От этих слов она задрожала ещё больше, открыла рот, чтобы что-то сказать, но не смогла. Эмин пожалел, что снова не сдержал эмоций, хотя что он такого сказал, просто констатировал факт замужества.

— Ты не снимешь это платье сама. Я тебе помогу, — уже более ласково сказал он.

Мелек понимала, ей самой будет трудно снять наряд. Молния на платье была сзади и доходила до талии. К тому же, эта пышная юбка — дополнительная трудность. Она повернулась к нему спиной и позволила начать раздевать. Полетев на кресло, фата легла там белым облаком. Потом Эмин осторожно потянул за язычок молнии. Мелек закусила губу. Неужели ей придётся с ним переспать? Эмин сказал, что они муж и жена перед богом и людьми и никаких препятствий он не видит. Мелек поняла, что он банально запудрил ей мозги, как самый отъявленный мошенник. Говорил всегда завуалировано, вроде отвечал на вопросы так, как она хотела, но теперь чётко прослеживался двойной смысл или подтекст. И ничего отмотать назад нельзя — они женаты.

Предстояло пройти через брачную ночь. Не то чтобы это было какой-то катастрофой, просто, кроме Кости, у неё не было мужчин. Свою лепту в страхи внëс Крылов. Мелек побаивалась близости, ведь Эмин может оказаться таким же грубым. Начнёт хватать, делать больно. Он — муж и по меркам этой страны в своëм праве. А если она откажет, что тогда? Паника захлестнула сознание, тело трясло мелкой дрожью. В ушах звенело, а на глаза навернулись слезы.

Тем временем Эмин расстегнул молнию, снял платье до талии. Потом дëрнул вниз, приседая. Купол юбки сложился, и Мелек смогла переступить через него. Под платьем было только нижнее бельë. Она посмотрела на мужа затравленным взглядом с озëрами слёз и прикрыла себя руками. Он тут же притянул её к себе, обняв, погладил по голове. Ухо обожгло горячее дыхание.

— В России говорят: стерпится — слюбится. У нас есть пословица. Люби того, кто тебя любит, даже если он ничтожен, не люби того, кто тебя не любит, даже если он султан в Египте. Я хочу, чтобы ты со временем полюбила меня, как я тебя.

— И всё же ты меня в чëм-то обманул, — вздохнула Мелек.

— Я не спорю. Должен был оставить тебя рядом. Помнишь, ты спрашивала, что бы было, если бы родители запретили мне жениться на тебе? Сейчас я готов ответить правду. Я бы ушёл из дома, наплевав на наследство, но не отдал тебя никому. Не бойся. Мы будем просто спать вместе. Я не стану скрывать своё желание, но всё же подожду, пока ты сама не захочешь близости. Самое главное — береги нашего малыша, остальное придёт со временем, — ласково проворковал Эмин.

Мелек прониклась этими словами, обняла в ответ и положила голову ему на грудь.

— Спасибо, — тихо сказала она.

— Иди в душ, а я пока постель разберу. Дверь в уборную вон там, а в другой комнате гардероб.

Эмин указал рукой на нужную дверь, и Мелек понеслась туда, словно желая спастись. Впрочем, волнение и страхи отступали. Эмин обещал подождать. Он не требует близости прямо сейчас и это вселяло уверенность, что всё будет хорошо.

Стоя под тëплыми струями в просторной душевой кабине, Мелек вдруг вспомнила, как подруги смеялись над ней порой. Скромная, зажатая, не бросающаяся на каждого альфа-самца ради удовольствия в постели. Даже с Костей близость была не сразу. Да, может где-то она и смелая, но по части интима нет. Мелек на миг почувствовала себя средневековой барышней, которая ни разу не видела голого мужика. От этой мысли она закрыла лицо и внезапно хохотнула.

Когда выбралась из душа, увидела на тумбе полотенце и красивый пеньюар до колен. Вещь была сделана из натурального голубого шëлка с тончайшим кружевом. Она вытерлась, надела его на голое тело и вышла в комнату. Эмин стоял у кровати в пижаме и сушил волосы феном.

— Я сполоснулся в общей уборной. Ты долго мылась. Иди сюда, я высушу твои волосы.

Впервые мужчина расчёсывал её локоны и сам сушил феном. Мелек бы соврала, если бы сказала, что это не приятно. Она прищурилась и чуть не замурлыкала, как довольная кошка.

После они легли под одно одеяло. Мелек устроилась поудобнее на боку. Эмин обнял её сзади, но не предпринял попытки приставать.

— Спи и ничего не бойся. Спокойной ночи, — произнëс он ласково, поцеловав в макушку.

— Спокойной ночи, — Мелек зевнула и прикрыла глаза.

Теперь она ему верила, что не тронет и будет ждать. Возможно, когда-то она захочет отдаться ему. По крайней мере Мелек не исключала такого развития событий.

40

Эмин проснулся рано, словно ему нужно было на работу. Обнаружил, что лежит на другом боку, прикрытый одеялом наполовину. Ночью он, видимо, перевернулся, а Мелек завернулась в одеяло, отбирая и его часть.

