Сингапур вырос в большой, оживленный, пульсирующий город, куда Дункана и Дэвида постоянно тянуло, как перелетных птиц, которые всегда возвращаются на то место, где они вылупились из яиц.
После нескольких лет, когда они курсировали между Лондоном и Сингапуром, Дэвид в восемнадцать все-таки вернулся в лоно семьи и свил себе гнездо в доме Боннэр, пару лет назад выкупленном Полом Бигелоу и отремонтированном.
Подарок родителей Дэвиду к свадьбе.
– Я все еще не могу поверить, – сказал Дункан с широкой улыбкой, – что мой младший брат женатый мужчина и скоро станет отцом!
Дэвид искоса взглянул на него:
– Ты что-то имеешь против Лизы?
Дункан сделал презрительное лицо и пожал плечами:
– Что мне сказать? Я ее мало знаю. Она хорошенькая и, кажется, очень милая. – Он ухмыльнулся: – И она связалась с тобой и последовала за тобой сюда. Поэтому она, наверное, отважная. Это говорит в ее пользу.
Дэвид шутя лягнул его босой ногой в колено:
– А как обстоит у тебя с этим, капитан Бигелоу?
– Все по-старому, – ответил Дункан с непроницаемой миной.
– То есть в каждом порту по невесте… Или по две?
Дункан лишь пожал плечами, однако губы его дрогнули в улыбке, и Дэвид тоже ухмыльнулся.
Так же было и в Англии. Дэвид со своими русыми волосами и глазами, сверкающими, как море, атлетического сложения – благодаря регби, верховой езде и крикету – в сочетании с легким характером легко нравился девушкам. Но Дункану они просто падали под ноги. Его четко вырезанные черты, его темные, сильные краски и замкнутость действовали на женщин подобно магниту. Как будто они чуяли в нем мрачную тайну, которая только того и ждет, чтобы они ее разгадали.
Привлекательность, которой Дэвид ни в коем случае не завидовал. Ибо Дункан оказался разборчивым, и отвергнутые им дамы бывали благодарны, находя утешение у его более доступного и столь же приглядного брата.
Он оглядел Дункана, который без видимых усилий греб жилистыми руками, продвигая лодку вверх по течению, в свободной, как и он, рубашке, поношенных штанах и босиком. По нему было видно, как ему привольно на воде; его лицо с угловатой линией челюсти и выраженными скулами, с полными, изогнутыми губами казалось расслабленным.
Дэвид невольно погладил свою бороду, которую отпустил на время обручения с Лизой и которая делала его облик более зрелым. Хотя солнце на палубе выжгло первые линии в коже под глазами Дункана, он казался моложе своих тридцати – может быть, потому, что, несмотря на ответственность, которую нес как капитан, он вел такую вольную, независимую жизнь.
Иногда Дэвид представлял себе, каково было бы ему, живи он как Дункан. Большее время года проводить в море. Объездить всю Азию, Австралию и Новую Зеландию, Север и Юг Америки; даже в Африке Дункан побывал не раз. Не владея никаким имуществом, кроме того, что помещалось в сундуке и вещмешке моряка.
Но для такой жизни Дэвид не был создан. Его тянуло к порядку, постоянству, надежности; к умению оценивать риски и все взвешивать. В этом он походил на отца, тогда как Дункан больше пошел в мать, которая никогда не была такой, как другие матери.
Она редко задумывалась о своем внешнем облике и не заботилась о том, что скажут люди о ней или ее детях. Красавица-фея — так называл ее иногда отец; еще мальчиком Дэвид понимал почему. Она была полна фантазии, иногда бывала мечтательной, и в тридцать, и даже после сорока все еще сохраняла в себе что-то девическое. Нежная, но не удушающая детей своей любовью. Сдержанная, почти осторожная в общении с другими людьми, она давала им обоим много свободы, не боясь, что они, лазая на деревья, сломают себе шею или в драке убьют друг друга. Он надеялся, что Лиза обеспечит их потомству такое же счастливое детство.
Элизабет Стентон, дочь лондонского судовладельца, была веселой и приветливой, а не просто хорошенькой милашкой. От природы смышленая и к тому же еще образованная и много поездившая, она заставляла сильнее биться не только его мужское сердце. Она без трения вошла в семью так, как будто всегда была ее частью, и с ее разумным, умелым обхождением была для него подходящей женщиной для того, чтобы повести фирму Финдли и Бигелоу в следующий век.
– Отец все еще мечтает о том, чтобы ты тоже подключился к фирме.
Дункан бросил на него быстрый взгляд ураганных глаз:
– Я знаю.
Они молча покачивались на речных волнах, наблюдая за искристыми стрекозами, которые с шорохом пролетали мимо.
– Смотри, – голос Дункана, низкий и слегка шероховатый, был чуть громче выдоха. – Там.
Взгляд Дэвида проследил за указательным пальцем брата. Он невольно задержал дыхание, когда зимородок с кобальтово-синим и оранжевым оперением молнией метнулся в реку и тут же снова воспрянул из воды, скрывшись в зарослях.
Братья с улыбкой переглянулись. Дэвид сел:
– Дай мне погрести.
– Тебе, сухопутной крысе? – Глаза Дункана посветлели, переливаясь перламутром. – Ты даже не знаешь, как управляться с уключинами.
– Только не задавайся, что ты родился на свет с перепонками водоплавающего.
