Она философски отнесла слезы Катрин на счет чрезмерно сильных впечатлений от насыщенного событиями дня. Но Катрин плакала долго, так долго, что только усталость утолила ее горе. Когда рыдания смолкли, она без всякого перехода мгновенно впала в сон. Морайма же давно путешествовала в стране снов. А летняя ночь под звон шлюзового колокола накрыла Гранаду.

* * *

Когда Катрин открыла припухшие от слез глаза, она увидела вокруг себя кучу народа. Уверенная, что это – продолжение ее страшных снов, она поспешила закрыть глаза. Но прикосновение влажного тампона к ее векам убедило ее в ошибке: она все-таки проснулась.

– Ну-ну, просыпайся, Свет Зари, моя сладкая жемчужина! Посмотри, какой тебе оказан почет!

Катрин опять приоткрыла глаза. Множество рабынь окружили кровать, и пришли они не с пустыми руками. Ей предлагались шелка, муслины всех цветов, массивные золотые украшения с варварски огромными камнями, серебряные и золотые кувшины с редкими духами и маслами. Но что привлекло внимание новой фаворитки, так это огромная фигура Фатимы, которая сидела по-турецки на большой подушке прямо на полу, сложив руки на животе и завернувшись в ярко-красный шелк.

Заметив, что молодая женщина смотрит на нее, эфиопка встала и склонилась с удивительной гибкостью, подметая пол смешными перьями попугая, прикрепленными к ее прическе.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Катрин, едва шевеля губами.

– Я пришла приветствовать восходящую звезду! На рынках только и говорят, что о любимице калифа, о редкой жемчужине, которую мне посчастливилось отыскать…

– И ты пришла с утра пораньше за наградой?

Презрительный тон Катрин не стер улыбки с лица Фатимы.

– Даю слово, что нет! Я пришла к тебе с подарком.

– Подарком? От тебя?

– Не совсем. От врача Абу! Знаешь, Свет Зари, мы очень заблуждались по поводу его прекрасной души!

Катрин приподнялась на локте, оттолкнув рабыню.

– Что ты хочешь сказать?

Черная рука Фатимы указала ей на большую корзину, в которой лежали отборные фрукты.

– Он пришел с раннего утра и принес вот это, прося меня пойти в Аль Хамру и преподнести тебе.

– Тебя? Разве ты его не обманула?

– Именно поэтому я и говорю, что у Абу-аль-Хайра возвышенная душа. Он не только не злится на меня, но еще и полон благодарности за то, что я сделала. «Ты сделала так, что, сам того не желая, я доставил радость моему калифу, – сказал он мне со слезами в голосе, – и отныне властелин верующих в молитвах будет поминать врача Абу, который пожертвовал ему бесценную жемчужину!» А что касается тебя, – продолжила эфиопка, – он умоляет тебя принять его фрукты, сделать честь каждому из них прикосновением твоих губ для того, чтобы взамен они укрепили твое сердце, оживили твои силы и придали тебе блеска, который продлит твое счастье. Эти плоды, как он утверждает, обладают магическими свойствами, но такую власть они имеют только для тебя!

Фатима могла бы продожать произносить красивые фразы бесконечно. Катрин поняла, что это утреннее подношение содержало нечто другое, кроме фруктов. Она заставила себя улыбнуться. Ей необходимо было остаться одной, отделаться от всех этих людей, и в первую очередь от Фатимы.

– Поблагодари моего прежнего хозяина за щедрость. Скажи ему, что я никогда и не сомневалась в его сердечной доброте и что я сделаю все на свете, чтобы завоевать навсегда сердце того, кого люблю. Если мне это не удастся, я лучше умру.

Увидев, что ее посетительница не собирается сдвинуться с места, что служанки, казалось, застыли в своих позах со всяческими приношениями, Катрин призвала к себе Морайму, которая как раз в этот момент входила, заставила ее наклониться к себе и шепнула на ухо:

– Я устала, Морайма, и хочу еще немного поспать.

– Тебе нужно только приказать, о роза из роз. Все, выходите!

– Приходи повидаться со мной, Фатима! – сказала на прощание Катрин толстой негритянке. – Ты мне, конечно, понадобишься, и я всегда буду счастлива тебя видеть.

Большего и не нужно было, чтобы слегка поникшие минутой раньше перья попугая вновь встрепенулись. Переполненная гордостью, чувствуя себя доверенной фаворитки, может быть, будущей султанши, если у калифа родится от нее сын, Фатима величественно удалилась, и за ней проследовали служанки, принесшие королевские подарки.

– Теперь спи, – сказала Морайма, задергивая муслиновые занавески розового цвета, которые закрывали кровать Катрин. – И не ешь слишком много фруктов, – прибавила она, видя, как молодая женщина придвинула корзину поближе к себе. – Это раздувает живот, не надо ими злоупотреблять, а что касается фиг…

Не закончив фразы, Морайма бросилась на пол, пала ниц. На пороге стояла принцесса Зобейда.

Ее распущенные волосы опускались до бедер, на ней было простое одеяние из голубой с зеленым парчи, затянутое на тонкой талии широким золотым поясом.

Кровь бросилась Катрин в голову, когда сдавленный голос Мораймы прошептал ей:

– На колени! Это принцесса.

