Кит обходит трех студентов колледжа, на пароме они обратили на него внимание. Один из них улыбается, а он улыбается в ответ, хотя и не столь тепло. Скорее смущенно-вежливо.

С момента приезда в аэропорт мы так и не переоделись: на мне надеты темные джинсы и черная рубашка, а Кит весь в голубом — в потертых голубых джинсах и голубой фланелевой рубашке. По-видимому, у него творческий взгляд на цвет. Васильковый или типа того. Светло-золотистые волосы собраны в низкий хвост, низко натянута бейсболка. Он смотрится… по-американски.

Через несколько минут мы оказываемся в гуще событий. Сейчас субботний вечер, самый разгар туристического сезона, и люди повсюду: сидят на улице за столиками, стоят в очереди за мороженым, прогуливаются по главной улице.

Согласовывать свои действия нам не приходится. Мы оба замечаем тенистую брешь между зданиями — идеальное место для наблюдения, и при этом не будет видно нас. Кит проскальзывает туда первым.

Из-за этой поездки он был как на иголках. Знаю, он переживает из-за того, что мы здесь отыщем, переживает из-за того, какую роль во всем этом сыграл его отец. Но вот что интересно — да и не впервые — был ли еще какой-то повод для вчерашнего звонка Рейнольдсу. Кит утверждает, что доверяет ему, а я вот даже и не знаю.

Остаюсь на тротуаре и, подняв телефон, делаю вид, будто я турист и снимаю фотки, хотя, по сути, просто разглядываю окружающих, пытаюсь понять, следит кто-нибудь за нами или нет. Никаких намеков не замечаю. Но опять-таки здесь полно народу.

В конце концов, присоединяюсь к Киту в переулке.

— Что думаешь?

— В этой стране люди обожают мороженое.

— Черт, еще как.

Вытаскиваю карту. Мы решаем выбраться из туристического района и двинуть в деловой район. В расположенных там барах — Кит называет их пабами — мы сумеем отыскать больше местных жителей. Кит хочет показать фото отца. Предполагается, что я последую за ним. А чуть позже фото показывать буду я, а Кит отойдет на второй план.

Он уходит. Спустя полминуты иду за ним. Он безупречно умеет сливаться с толпой, даже несмотря на поразительную красоту. Шпион из него в два раза круче, чем из меня, а актер в десять раз круче. Обычно походка у Кита гордая, голова высоко поднята, но сейчас плечи ссутулены, а голова низко опущена. Выглядит он молодо и почему-то незначительно. Люди его даже не замечают. Он компетентен на том уровне, к которому я не привык. По всему телу пробегает дрожь, как иногда и случается, стоит подметить, насколько Кит искусен в шпионской игре. Отчасти от восхищения и даже немного из зависти, но еще и из-за печали.

В конце-то концов, Кит — художник. Мужчина, у которого глаз наметан на прекрасное, чувствительная душа. Парни вроде меня — пушечное мясо, но мужчина вроде Кита не должен гармонично вписываться в эту среду и бороться так, как он. Какого хера он стал чудовищем? Кто несет ответственность за обучение мальчика, что мечтал стать художником, всем этим убийственным штучкам? Все дело в том, что он рос в шпионской семье? Или его выдрессировал Арчи?

Кит исчезает в городской таверне. Входит он туда как чужак, но длится это недолго. Он быстро втирается к людям в доверие. Выворачивает все так, что люди стремятся ему помочь. В течение нашей поездки я уже имел удовольствие это наблюдать в билетных кассах, в прокате автомобилей. Он завоевывает людей.

Улица пустынна. Несколько машин. Парочка пешеходов.

Подсознание вновь возвращает меня в душевую, к потребности Кита, которую я не мог удовлетворить. И эта мысль возрождает другое фиаско. Дом информатора за пределами Кабула в тот роковой день, песок на моих зубах, в воздухе витает слабый аромат кулинарных специй. Мои проинструктированные солдаты ждут в машине. Потом возрастает ощущение, что с мрачным каменным домом что-то не так, оглушительный взрыв, жгучее яркое пламя.

Старый знакомый путь всегда ведет в одно и то же место — я подвожу своих людей в тот момент, когда они нуждаются во мне больше всего. Людей, что заслуживали большего.

Отмахиваюсь от этих мыслей. Надо сосредоточиться на Ките. Зачистить для него территорию.

Через несколько минут Кит покидает таверну и легкой походкой вышагивает по улице. Впереди располагается небольшой продуктовый магазин, и он идет туда. Жду в тени, наблюдаю за ним через ярко освещенное окно. Он покупает что-то похожее на жвачку или типа того. Улыбается. Смеется. Достает телефон.

Мимо проходят несколько человек, проезжают машины. Все попадает в поле моего зрения, и тут… Проносится знакомая машина. Небольшая красная «хонда». Заблудилась? Видел ее уже дважды.

Кит выходит из магазина и проверяет мобильник. Пишу: «Все хорошо». Он убирает трубку в карман и направляется к следующему заведению. Нам нужно охватить как можно больше мест, пока они не начали закрываться.

Миновав два квартала, — Кит отправился в ресторан показывать фото отца — я вновь замечаю «хонду». В этот раз она припаркована. В салоне сидит мужчина, автомобиль стратегически расположен в тени в квартале от меня. Ресторан как раз посредине между мной и автомобилем. Подумываю написать Киту, чтоб он оставался внутри, но этим лишь выманю его на улицу.