Дункан, запрокинув голову, рассмеялся.
Если Дункана и обижало, что в Англии он становился предметом насмешек из-за своих сросшихся пальцев, виду он не показывал. Задрав повыше подбородок, с безучастным лицом он настаивал на том, что благословлен морскими богами и потому может плавать быстрее всех. А если слов было недостаточно, он действовал кулаками, нередко с поддержкой Дэвида, что не раз навлекало на них обвинения.
Дэвид подался вперед, схватил Дункана за руку и лягнул его в ногу:
– Освободи место, слышь!
– Даже не думай!
Смеясь и поддразнивая друг друга, они затеяли возню, борясь за место на веслах. Лодка закачалась, потом накренилась, но они и не потрудились ее выровнять. С довольными воплями упали за борт и продолжали потасовку в прохладной воде.
– Вот тебе, крыса ты сухопутная!
Дункан с натугой вдавил брата под воду, а тот обвил его руками и увлек за собой.
Отфыркиваясь и смеясь, они вынырнули и приходили в себя на плаву. Дункан убрал со лба мокрые волосы и прислушался.
– Ты слышал?
– Что? – Дэвид вытряхивал воду из уха.
– Как будто птица, – пробормотал Дункан и огляделся.
Черные миндальные глаза. Улыбаясь и улюлюкая, высоко на дереве у самого берега. Листья ходили ходуном вокруг девичьего личика цвета светлого чая. Лицо как орхидея.
– Эй, ты там! – со смехом крикнул Дункан.
Тонкие пальчики прижались к розовым губам. Девчушка прыснула, и смех ее был тонкий и звонкий, как пение птицы.
– Эй, я тебе говорю! Ты там, наверху!
Личико исчезло. Ветки дерева задрожали и закачались; отмершие листья посыпались вниз и парили над водой, пока девчушка проворно и ловко, как обезьянка, перебиралась с ветки на ветку, потом немного сползла по стволу и с большой высоты спрыгнула вниз, на землю. Тут же сорвалась с места и босиком побежала от них по саду, на ней трепетали просторные голубые штаны и свободная блуза с вышивкой в цветочек, длинная коса рассекала воздух, как бич.
– Ну, погоди! – Дункан вразмашку поплыл к берегу.
– Что ты делаешь? – Дэвид поймал его и потянул назад. – Куда ты ломишься на чужой участок!
Дункан молча таращился вслед девчушке, и задорный взгляд, какой она метнула в него на бегу через плечо, ее смех попали ему в самое яблочко.
– Давай поплыли назад. – Дэвид примирительно похлопал его по спине. – А то я проголодался.
Дункан то и дело оборачивался, а Дэвид греб вниз по течению.
Там был просторный сад, со старыми деревьями и пышно цветущими кустами; две маленькие скорлупки лодок были пришвартованы к причалу из дерева и камня. С берега на речку выглядывал домик китайского обличия, изогнутая крыша из яркой черепицы с драконами на углах; каменные львы с оскаленными зубами несли вахту перед домиком. В глубине участка на некотором расстоянии он смог различить между деревьев больший дом, чисто-белый как из чунама, с красной черепичной крышей. С изрядного расстояния ему почудился многоголосый смех и крики какаду, но девушку он больше так и не увидел.
– А ну-ка быстро выбрось это из головы.
Дункан уклонился от строгого взгляда брата.
– Она же еще школьница! Да еще и китаянка. Не очень хорошая идея в Сингапуре. Не для чего-то прочного.
Однако эти черные миндальные глаза так и впечатались в память Дункана. Этот озорной взгляд, энергия жизнелюбия девочки и ее очаровательный смех он унес с собой в море.
Воспоминание, которое через несколько месяцев поблекло, но не погасло.
29
Мир изменился.
Он стал меньше, вертелся вокруг своей оси быстрее, с деловитым, неостановимым сердцебиением, продвинувшись далеко вперед от стремительного прогресса этих лет.
Суэцкий канал и новые высокоскоростные пароходы за более короткое время доставляли товары и людей из одного места мира в другое.
И многие пути вели при этом через Сингапур.
Сингапур называли Ливерпулем Востока из-за огромного оборота грузов в постоянно растущих портах, в первую очередь угля для прожорливых топок пароходов. За немногие годы стремительно выросли товарообороты. Давно лопнули рамки того, на что уповали когда-то торговцы из числа первых – такие, как Гордон Финдли и, пожалуй, мечтал сэр Стэмфорд Раффлз в час рождения города.
Такие происшествия, как большой пожар на угольном складе Танжонг Пагар Док Компани или один-другой экономический провал, были не более чем шишка, которую набиваешь от столкновения, шрам, который получаешь от царапины; пустяковые раны, которые могут сегодня быть, а завтра забыться.
Поездки по всему миру стали не только более короткими, но и комфортабельными и прямо-таки общедоступными. И для тех, кто ехал из Европы в Азию, Австралию или Новую Зеландию и обратно, на пути лежал Сингапур. Восемь респектабельных отелей, из которых не один заслуживал обозначения первого класса, давали возможность несколько дней передохнуть от долгого путешествия. Осмотреться в этом большом, красивом, богатом городе, предлагавшем экзотику во всех видах и вместе с тем изысканный колониальный образ жизни.
"Время дикой орхидеи" отзывы
Отзывы читателей о книге "Время дикой орхидеи". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Время дикой орхидеи" друзьям в соцсетях.