Никакая сила в мире не могла заставить молодую женщину сделать то, что от нее требовали. Пасть ниц ей перед этой дикаркой, которая осмелилась забрать у нее мужа? Даже самый примитивный инстинкт самосохранения не мог ее принудить к этому! Ненависть, которую эта женщина ей внушала, сжигала Катрин. Не шелохнувшись, она смотрела сузившимися от гнева глазами на приближающуюся принцессу.

– Из милости… к самой себе и ко мне, встань на колени! – прошептала Морайма в ужасе, но Катрин только пожала плечами.

Между тем Зобейда подошла к кровати. Ее большие темные глаза изучали женщину, что лежала перед ней, больше с любопытством, чем с гневом.

– Ты разве не слышишь, что тебе говорят? Ты должна пасть ниц передо мной!

– Зачем? Я тебя не знаю!

– Я сестра твоего хозяина, женщина, и поэтому твоя госпожа! Ты не должна в моем присутствии подниматься над пылью, которой ты и сама являешься! Встань и упади ниц!

– Нет! – четко произнесла Катрин. – Мне и здесь хорошо, у меня нет никакого желания вставать. Но ты можешь сесть.

Она увидела облако гнева, омрачившее прекрасное матовое лицо, и в какой-то миг испугалась за свою жизнь. Но нет… Презрительная улыбка скривила карминовые губы, и Зобейда пожала плечами.

– Успех вскружил тебе голову, женщина, и на этот раз я буду снисходительна! Но ты узнаешь, что в отсутствие брата властвую здесь я. К тому же, лежа или на коленях, ты все равно у моих ног. Берегись, однако, и на будущее постарайся выказывать мне должное уважение, ибо в другой раз я могу быть и менее терпеливой. Сегодня у меня хорошее настроение.

В свою очередь, Катрин вынуждена была сделать усилие, чтобы усмирить клокотавший в ней гнев. У нее хорошее настроение? И правда, Катрин слишком хорошо понимала причины такого благодушия! Достаточно было полюбоваться на удовлетворенный вид Зобейды, едва прикрывавшее ее платье, надетое прямо на голое тело – она только что вышла из кровати! – на синеватые круги под глазами принцессы… Много ли времени прошло с тех пор, как она вышла из объятий Арно?

Внезапно молчание, которое становилось гнетущим, нарушил смех принцессы:

– Если бы ты сама себя увидела! У тебя вид кошечки, готовой выпустить когти! По правде говоря, мы друг друга не знаем, а то я бы подумала, что ты меня ненавидишь. Откуда ты, женщина с желтыми волосами?

– Меня захватили корсары-берберы, продали как рабыню в Альмерии, – сказала Катрин.

– Ты из страны франков?

– Да, так! Я родилась в Париже.

– Париж… Путешественники, которые бывают у брата, говорят, что когда-то это был несравненный город, но что война и нищета разрушают его и приводят в упадок.

– Боюсь, – сухо произнесла Катрин, – что ты многого не понимаешь в делах моей страны. Впрочем, и мне было бы трудно тебе их объяснить.

– Да меня это не интересует! По правде говоря, я не могу понять страсти мужчин к вашей белой коже и светлым волосам. Все это так бесцветно!

Зобейда потянулась и, повернувшись спиной к Катрин, направилась к двери. Но, перед тем как переступить порог, обернулась:

– Чуть не забыла! Послушай, что я тебе сейчас скажу, женщина, и постарайся помнить об этом, если хочешь жить: каприз моего брата, который продлится недолго, будь уверена, вознес тебя на место султанши. Он поселил тебя по соседству со мной. Но если тебе хочется еще несколько ночей услаждать чувства калифа, не приближайся к моему дому. Если увидят, что ты бродишь вокруг моих покоев, ты умрешь!

Катрин не ответила. В какой-то миг у нее возник соблазн бросить в лицо сопернице то, что она о ней думала. Но не словесная же перепалка с Зобейдой возвратит ей Арно. Между тем она не смогла не прошептать:

– Ты что, прячешь сокровище у себя в доме?

– Ты слишком болтлива и слишком любопытна, женщина с желтыми волосами! Благодари аллаха, что я не хочу печалить брата, слишком быстро разбивая его игрушку, которой он еще не наигрался! Но держи свой язык за зубами и закрывай глаза, если хочешь сохранить и то, и другое! Помни: не приближайся к моему дому! Впрочем… Ты долго не пробудешь моей соседкой.

– Это почему же?

– Потому что ты меня разочаровала! Про тебя столько рассказывали во дворце, и мне захотелось полюбоваться на твою исключительную красоту, но…

Зобейда вернулась к Катрин. Ее походка, вкрадчивая, кошачья, как раз напоминала походку черной пантеры. Сердце Катрин замерло, когда принцесса выбрала в корзине огромный персик, в который ее маленькие острые зубки, не медля, с жадностью вонзились. Не ведая того, что на самом деле содержала корзина, Катрин задрожала от мысли, что Зобейда обнаружит «это» прежде ее самой. Лежало ли что-то под фруктами… или в каком-то из них? С Абу трудно было знать наверняка. С тревогой она смотрела, как Зобейда ела персик, как сок обильно тек по ее пальцам. Доев фрукт, принцесса бросила косточку на ложе Катрин и снизошла до того, чтобы закончить свою фразу: