— И что же такого ты знаешь о Рок-файле, чего не знаю я?

Он спокойно и молча меня разглядывает. Он что-то знает? Он собирается мне рассказать? Может, он пришел сюда и не для того, чтоб меня убить, но у него нет причин мне доверять.

Я жду и рассматриваю крошечные морщинки в уголках его глаз, при дневном свете их видно лучше. Он много смеется. Или раньше смеялся. Еще я вижу, что в детстве у него были веснушки. Здоровый как яблочный пирог — вроде так говорят американцы? Идеальный бойскаут. В отличие от меня. В детстве я был слабым и взбалмошным, и утонченным. Вероятно, Уилл с другими парнями в солнечную погоду играл в футбол, а я был один в своей спальне и лихорадочно делал наброски своих подростковых желаний.

Уилл произносит:

— Ты веришь, что файл у Ползина?

Деревенею.

— Разве нет?

Уилл качает головой.

— Нет, — шепчу я. — Этого не может быть. Он уже выдавал оттуда информацию.

— Он купил эту информацию. У него ее нет, но ему может быть известно, у кого есть. Хотя он может и не знать, где найти этого человека. Если б знал, скорее всего, был бы мертв.

Сердце долбится в груди, я стараюсь переварить новую информацию.

— ЦРУ это известно наверняка?

— Наверняка? — Он пожимает плечами. — Я не в курсе, но они в это верят. Довольно решительно. А если ЦРУ верит, думаю, у них на то есть причины.

Ну, разумеется.

Последние два года я работал на Ползина, имея две цели: во-первых, защитить его и тем самым предотвратить утечку файла; и, во-вторых, возможность поиска. Из-за этой мысли меня переполняет отчаяние. С таким же успехом все это время я мог бы биться головой о кирпичную стену.

Черт, мне нужен этот файл.

Поднимаюсь с дивана и делаю шаг к Уиллу. От безысходности говорю:

— Послушай, пожалуйста, дай мне неделю. Имеется в виду до убийства Ползина. Больше я ни о чем не прошу, Уилл. Только одну неделю.

Молчит он очень долго. Потом шепчет:

— Для чего тебе неделя?

— Прикину, с чего начать поиски файла.

— У тебя уже было два года, — подсказывает Уилл.

— Да, но я считал, что он у Ползина. Теперь мне известна другая информация.

— Ты даже понятия не имеешь, с чего начинать. Что даст неделя? Разве что, — он пожимает плечами, воплощение беспечной силы, — когда Ползин умрет, файл увидит свет. Убийство Ползина придаст его огласке — так говорят мои приятели из ЦРУ. Может, они считают, что владелец выкинет его на продажу, или кто его знает. Они считают, что все изменится и привлечет внимание...

— И мне это на хрен не нужно! — восклицаю я. Теперь мое отчаяние становится очевидным, но мне плевать. Все, что мне остается, — униженно умолять, и это я тоже добавляю в микс. — Хочешь, чтоб я умолял? — требовательно бросаю я. — Черт, я буду умолять. — Со всей дури бухаюсь на колени, приподнимаю голову и глазею на него, ладони опускаю на бедра. — Умоляю тебя, Уилл. Дай мне шанс найти файл.

Он отводит взгляд. Словно ему больно видеть меня на коленях.

— Скажи зачем, — жестким тоном говорит он, челюсть напряжена. Кажется, будто даже мышцы шеи тверды как сталь. — Мне необходимо знать зачем.

Закрываю глаза и, склонив голову, стискиваю зубы. Я стою на коленях, демонстрирую свою потребность самым физическим, висцеральным способом из всех возможных. Неужели этого не достаточно? Ему обязательно нужно вытащить из меня все сокровенные тайны? Это все, что у меня осталось, особенно сейчас, когда даже студия, мое жалкое убежище, была обнаружена.

— Хочешь знать, что думаю я? — спрашивает он.

Поднимаю глаза и настороженно на него смотрю.

— Думаю, дело в твоих родителях. Думаю, в файле содержится нечто такое, что ты хотел бы просмотреть. — Он наблюдает за мной, встает и, сощурившись, что-то прикидывает. — Или тебя беспокоит, что это может просочиться. Твое нежелание, чтоб файл увидел свет, личного характера, не так ли? Ты знаешь наверняка, что там что-то есть, или только подозреваешь?

Хочется закрыть глаза и спрятаться от этого проницательного взгляда. Но я вынуждаю себя смотреть на него, столкнуться со всем с высоко поднятой головой.

— В этом файле много информации, — говорю я. — И да, думаю, кое-что может быть и о моих родителях, но это лишь часть. Куче других людей не пойдет на пользу, если файл окажется не в тех руках.

Это правда. Сказанное мной — совершенная, неоспоримая правда. Но в этот самый момент я осознаю кое-что важное: «Я понятия не имею, что стану делать с файлом». Единственное, что я знаю, — мне нужно его увидеть. Выяснить, о чем там говорится. А после этого? Передать начальству? Зарыть? Уничтожить? Не знаю, и сейчас добавить мне нечего. И будет нечего до тех пор, пока я не заполучу файл. Чувствую, что пойму только тогда. И именно тогда узнаю, что я за человек на самом деле.

