Освещение волнует меня больше всего.

И, конечно же, уединение. Несмотря на то, что вся студия — это всего лишь комната с крошечной душевой, для меня она похожа на безбрежные равнины. Это единственное место в мире, где я могу дышать.

Сегодня мне особенно плохо. Три месяца — довольно долгий срок для того, чтоб находиться вдали от моей работы, и к тому моменту, когда я подхожу к двери, меня трясет от смеси предвкушения и облегчения. Жду не дождусь войти внутрь и добраться до своих принадлежностей. У меня уже наполовину сформировалась идея будущей картины. Бык, весь такой необузданный, агрессивный, мужественный. Бездумная сила. От воображаемых линий покалывает пальцы. И распахивая дверь студии и переступая порог, я дискутирую сам с собой, с чего начать: с угля или пастели.

Бросаю рюкзак на пол и запираю замок на двери.

— Я уж было начал гадать, планируешь ли ты появиться.

Замираю.

«Уилл».

Оборачиваюсь, и вот он — стоит в дверном проеме душевой с «глоком» в руке.

Растерянно на него таращусь. Внутри будто сворачивается клубок змей, извилистая трясина из страха, восторга и чего-то еще сумасшедшего — глупого — типа счастья.

Он выглядит усталым. Отлично, но усталым.

Он улыбается, во взгляде любопытство.

— Как поживаешь, Кит?

Произнесенные слова звучат столь посредственно, столь обыденно. Это не саркастичный шпионский вопрос: «Ну что, мистер Бонд, как поживаете?». Он спрашивает по-настоящему. Словно действительно хочет знать.

И внезапно я чувствую себя таким... одиноким. А, может, я все время чувствовал себя одиноким, а его слова лишь наглядно продемонстрировали реальность.

«Чувствую себя разбитым». Если б я отвечал на вопрос со всей честностью, именно так и сказал бы. А еще «счастлив тебя видеть». Меня переполняет непреодолимое желание рассказать ему, в каком смятении я пребываю в последнее время, насколько сложно стало придерживаться видимости перед Ползиным, словно Уилл — мой старый друг, а не самый грозный враг.

Как же так вышло, что из миллиарда людей во всем мире самым близким мне человеком становится мужчина, у которого имеются все основания меня убить?

Для чего, если подумать, он сюда и пришел.

Каким-то образом я умудряюсь подавить грозящий вырваться поток слов. И вместо этого выдаю ледяную улыбку.

— Уилл. Какой приятный сюрприз. — Губы онемели, но говорю я достаточно хладнокровно.

— Прекрасно выглядишь, — продолжает он, словно я молчал. Шагает ближе, секунду меня разглядывает, взгляд тщательно изучает меня с головы до ног и обратно.

«Ничего ему не показывай», — утомленно напоминаю себе. Как же так получилось, что я настолько устал?

— Знаешь, — бормочет Уилл, — как бы мне ни нравилась на тебе женская одежда, пацанский прикид подкупает меня больше. — Он стягивает с меня вязаную шапочку и отшвыривает в сторону. — А вот волосы скрывать не стоит.

Они спрятаны по определенной причине, о чем нам обоим известно. Но я храню молчание. И вместо этого предсказуемо интересуюсь:

— Как ты меня нашел?

Он пожимает плечами.

— Я могу быть настырным. Попросил об одолжениях, кое в чем пошел на риск. — Он хмыкает. — Стоило того, чтоб увидеть выражение твоего лица. Мало кто застает тебя врасплох, да?

Пристально на него гляжу, изо всех сил стараюсь все переварить. Смириться, что он здесь. В моей студии.

— Зачем ты пришел, Уилл?

Он склоняет голову вбок и смотрит на меня.

— А сам как думаешь? — Кажется, ему искренне любопытно.

Столь же искренне отвечаю:

— Не знаю. Полагаю, убить меня?

Суровые черты напрягаются, и на лице появляется выражение, которое я не в состоянии истолковать.

— Значит, вот как ты думаешь?

Приподнимаю бровь.

— Ты целишься пистолетом мне в сердце. Разве вывод настолько неожиданный?

Он фыркает.

— Пистолет для защиты, Кит. Я всего лишь хочу поговорить. Не дам себя грохнуть, пока не скажу пару слов. — Уголок губ приподнимается. — Считай, что он мне содействует.

Не знаю почему, но я ловлю себя на желании расхохотаться. Должно быть, у меня истерика. Но вместо этого я хмурюсь.

— Можно мне, по крайней мере, присесть, пока мы ведем беседу?

— Конечно. — Пистолетом он жестикулирует в сторону комковатого дивана-кровати. — Располагайся.

Устраиваюсь и откидываюсь назад, руки скрещены на груди, взгляд направлен на него. Уже выискиваю дыру в его броне, о чем ему известно. Отсюда и «глок» — пожалуй, прихватив его, он попал в точку.

— Ну, ладно, — вздыхаю я. — Тебе есть что сказать. Говори.

Он разглядывает меня. Потом произносит:

— Хорошо. Скажи мне вот что: с чего вдруг тебе так важно, чтоб Ползин был жив?

— Это моя работа, — решительно заявляю я.

Выражение его лица бесстрастно, он впивается в меня взором, и пока пролетают секунды, у меня начинает возникать странное опасение.

Наконец он говорит:

— Эта работа у тебя не основная, разве нет? Ненастоящая работа.

«Черт».

Делаю вид, будто мне смешно.

— О чем ты, Уилл?

Он спокойно добавляет:

— Ты не наемник. Ты Кристофер Шеридан. Твоими родителями были Аманда и Леонард Шериданы. Оба были убиты во время взрыва в Судане, когда тебе было десять.

Меня разрывает от ужаса. Он знает, кто я.

— Скорее всего, взрыв был актом терроризма, хотя преступников так и не идентифицировали. Тебя забрал к себе и воспитал друг родителей Арчи Рейнольдс — старший офицер британской разведки, как и твой отец.

Никому никогда не удавалось меня переплюнуть. Никому.

— Как ты...?

— Как уже было сказано: я настырная сволочь. — Тон его равнодушный, словно он читает список покупок, а не наносит сокрушительный удар по всей моей миссии. — Несколько лет назад ты сделал себе имя в мире искусства. Помимо всего прочего, ты известный затворник. Что, должно быть, помогло, когда ты принял решение присоединиться к британской разведке. Два года назад, работая под глубоким прикрытием, ты получил должность старшего по безопасности у Сергея Ползина. Причем прикрытие было настолько глубоким, что даже ЦРУ не имело ни малейшего понятия, кто ты. Думаю, как и британцы. Вероятно, и Ползин не знает, кто ты.

— Нет, Ползин — нет, — соглашаюсь я и сухо добавляю: — Полагаю, до настоящего момента.

Выражение лица Уилла смягчается.

— Он еще не знает.

— Я так понимаю, ключевое слово «еще»?

— Скажем так: я не рекомендовал бы тебе в понедельник возвращаться на работу. Думаю, тебе не стоит маячить поблизости, когда он выяснит, кто ты есть на самом деле. — Он встречает мой взгляд, его взор серьезен. — А если ты вернешься, он узнает, Кит. Это все, о чем я могу предупредить. На данный момент ты — единственное препятствие между ним и мной. А я жажду его смерти.

— Так вот для чего ты пришел? — говорю я. — Предупредить? — Тон мой спокоен, но внутри я паникую и размышляю, что все это значит. Два года работы коту под хвост. Все впустую. Перебарываю оторопь и подавляю желание обхватить голову руками. Не могу я сдаться. Должен быть способ вернуться.

— Примерно так и есть, — соглашается Уилл, но не шевелится. Что должно означать, что предупреждение — далеко не все, и неважно, что при этом говорит Уилл. Сам факт его прихода что-то да значит. Если его цель — убрать меня с пути, есть способы гораздо проще: да хотя бы раскрыть Ползину мою истинную личность, а потом наблюдать, как этот человек меня казнит. На некоторое время он станет беззащитным, а значит, у Уилла появится шанс.

«Разве я сам сделал бы иначе?».

— Давай разберемся, верно ли я понимаю. Ты считаешь, что, убрав меня с дороги, сможешь убить Ползина?

Глаза Уилла сверкают.

— Убрав тебя с дороги, я преспокойно его убью. Остальные парни — обычные отморозки. С ними легко справиться.

Меня подташнивает от мысли, сколько частичек своей души я продал за последние два года ради сохранения жизни Ползину. Впустую.

Стиснув зубы, говорю:

— Ты не можешь просто взять и убить его, Уилл. У него есть страховка — информация, которая нанесет вред бесчисленному количеству людей, и в случае его смерти она будет опубликована.

Уилл прищуривается.

— Это твое задание? Вернуть информацию?

— Хочешь сказать, ты не в курсе? — Мой тон язвительный. — А я-то считал, что у тебя есть все ответы.

Его темный, бездонный взор не излучает удивления. И тогда мне приходит в голову, что он знает больше, чем я могу помыслить. Мнение подтверждается, когда он выдает серьезным тоном:

— Полагаю, мы говорим о Рок-файле?

От этих слов весь воздух из легких испаряется, и я широко разеваю рот. И, в конце концов, умудряюсь выдавить из себя:

— Что тебе известно о Рок-файле?

— Да почти ничего, — признается он. — Возможно, я знаю чуть больше тебя.

Сейчас полдень. Мне нравится здесь находиться в это время суток из-за того, как с западной стороны струится солнечный свет. Я никогда не видел Уилла при естественном освещении, но ему подходит, придает живости — сиеновых бликов темным волосам, неожиданный оттенок, которого он, скорее всего, даже не замечает, или ему плевать. У щетины на щеках тоже есть этот оттенок. Не такой уж он и злорадный, каким хочет себя изобразить. И надет на нем вовсе не привычный черный прикид — пиджак скорее серый, чем черный, под ним белая футболка, повседневный туалет абсолютно не скрывает мускулистое телосложение.