была помолвлена с любимым человеком из хорошей семьи. Но накануне свадьбы на охоте произошел несчастный случай, и она лишилась жениха. Прошло с тех пор тридцать лет, и за глаза подруги называли ее между собой «Бедняжка Флора».

Любую женщину и в любой момент мог постичь такой удар судьбы, предупредить его не было никакой возможности, и Полин это знала. Замечая, как застенчиво поглядывает на Колина Флора, она думала о женщинах, доведенных до отчаяния, и гадала, относится ли к ним Джоанна Друри. Она жила в «Меринде» в домике Хью. Он сказал ей, что «перебрался в ночлежку». Но теперь ее это совсем не успокаиваю. И тут Полин вспомнилось, как три дня назад после возвращения из Мельбурна Хью в сильном волнении говорил о том, что его лучшие производители шерсти заражены вшами, и у него поэтому могут возникнуть денежные затруднения. Тогда Полин не придала этому большого значения, но теперь она видела в словах Хью новый смысл: он прямо намекал ей, что ему, очень возможно, не удастся построить дом.

Полин вдруг осознала, какую совершила ошибку. Она была самодовольной, вместо того чтобы держаться настороже. Джоанна Друри перестала быть всего лишь нанятой няней, а превратилась в соперницу.

– Кристина, дорогая, – неожиданно перебила Полин говорливую Флору, – я, собственно, приехала, чтобы пригласить тебя с Колином и Джаддом на праздник. Я устраиваю его на следующей неделе для Адама, того мальчика, которого взял к себе Хью. Мне подумалось, что будет неплохо представить его Западному району. Он сможет познакомиться с нами, а мы – с ним.

– Как замечательно, – пришла в восторг Кристина. – Ты это очень хорошо придумала. Бедному ребенку, должно быть, так одиноко, он чувствует себя совершенно потерянным. Колин, дорогой, надо постараться, чтобы Джадд подружился с мальчиком Хью. А где Джадд? Где мой малыш? Иди ко мне, милый.

Приютившийся в уголке Джадд подошел к матери, и она от души обняла его. Он видел, как внимательны и заботливы все к его матери, и решил для себя, что она, должно быть, очень больна.

– Праздник будет в саду, – начала объяснять Полин. Пришедшая ей в голову удачная мысль начинала приобретать форму. – Я собираюсь пригласить клоунов и фокусника. Адам сможет познакомиться с другими детьми.

Полин решила про себя, что накупит Адаму подарков. И он сам будет их открывать. А еще он получит пони с тележкой и сможет есть столько сладостей, сколько захочет. «Я приготовлю для него комнату в Лизморе, где будет полным-полно игрушек, – думала Полин. – И когда придет время, ему не захочется возвращаться в «Меринду». Он захочет остаться со мной в Лизморе».

И услуги Джоанны Друри больше не понадобятся.

6

Джоанна была уверена, что происходит нечто странное. На веранде перед входной дверью на полу лежал пучок перьев, аккуратно перевязанный шнурком. Такое случалось уже не в первый раз. За две недели в «Меринде» она наталкивалась на необычные вещи: то снаружи на подоконнике появлялись оставленные кем-то отполированные речные камешки, то на верхней ступеньке веранды оказывались разложенные полевые цветы, а два дня назад она обнаружила висящий на входной двери веночек из речной травы и человеческого волоса. А теперь вот еще эти перья. Кто приносил все это и зачем?

Она окинула взглядом бурлящий жизнью двор, где полным ходом шла работа: перепуганных овец загоняли в желоба, ведущие в загоны для стрижки. Шум и запах едва не валили с ног. Стригали прибыли в «Меринду» на следующий день после приезда туда Джоанны, и она поняла, что ради этих трех недель в ноябре совершалась работа на ферме все остальное время в году. В эти недели овец стригли, и шерсть отправлялась в Англию. В сезон стрижки на ферме ложились и вставали затемно, работали, не покладая рук, спали урывками, ели набегу и все другие дела откладывали до поры, когда стригали переезжали на новое место, а шерсть отправлялась в гавань. За все это время Джоанна видела Хью только по вечерам, когда он заходил поинтересоваться, как привыкает на новом месте Адам и не нужно ли им чего-нибудь.