Продолжаю прессовать.

— Одна неделя, — молю я и, как бы ни было сложно, удерживаю его взгляд. К исповедям я не привык, а он толкает меня в те места, куда идти мне совершенно не хочется. В новую страну, где все кажется непредсказуемым и опасным.

Спустя минуту он отвечает:

— Женщина, с которой я работаю, настоящая карьеристка. Должно быть, тебе известен этот тип. — Он улыбается, хотя улыбка фальшивая. В ней слишком много усталости. Морщинки возле глаз не появляются. Внезапно я не могу его прочитать. А хочется до ужаса. — Сейчас у нее приказ — избавиться от Ползина. Поэтому они пригласили меня, и мы работаем в паре. Могу сказать, что пять лет назад Ползин и управление прекрасно ладили. Теперь они на ножах. Кто знает, может, через пару месяцев между ними все наладится.

Внутри все опускается. О чем он говорит?

— Все сводится к тому, — продолжает он, — что приказ в любое время могут отменить. И ее это вполне устроит, потому что она тоже в игре. Просто очередной игрок. — Пауза. — Но меня не устроит. Я не игрок, Кит.

Разумеется, я об этом знаю. С самого начала знал. Но понятия не имею, что это значит. Как далеко он зайдет? У него, как и у меня, задание. Он не станет подчиняться приказам?

— Нет? — Мой голос даже для моих собственных ушей звучит хрипло.

Наблюдаю за движениями его кадыка. Тяжелый взгляд сосредоточен на мне. Воздух между нами кажется невыносимо густым.

— Нет.

Жду, сердце колотится, желает, чтоб он сказал больше. Нуждается в том, чтоб он сказал больше.

— Если завтра мне прикажут остановиться и не выслеживать Ползина, это не будет иметь значения. Я не перестану его выслеживать. И все равно убью. Чтоб остановить, им придется меня убрать. — Он делает паузу, кажется, тщательно подбирает слова. — Знаешь что? Думаю, ты такой же. Ты ищешь файл не для британской разведки. Ты ищешь его для себя. Мы одинаковые.

«Мы одинаковые...».

Не спеша Уилл тянется ко мне, а я по-прежнему сижу на коленях и глазею на него снизу вверх. Он гладит меня по волосам, его пальцы бесконечно нежны. Я издаю странный, постыдный горловой звук — то ли от наслаждения, то ли пытаюсь о чем-то попросить — и поворачиваюсь навстречу его руке. Ладонь слегка шероховатая, теплая и сухая. Он проводит большим пальцем по моей скуле. Этот крошечный нежный жест почти невыносим. Не могу припомнить, когда в последний раз со мной были ласковы. Наверно, в детстве.

Беспомощно целую его ладонь.

Слышу, как «глок» с грохотом падает на пол. Он опускается рядом со мной на колени, обнимает меня, и наши губы сливаются в отчаянном поцелуе. Он ничего не скрывает, и я тоже.

Между поцелуями я хватаю ртом воздух и бормочу его имя, и приговариваю «пожалуйста, Уилл, пожалуйста». И не потому что мне хочется поскорее кончить — а мне хочется, причем прямо сейчас. Нет, дело в том, что я хочу от него нечто такое, чего прежде не хотел ни от одного человека. И я столбенею от того, чего именно хочу.

«Мы одинаковые...».

Мы соскальзываем на пол, бешено целуемся и стаскиваем друг с друга одежду. При каждой нашей встрече Уилл позволял мне управлять им — боже, как же мне нравилось им управлять — но сегодня речь не об этом. Здесь нет господ. Лишь два любовника и душераздирающая потребность, которую слишком долго отрицали.

Уилл стаскивает до бедер мои джинсы и боксеры. Мы лежим на боку, лицом друг к другу, наши губы по-прежнему сплетаются в одно целое. Пальцами зарываюсь в его мягкие густые волосы и не могу им надышаться. Он берет наши члены в свою большую руку и начинает их ласкать, а я издаю стон.

Удовольствие интенсивное. Надо мной трудится огрубевшая ладонь, плавные движения напряженного бархатистого члена Уилла по соседству с моим собственным членом, толчок головки, когда он отстраняется слишком далеко, и идеальность его хватки испаряется, но мгновение спустя все возвращается на свои места. Его рот пожирает меня. Его жажда и нахлынувшее на него наслаждение встречаются с моими собственными.

И все это... Все это меня ошеломляет. Все это зияет и болит внутри. Именно это вынудило меня припасть губами к его ладони. Именно это вынудило его швырнуть «глок» на пол. Оно присутствовало с самого начала. Сначала маленькое и упорное, но потом начало расти и такими темпами...

«Мы одинаковые...».

Кульминации мы достигаем одновременно, теплая и влажная разрядка пульсирует на наши животы.