Эмин тихонько перевернулся, подложил руку под щëку и стал любоваться женой. Она тоже ворочалась во сне, и теперь лежала лицом к нему. Пушистые ресницы подрагивали, но глаза оставались закрытыми. Эмин залюбовался красивыми чертами лица и огненными волосами своей Мелек. Хотелось протянуть руку, взять её в охапку и поцеловать. На этот раз впиться в уста по-взрослому: до припухших губ, до ощущения её вкуса на своëм языке. Эмин перевëл дыхание, от пошлых фантазий достоинство налилось кровью и… он решил держать свои «лапки» при себе. Он обещал вчера, что подождёт её и пусть ему сейчас некомфортно и хочется большего, но он не позволит себе. Да, можно потихоньку приручать Мелек, но всё нужно делать постепенно.

Эмин не понял, сколько так пролежал, время текло ужасно быстро. Казалось, что он только начал рассматривать прекрасные черты своей русской жены, и вот она открывает глаза, сонно хлопая ими и зевая.

— Доброе утро, Эмин. Уже пора вставать? — спросила Мелек.

— Гюнайдын, Мелек. Эвет. Я поздоровался и ответил на твой вопрос. Будем понемногу общаться на турецком языке, — улыбнулся Эмин.

— Хорошо. Мама Латифы говорит, что у меня успехи в изучении языка, — на лице жены появилась искренняя улыбка.

— Пора вставать, скоро подадут завтрак. Утром после свадьбы всегда ездят или идут к родителям, чтобы поцеловать руки. Бывает, родители сами приходят в гости. Нам никуда ехать не придëтся.

— Тогда давай вставать.

Эмилия села на кровати, зевнула, прикрыв рукой рот. Новая жизнь страшила своей неизведанностью, но она смело решила идти по ней.

Эмин подошёл, присел перед ней на корточки и, взяв руки в свои, поцеловал каждую ладонь.

— Мелек, я хотел бы объясниться. Я вчера тебя напугал своими заявлениями, что мы женаты перед людьми и Аллахом. Это так и есть. Просто не следовало говорить таким тоном. Понимаешь, мы приехали сюда и растрезвонили всем, что женимся по большой любви. Да, по началу это был обман, но потом я понял, что на самом деле полюбил тебя. Желание спать с тобой в одной кровати продиктовано не только моим эгоистичным чувством. Представь, что если бы я распорядился поселить тебя в другой комнате? Это не проблема, пустые спальни есть. Вот только как бы отреагировали мои родные? Сразу бы поползли слухи, что тут что-то не так, ведь беременность — не повод жить в разных спальнях. Если уж ты взялась участвовать в спектакле, нужно отыграть его до конца. А ещё я надеюсь, что ты со временем сможешь привыкнуть ко мне и полюбить.

— Я поняла, Эмин. Спасибо, что сейчас откровенен со мной. Я не могу сказать, что будет дальше, но не отрицаю возможности жить нормальной семьёй. Порой жизнь выдаëт такие фортели, что можно только удивляться. Мы с тобой мало знакомы, но, возможно, в будущем… я не знаю, Эмин.

Мелек осмелилась и провела рукой по его щеке. Он перехватил её ладонь и поцеловал.

— Я никогда раньше не представлял, как приятно хотя бы целовать руки любимой женщины. Я тебя подожду как и обещал, но не отвергай простые объятия и поцелуи.

— Ладно, а теперь идём умываться. Поспешим поцеловать руки родителям. Скажу честно, дедушка и бабушка мне нравятся больше, — шëпотом призналась Мелек, будто мог кто-то подслушать.

— Хах, я заметил, что ты им тоже понравилась, особенно бабушке, — хохотнул Эмин, вставая.

Они зашли в уборную и одновременно принялись чистить зубы. Мелек глянула на мужа, замечая, что у того паста оседает пеной на бороде и усах. Это выглядело слегка комично.

— Эмин, а ты не мог бы побриться? Понимаю, что для тебя ношение бороды — что-то принципиальное, но я не очень хорошо к этому отношусь. Прости.

— На самом деле не принципиально. Нигде в священных книгах не сказано, что мужчина обязан её носить. Это по желанию. Сейчас найду станок и пенку. Когда-то я брился. Очень давно.

Через некоторое время они зашли в столовую и поздоровались. Эмин принялся целовать старшим руку и прикладывать ко лбу. Мелек повторяла за ним.

— Ты побрился, сынок? — удивленно воскликнула Айла.

— Да, мам, чего не сделаешь для любимой женщины, — улыбнулся Эмин, проводя рукой по гладким щекам. — Не привычно.

Айла поджала губы, неприязненно зыркнув на невестку. Мелек стерпела этот взгляд, но всё же гордо подняла голову. Пусть она не сможет высказать свекрови всё, что о ней думает, но держать голову прямо ей никто не запретит. К тому же она не заставляла Эмина. Просто попросила и, к удивлению, он пошёл на уступки.

Служанка доложила, что на стол накрыли и все двинулись в ту сторону. Эмин отставил стул для Мелек, помогая сесть. Здесь, как и в доме родителей Латифы, во главе стола сидел самый старший мужчина. Справа от Бора расположилась бабушка, слева — Даган, потом Айла. Рядом с бабушкой уселся Эмин, а Мелек за ним.

Было понятно, что у каждого члена семьи тут своё место, и когда за столом собирается много народа, то сидят именно в этом порядке.

Бора сложил руки для молитвы, все последовали его примеру. Мелек не стала исключением и после увидела, как одобрительно сверкнули глаза деда.

— По утрам мы всегда пьём чай. А вот после завтрака можно и кофе. В наших традициях есть такой обычай. В первый свой день в доме мужа, невеста варит своими руками кофе и подаёт всем старшим в семье, — произнёс Бора с лукавой улыбкой на устах.