– Хуррем, Михримах очень красивая девочка, и я ее люблю, но она капризна, это может потом породить много проблем.

– Мы с Повелителем сами знаем, как воспитывать своих детей!

– Я не хотела советовать, прости.

Но доверие было разрушено. Хатидже не чувствовала себя виноватой, ведь она не сказала ничего плохого, но Хуррем вела себя так, словно плохое услышала. Сестра Сулеймана подумала о том, как трудно с Хуррем валиде.


Когда вечером Сулейман поинтересовался, как прошел визит, Хуррем только плечом дернула:

– Они все лезут не в свои дела!

– Какие?

Взгляд Сулеймана стал жестким, не заметив этого, Хуррем снова дернула плечом:

– Учат, как воспитывать наших детей.

– Разве валиде не касается воспитание внуков, а Хатидже племянников? – султан пытался быть мягким, но Хуррем не могла остановиться.

– Валиде не любит моих детей, для нее прежде всего Мустафа.

– Хуррем, Мустафа старший, и он много времени вместе с Махидевран проводит рядом с валиде, конечно, он ближе.

– Но я же не могу приводить и приносить всех детей в покои валиде и сидеть там с ними. Да меня и не зовут!

Она была права, но как же Сулейману не нравилось вот это неприятие друг друга самыми дорогими ему женщинами – валиде и Хуррем. Их тихая война не могла привести ни к чему хорошему. Так недолго и до беды…


Беда разразилась раньше, чем он ожидал, причем не одна.


Сулейман сидел у валиде, в очередной раз выслушивая жалобы на Хуррем, на то, что она ведет себя вызывающе, ни с кем не считается, думает только о своих детях.

– Хуррем вытребовала себе еще одну комнату, пришлось пробить стену и присоединить к ее покоям соседнее помещение.

Повелитель попробовал мягко укорить мать:

– Валиде, но ведь у нее четверо детей, как можно жить в трех маленьких комнатках?

Хафса все прекрасно понимала и сама, она даже переселила бы Хуррем с детьми в другие покои, более подходящие, но это если бы Хуррем попросила, а не требовала.

– Хуррем совсем забыла, что существуют просьбы, она знает только требования.

Это Сулейман уже испытал на себе. Он тоже чувствовал, что его возлюбленная попросту зазналась, но не видел, как можно все исправить. Чуть смущенно разведя руками, посетовал:

– Что же мне, ее наказать?

Валиде смотрела на сына почти с жалостью, блестящий полководец и правитель (мать не сомневалась, что Сулейман себя еще не показал по-настоящему, все впереди), в гареме и особенно в присутствии этой колдуньи Сулейман становился если не беспомощным, то каким-то потерянным. Вот так женщина может лишить силы самого крепкого мужчину.

– Хуррем не мешало бы наказать. – Валиде была рада, что они беседуют наедине, верная хезнедар-уста, притаившаяся в уголке, не в счет, она и слова не скажет об услышанном. – Только я не знаю как.

– Она прекрасная мать, валиде.

– Да, как орлица над своими детьми, я не спорю, но их не нужно защищать в гареме, никто не обидит принцев и принцессу. А то, что Хуррем считает, что я меньше люблю ее детей, не верно, я люблю всех внуков одинаково, просто Мустафа старше и мне ближе. То, что я больше люблю мать Мустафы, чем мать Мехмеда, то тут уж сердцу не прикажешь. Зато вы больше.

Валиде попыталась улыбнуться собственной шутке, но услышать ответ сына не успела, евнух едва успел открыть дверь, как в нее просто ворвалась Хуррем.

– Хуррем, что случилось?!

Она была так возбуждена, что едва заметила самого Сулеймана, приведя того в неописуемое изумление. Но изумление длилось недолго, потому что взбешенная Хуррем принялась выкрикивать Хафсе:

– Это ваши люди убили мою служанку?! Это по вашему приказу?

– Что?!

– Я подарила новенькой служанке Сафие свою накидку. Хотели убить меня, а убили Сафие, потому что та была в моей накидке!

– Хуррем, убийцу сейчас же найдут, только перестань кричать.

– Повелитель, как я могу не кричать, если боюсь за жизнь свою и наших с вами детей?

Сафие, новую служанку Хуррем, не убили, хотя серьезно ранили, кто и за что, пока неизвестно. Выговаривая валиде в присутствии султана, Хуррем рассчитывала на одно: что тот заберет ее с детьми из гарема в Топкапы, где проводит основное время сам. Конечно, в Новом дворце нет места для гарема, там проходят заседания дивана и никогда не слышали детских голосов. Но все когда-то бывает впервые, разве не нарушал Повелитель законы ради нее, почему бы не сделать это еще раз ради детей?

Это был дерзкий замысел – отделиться от гарема и стать единственной не просто наложницей Повелителя, но единственной его женщиной. Таким образом, она низводила гарем просто для места доживания ненужных женщин, включая валиде. Так доживали получившие отставку одалиски и старые богатые рабыни в прежнем дворце, почему бы и этому не стать таковым? А на новом месте она заведет свои правила, там не будет больше наложниц, Хуррем и только Хуррем!

Она так увлеклась своей идеей, что забыла всякую осторожность.

