Во рту пересыхает.

— На колени.

— Я на колени? Уверен, что хочешь именно этого, Уилл?

— На колени. Живо, — рычу я, делая вид, будто не уловил намек.

Невозмутимо и спокойно он опускается передо мной на колени.

— На живот, ноги раздвинуть, пальцы сцепить в замок на затылке.

Он лишь меня разглядывает.

Я так часто оказывался в сражениях в численном меньшинстве, что невозможно сосчитать. На счет «раз» разоружал десятки вражеских бойцов — группы, что могли застать меня врасплох правильным взаимодействием. Каким же образом мужчина под дулом моего «глока» умудряется нести в себе угрозу?

Обхожу его и встаю за спиной.

— Делай. — Пихаю его стопой в плечо.

Он падает и опирается на руки.

— Ноги раздвинуть. Пальцы сцепить в замок.

Наконец-то он подчиняется.

Сосредотачиваюсь на его сандалиях — на чудных ремешках с кожаной полоской сзади.

— Ну, вы только посмотрите. — Еще немного раздвигая ноги, пинаю его ступню. Наклоняюсь и вытаскиваю лезвие из сандалии. Костяшками дотрагиваюсь до его гладкой мускулистой голени. Меня шокирует электрический разряд. Я его игнорирую. — Спасибо. Не против, если я сделаю вот так? — Лезвием освобождаю свои запястья. Путы рвутся. Из второго сандалия вынимаю еще одно лезвие и прячу оба в карман нелепого жилета. Теперь, когда руки свободны, кровообращение нормализуется.

Кит лежит на полу. Убеждаю себя, что номер у меня под контролем.

Убираю «глок» в карман, откуда смогу быстро выудить, и обыскиваю его в надежде отыскать оружие. Задираю юбку и на бедре нахожу кобуру. Пистолет можно вытащить только спереди.

— Развернись. Медленно. Руки вверх. И не дергайся.

Он разворачивается.

Приподнимая юбку, чувствую его взгляд. На нем белые шелковые брифы, только вот они гораздо теснее, чем обычные плавки. Кажется, будто материал врезался в член и яйца. Его хозяйство обтянуто узким эластичным шелком. Давление должно быть невероятным.

Я могу думать лишь о том, как сорвать этот шелк и взять его в рот. Я помню его привкус во всех красках. От нахождения рядом с ним кружится голова.

Титаническим усилием возвращаюсь к делу, опускаю взгляд на обернутую вокруг бедра белую кобуру. Кожа кажется мягкой, словно масло.

Черт.

Тяжело сглатываю, расстегиваю клапан, вынимаю «девятку» и резво опускаю юбку.

— Обломщик, — надувает он губы. — Мой «зиг» — самое неинтересное. Почему бы тебе не глянуть еще раз, Уилл? Я знаю, ты хочешь. — Тон насмешливый. Кокетливый.

— Твой пистолет очень мне интересен. — С притворной увлеченностью его разглядываю. — Платиновый, Кит? Реально? Черный для тебя недостаточно гламурный?

— Платиновый сочетается с браслетом на лодыжке, — говорит он, лукавая улыбка приподнимает уголок губ. Голос, как осколки стекла, вонзается в меня. — Тебе нравится наряд, Уилл?

Черт, хочу его поцеловать.

Возвышаюсь над ним с платиновой «девяткой» в потной руке. Пистолет все еще теплый от соприкосновения с его бедром. Во рту сухо как в пустыне. Слова иссякли — стою как дурак и на него таращусь.

— Римская рабыня? — умудряюсь промямлить я, просто чтоб хоть что-то сказать.

Озорная улыбка неспешно растягивает его губы.

— Мы могли бы повеселиться.

Платиновый пистолет действительно сочетается с браслетом на лодыжке.

— Безусловно, — отзываюсь я. — Как только я разберусь с твоим боссом, мы к этому вернемся, солнышко. Развернись, папочка надежно тебя свяжет, а потом отправится поработать.

Хочется его поддразнить. Но он хмыкает, словно я идиот. Ощутив болезненный укол, со всей дури его пинаю. Мне нужно, чтоб он перевернулся лицом вниз и сцепил руки на затылке. Стандартный протокол. Он небрежно принимает позицию, будто было бы тупо вынуждать меня повторять.

Будто его вообще нереально вывести из себя.

Удерживая на нем взор, прохожу к рядку крючков на стене и снимаю крупногабаритные наручники и тонкие крепкие цепи.

— Это место кажется полнейшим дерьмом. До тех пор, пока не выпадет случай связать кого-нибудь по-настоящему. Тогда здесь очень даже удобно.

— Что ты имеешь в виду под «полнейшим дерьмом»? — Кит говорит дружелюбным, почти комичным тоном, словно мы прохлаждаемся в каком-нибудь захолустном баре. Словно я его совсем не тревожу. И будь я проклят, если его веселье меня не заводит. Подавляю стон. В голове сплошная глупость. Вернее, в обеих.