Она рассматривала найденные перед дверью перья. Нежно-розовые, с легкой желтинкой на кончиках, они принадлежали какаду и были аккуратно перетянуты узкой полоской лыка. Всех перьев было три. Как перед этим было три речных камешка и три полевых цветка. Сомневаться не приходилось: кто-то потрудился собрать их и положить на видное место. Но кому понадобилось это делать и зачем? Джоанна ломала голову над всеми этими странностями, не выпуская из вида Адама, бегавшего по двору за цыплятами. Струп с его лба давно сошел, истерики не повторялись, и головой он не бился ни разу. Со стороны он выглядел вполне здоровым. Но иногда он мучительно пытался что-то сказать или вдруг неожиданно затихал и взгляд его застывал. Случалось, что ребенок плакал среди ночи.

Игрушки, которые купила ему Джоанна, лежали в домике без дела. Их продавал мистер Шапиро, старик-торговец, ездивший по району в красочном фургоне, который тащила старая кляча по кличке Пинки. Торговал он всякой всячиной: от ситца до «настоящих арабских духов». В основном Джоанна покупала у него вещи для дома: матерчатый коврик из полосок ткани, продернутых сквозь холст, керамический чайник для заварки, занавески на окна, а еще купила она воздушного змея и мяч. К ее удивлению, Адам отнесся к подаркам равнодушно, и она догадалась, что к игрушкам он не привык, а вернее всего, их у него никогда и не было. Ему больше нравилось играть с тем, что его окружало в природе. Он с удовольствием плескался в пруду, часами мог наблюдать, как собирал по дну добычу утконос. Ему нравилось носить с собой Руперта, но к змею и мячу он не притрагивался. Несколько раз пыталась Джоанна найти ключик к сердцу Адама, чтобы узнать, что его терзает. Но пока ее старания успеха не принесли. Когда она показала ему Библию его матери и обручальное кольцо, он залился слезами.

Джоанна с нетерпением ждала известий от властей колонии Южная Австралия. Она надеялась получить сведения, которые могли бы пролить свет на случившееся с мальчиком, и узнать, какое потрясение он пережил, и тогда ей удалось бы найти способ исцелить его. Ей снова вспомнилась мать, и она подумала, что леди Эмили, возможно, была бы жива, если бы когда-то давно нашелся человек, способный помочь ей справиться с тем, что ее преследовало и погубило, и кто смог бы, проявив терпение, освободить ее от душевных мук.

Джоанна ждала также и других писем. Уже в «Меринде» она написала письма в каждое из шести Управлений австралийских колоний с просьбой сообщить ей сведения о миссионерах по имени Джон и Нейоми Мейкпис; она также просила прислать ей карты колоний. Она съездила со своим документом в Камерон к адвокату, знакомому Хью, но от встречи толку было не много. Адвокат сказал, что необходимо знать, в какой именно колонии находится земельный участок, а без этого нет возможности установить местонахождение участка и законность документа. Еще она ждала письма из Англии со штемпелем Кембриджа.

Одна из записей в дневнике леди Эмили была сделана восемь лет назад, когда Джоанна сопровождала мать в поездке в Англию. Леди Эмили писала: «Тетя Миллисент так глубоко переживает потерю сестры, что отказывается говорить со мной о родителях, однако мне удалось кое-что узнать от их соседки миссис Добсон, знавшей Миллисент и мою мать с детства. Она упомянула Патрика Лейтропа, и, как ей помнилось, этот человек был другом отца по школе. Если бы мне удалось разыскать мистера Лейтропа, я бы, может быть, смогла выяснить точное место своего рождения в Австралии, а также узнала бы, что делал там мой отец».

Насколько Джоанне было известно, ее мать так и не осуществила своего намерения и поисками Лейтропа не занималась. Но Джоанне показалось, что сведения эти заслуживают внимания. Ей было известно, что ее дед учился в Крайстс-Колледж Кембриджского университета с 1826 по 1829 годы, и она написала письмо в университет за два месяца до отъезда из Индии, а на месте обратного адреса указала: «Мельбурн, до востребования». Начальнику почтового отделения в Мельбурне было известно, что она живет теперь в «Меринде».