Увидев державшуюся за бок раненую Сафие, Хуррем решила действовать немедленно. Она уже знала, кто именно и за что ранил Сафие, девушка умудрилась заигрывать сразу с двумя евнухами, обещая свои ласки обоим. Евнухи не могли вступать с одалисками и рабынями в связь, но ласкать-то и получать ласки они умели.

Глупая Сафие слишком вольно вела себя и за это поплатилась, накидка Хуррем была ни при чем, но не использовать такой шанс Хуррем не могла.

Возможно, все и получилось бы так, как хотела Хуррем, но она перестаралась, не дождавшись предложения Сулеймана поменять место жительства, она снова обвинила валиде в нелюбви к своим детям и недосмотре. Хафса, наконец, пришла в себя и встала, возмущенно сверкая глазами.

– Хуррем, убийцу сейчас найдут и накажут, но научись вести себя прилично. Какой позор! Вбежала, как сумасшедшая, выкрикиваешь слова, о которых потом пожалеешь, не слушаешь Повелителя. Немедленно выйди вон!

И тут Хуррем допустила вторую ошибку, она не дождалась реакции Сулеймана, возмутилась сама:

– Выйти вон?! А может, мне и вовсе покинуть гарем, если я вам мешаю?!

Скажи она это иначе, возможно, Сулейман и предложил бы переехать хотя бы на время в Топкапы, но они только что говорили с валиде, что Хуррем стала невыносима, а тут она сама подтверждала обоснованность жалобы Хафсы.

На мгновение замерли все трое. Первым пришел в себя Сулейман, Хуррем и правда пора наказать.

– Можешь покинуть дворец и отправиться в Летний, если тебе плохо в гареме.

И снова все замерло, мгновение, пока Хуррем пыталась переварить услышанное, длилось для нее вечно. Слова Повелителя, как ушат ледяной воды на голову базарной бабы, каковой в ту минуту Хуррем и была. Зарвавшись, она просто получила то, что заслужила.

– Да, Повелитель…

Даже уходила, не поворачиваясь спиной.

А вот к себе почти бежала.

Ей вслед смотрели со злорадством. Гарем все слышит и все знает, конечно, обитатели уже знали, почему и что кричала Хуррем в покоях валиде в присутствии Повелителя, и, конечно, знали, что Повелитель ответил! О, это был бальзам на измученные завистью души одалисок!..

Падение (и какое!) той, что так быстро и высоко вознеслась и слишком долго держалась на вершине, не могло не вызвать прилива радости у остальных. Гарем снова загудел, как растревоженное осиное гнездо. Каждая была готова с удовольствием пнуть поверженную фаворитку, сказать вслед гадкое слово, а если и посочувствовать, то так, чтобы вместе со словами из уст струился яд.


Некоторое время после ухода Хуррем Сулейман и Хафса молчали, приходя в себя. Султан дал выход своему гневу, но об этом не жалел. Хуррем действительно зарвалась, и ее следовало проучить. Пусть немного посидит в Летнем дворце, там, конечно, зимой не слишком уютно, сыро и холодно, хотя можно протопить, но скоро конец зиме, к тому же Сулейман вовсе не собирался держать там наказанную долго. Через несколько дней, небось, запросится обратно. Вот и хорошо, иногда полезно…

Султан хлопнул в ладоши, тут же появился согнутый пополам евнух. Сулейман в очередной раз удивился, как они умудряются видеть все вокруг, глядя только в пол?

– Позови кизляр-агу.

Главный евнух пришел не сразу, он также был согнут, также смотрел в пол, тем более, султану было за что гневаться.

– Что случилось со служанкой Хуррем, кто и за что ее убил?

– Убил? Нет, Повелитель, Сафие жива, хотя ранена.

Сулейман с Хафсой переглянулись. Узкие темные губы валиде тронула едва заметная усмешка. Султан вздохнул.

– Виноват евнух, он уже схвачен и ждет наказания. Твердит, что ударил ножом из ревности, Сафие изменила ему.

Изумление заставило султана замереть, он никогда не думал, что евнухи могут иметь отношения с кем-либо. Зачем же тогда их кастрировали?! Это означало опасность для гарема. Сулейман просто не знал, что спросить, выручила валиде.

– Он хотел ударить Хуррем Султан, ведь служанка была в ее накидке?

– Нет, то есть да, Сафие была в накидке, подаренной Хуррем Султан, но Ферхад видел, кого бил, они же разговаривали.

– Иди, – махнул рукой Сулейман, чувствуя, что у него идет кругом голова от проблем гарема. Как хорошо, что заботу обо всех этих евнухах, которые почему-то соблазняют служанок, и самих служанках, заигрывающих с евнухами, взяла на себя валиде.

Когда за кизляр-агой закрылась дверь, султан все же задал вопрос:

– Как это возможно?

Хафсе не нужно было объяснять, о чем идет речь. Она чуть улыбнулась:

– Повелитель спрашивает о евнухе и девушке? Евнухи безопасны, но ничто не мешает им целовать, обнимать и даже ласкать рабынь. У мужчины есть руки… К тому же ни одна из служанок, на которую обратил внимание какой-то евнух, никогда не попадет на глаза Повелителю, а та, которая попала, никогда не обратит внимание на евнуха.

Несколько мгновений Сулейман обдумывал услышанное, потом усмехнулся:

– А… кизляр-ага?..