Его пальцы по-прежнему переплетены на затылке, он оборачивается ко мне. Длинные блондинистые волосы наполовину скрывают лицо, безупречный четкий профиль проглядывается сквозь светлые пряди. Он похож на долбаного ангела.

Я уже и без того задержался с ним дольше, чем необходимо. Надо его обездвижить и выматываться к чертовой матери. Убить Ползина.

— Я лишь хочу сказать, что для обычного траха все слишком мудрено. — Защелкиваю наручники на его запястьях. Они хорошего качества, прочные, их соединяет длинная цепь — он немедленно тестирует длину.

Уже планирует наперед.

Пользуюсь его отвлеченностью и защелкиваю кандалы на лодыжках. От удивления он дергается. Их он не заметил. Прикрепляю две длинные цепи, каждая тянется от наручников на запястьях. Он крутит головой и смотрит на меня, силится встретиться со мной взглядом. Я на него не гляжу. Что на меня совсем не похоже. Обычно мне нравится смотреть оппоненту в глаза. У большинства парней есть способы телеграфировать о том, что они попытаются что-то предпринять. Но мне не хочется видеть, как он выглядит, когда я делаю то, что делаю.

— Какого хрена, Уилл? — ворчит он.

— Надежно тебя упаковываю, — ровным тоном отвечаю я. — Не хочется, чтоб ты последовал за мной, когда я отправлюсь убирать твоего босса.

— Думаешь, цепи меня остановят? — усмехается он. — Правда? Стоит попробовать пулю, если именно к этому ты стремишься.

— Я — не ты, — холодно говорю я. — Я не шмаляю во всех подряд, кто попадается мне на пути.

— О, пошел на хер, — выплевывает он. — Считаешь себя высокоморальным? Новость дня, Уилл: если ты, как слон в посудной лавке, будешь крушить все вокруг рядом с человеком вроде Ползина, не обойдется без последствий. Может, не для тебя, но для других. Если ты отправишься туда и его прикончишь, что ж, так тому и быть. Но не изображай из себя белого рыцаря.

Я не отвечаю, хватаю его за бицепс и ставлю на ноги. Длинные цепи, что крепятся к наручникам на запястьях, нависают над коленями. Потенциальное оружие. Наматываю их на кулак и тяну его к скамье, на которую положил глаз. В другой руке сжимаю «зиг».

— Что он вообще тебе сделал? — задает вопрос Кит, позволяя мне дотащить его до скамьи. — Я грешу на нечто личное — оно и так ясно. Это связано с семьей? В этом дело?

Язвительно хохочу.

— Нет? У тебя есть семья?

Пихаю его, и он плюхается на плоскую скамью.

— Не особо.

— Не особо? Что это означает, Уилл?

— Это означает, что моя мать умерла, когда мне было шесть. Братьев-сестер у меня нет.

— А отец?

Пожимаю плечами, исследую скамейку, стараясь сообразить, как бы получше его закрепить. Лицом вверх он мне не нравится. В таком случае он смотрит на меня — иногда даже видит насквозь — но если уложить его лицом вниз, тогда у него появится возможность переместиться.

— Ну же, расскажи. Ты здесь главный. Ты вот-вот, как минимум, прикончишь мою карьеру. Просто расскажи. Какой у тебя отец?

— Он много работал. Мы не близки.

Глаза у Кита почти искрятся.

— Законник?

Подавляю улыбку. Парень проницателен.

— Полицейский художник-криминалист.

Кит приподнимает бровь.

— Прикалываешься? Художник-криминалист? Кто этим занимается?

— Мой отец, — решительно отвечаю я.

Какого дьявола я творю? Выкладывать о себе слишком много информации — идиотизм. Окидываю взглядом скамью. Длиной около полутора метров и метр в ширину, обита искусственной кожей. Проверяю прочность каркаса. Надежный.

— Художник-криминалист, х-м-м? — бормочет он. — Вообще-то, подходит. Несложно и функционально. И никаких художественных стремлений. Это даже не искусство.

— Тебе-то откуда знать? — Фыркаю. — Ты — гребаный наемник, — напоминаю я. — Ляг на спину. Длины цепи должно хватить, чтоб не лежать на руках.

Он смотрит на меня со странным выражением на лице. Потом отводит взгляд в сторону и ложится. Разумеется, длины цепи достаточно, и он опускает руки по швам. Хотя цепь тянется за спиной и, вероятно, в нее врезается. Ну, по крайней мере, он не лежит на руках.

В скамью встроены ремни, которыми можно обхватить талию и грудь. На них есть зажимы вроде тех, что бывают на портфелях. С легкостью закрепляю их одной рукой, а во второй держу направленный на Кита пистолет. Затянув за пару рывков толстые ремни вокруг его торса, не могу сдержаться и возвращаюсь к его последним словам, хотя и не хочу быть игрушкой в его руках.

— Что ты хотел этим сказать?

— Чем?

— Когда произнес, что моему отцу «подходит» быть художником-криминалистом?

Его глаза блестят.

— В прошлом месяце ты охотился на Ползина, как слон в посудной лавке. В этом не было искусства, не было утонченности. Лишь... функционал.