Вынимаю из кармана бейсболку и натягиваю на голову. Не успеваю сорваться с места, как мужчина выбирается из машины. Окидывает взглядом улицу, и тогда-то я его и признаю — это один из русских. А именно тот громила, с которым Кит уходил из «Клетки». Я столько раз просмотрел зернистую запись с камер видеонаблюдения, что уже знаю его огромную квадратную башку как свои пять пальцев.

Он заскакивает в тень за угол здания.

«Ждет Кита».

Шагаю к нему. В левой руке телефон, правой нащупываю оружие.

«Он не успеет подготовиться», — убеждаю себя.

Иду по тротуару к тому месту, где он стоит. Я турист, просто гуляю и пялюсь в телефон. Снижаю темп.

Постепенно останавливаюсь.

По мере приближения сердце грохочет все громче. «Глок» от пота становится скользким.

Чувствую его злость, он хочет, чтоб я ускорился, убрался из обозримой близости. Правая рука заведена назад. Держит собственную пушку.

Здесь тихо, но неподалеку маячат люди, бродят туда-сюда по улице. Пристрелить его и при этом не привлечь к себе внимание не выйдет. Плюс мне неизвестно, сколько еще здесь парней. В памяти вспыхивает образ парня, который чуть раньше пересек улицу. Он тоже русский?

«Блин».

Не все сразу.

Плавно заныриваю в тень и целюсь ему в висок. В тот же миг он поднимает правую руку.

С пистолетом.

Ловлю его взор и улыбаюсь.

— Ну, и дальше что?

— Ты не знаешь…

Пока он пытается произнести предложение, я срываюсь с места. Один резвый удар, и пушка вылетает из его руки.

Он что-то вопит по-русски и хватает меня за руку, в которой я держу пистолет. Не успеваю восстановить равновесие, а мой пистолет уже катится по земле.

Времени посмотреть, куда штуковина улетела, у меня нет, он уже приближается. Охнув, грохаюсь на землю. Из меня будто дух вышибли. Я далеко не маленький парень, но у него явное весовое преимущество. Он усаживается на меня и молотит массивными кулаками. Удары тяжелые, но в этой позиции его проще отшвырнуть.

Подаюсь бедрами вверх, резко разворачиваюсь и перекидываю его через плечо. Пусть он и огромный, но техника — полнейшее дерьмо. Он приземляется на спину.

Но столь же быстро вытаскивает из ботинка лезвие.

Вскакиваю на ноги, и он тоже. Мы кружим вокруг друг друга, не отрываем друг от друга глаз. Большая обезьяна наносит мне несколько ударов, вынуждает меня финтить и уворачиваться. После третьего обманного маневра получаю шанс приблизиться.

Бросаюсь на него и хватаю за руку, в которой он держит нож. Теперь он зажат между нами, острие в паре миллиметров от моего подбородка.

Он хохочет, будто это была досадная ошибка. Наверно, так и есть… этот парень мог бы уложить меня в армрестлинге в любой день недели. Но в этой драке ему не победить. Мне нужно зачистить территорию для Кита.

Вкладывая всю свою силу, он перемещает нож выше, миллиметр за миллиметром. Я же стараюсь убрать лезвие подальше.

Мышцы горят. Мы оба дрожим, но лезвие продвигается выше — прямо к моему подбородку. А паренек-то — крепкий ублюдок. Вскоре острие царапает чувствительную кожу под подбородком.

Он холодно улыбается.

Отдаюсь делу полностью и умудряюсь убрать лезвие подальше от своих жизненно важных частей тела, от натуги меня бьет дрожь.

Хватаю его за руку и резко выкручиваю. Лезвие вылетает из его хватки. Громко падает на землю.

Он ныряет за ним, а я прыгаю на него, мы одновременно тянемся к лезвию. Он добирается первым и переворачивается, порывается скользнуть им по моим ребрам. Чувствую, как острие царапает живот.

Отстраняюсь, быстро и сноровисто бью его головой и откатываюсь в сторону. На миг он столбенеет. Отправляюсь за лезвием, но внезапно он меня нагоняет.

И опять мы боремся, ерзаем и извиваемся, прижимаемся друг к другу самым тесным образом, прям как любовники. В драке вообще нет ничего элегантного. Мы — одичавшие животные. Грязные. Все в крови. Абсолютный кошмар.

Ему удается порезать мне ладонь и между пальцами. Где-то на задворках сознания мелькает мысль, что я истекаю кровью, но это неважно. Все, что мне известно, — Киту нельзя попадать в засаду.

Кровавыми руками мы хватаемся за рукоятку. Не имеет значения, кто держит нож. Мы оба за него цепляемся. Важнее, куда направлено острие.

— Тебе хана, — шипит он и напрягается, каждое слово сочится ядом, но этому не бывать, о чем нам обоим известно. Он слабеет. Ему больно. Может, дело в руке или голове. Кто знает.

Наконец-то отворачиваю от себя нож, и острие утыкается в его мягкий живот. В последней отчаянной попытке меня отшвырнуть он выгибает свое массивное тело, но слишком поздно. Вонзаю лезвие, всем весом налегаю на нож, чтоб загнать как можно глубже в живот.