— О-о, я не знаю, — ответила она ровным голосом и оглянулась, чтобы убедиться, что вокруг никого нет. — Послушай, Бабник, я дам тебе все, что пожелаешь. Я просто очень хочу попасть на эту вечеринку, — выпалила она и закрыла рот рукой, не веря, что произнесла эти слова.

— Допустим. Но ты должна знать, чего хочу я. Наконец-то крошка Бетти решила пойти на вечеринку. Ты собираешься надеть бюстгальтер?

Бетт испугалась:

— Какая тебе разница?

— О, большая разница… Мне всегда хотелось пощупать твои маленькие хорошенькие сосочки, — понизил он голос, но Бетт показалось, что слова его прозвучали слишком громко. Она снова оглянулась через плечо.

— Бабник, я вообще не ношу бюстгальтер, — выпалила она.

— Как хорошо, Бетт, очень хорошо…

— Ну?

— Что «ну»?

— Так мы договорились о свидании… или нет?

— Да. Конечно. Почему бы и нет?

— Мы… мы пойдем вместе с Кевином и Джуди. Хорошо?

— А старина Кев знает об этом?

— Конечно! Он же один из твоих лучших друзей, не так ли? — она задержала дыхание, боясь, что он станет отрицать это. Нужно закончить разговор, прежде чем у нее сдадут нервы. — Заезжай за мной около восьми, хорошо?

— Хорошо. Я, может, позвоню тебе сегодня вечером, около девяти. Будь дома. Мы с тобой сможем немного поболтать. Мне хотелось бы поболтать с тобой, Бетт.

На лбу у Бетт выступили капельки пота. Она понимала, о чем он будет говорить, и ей уже сейчас становилось не по себе. Нужно немедленно бросить трубку! Она может сказать, что решила пошутить, завести его. Она могла бы проучить его. Но вместо этого Бетт взяла себя в руки и постаралась держаться как можно увереннее.

— Я не против, Бабник. Мне будет интересно поболтать с тобой, — сладким голосом ответила она.

— Вот так, Кевин, — пробормотала Бетт после того, как дрожащей рукой положила трубку на место. — Вот так!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Когда утром Кевин увидел деда, завтракавшего с матерью на кухне, он сразу почувствовал неладное. Кевин достал из холодильника пакет апельсинового сока, внимательно посмотрев на обоих.

— Доброе утро, дедушка, — уважительно поздоровался он, наклоняясь и целуя мать в щеку.

Фостер Дойль поднялся со стула и похлопал внука по спине.

— Сегодня прекрасное утро, я вышел прогуляться и в последнюю минуту решил заглянуть к вам. Мне очень захотелось знаменитых булочек с корицей, которые печет Дульчи.

Они говорили о нем, он почти физически чувствовал это. У Кевина был нюх на такие дела. Где же папа? Где Бетт? Ему необходим союзник.

— Твоя мама сказала, что ты устроился на работу в новый спортивный магазин, — дружелюбно заметил Фостер Дойль.

Кевин поморщился. Придется покончить с этой темой раз и навсегда. Папа на его стороне, а это самое главное.

— Да. Мистер Хэррис сразу же взял меня. Я работаю у него полный день, и он может на меня положиться. Мы пожали друг другу руки, я дал ему слово и постараюсь все делать хорошо, — Кевин чувствовал себя скованно. — Дедушка, я намерен работать!

— Похвальная мысль, мальчик, очень похвальная, но Хейдены никогда не работали до учебы в колледже. Что подумают о тебе в городе? Ты не нуждаешься в деньгах. Приняв это предложение, ты лишил места другого парня, которому они действительно нужны. Скажи, сколько платит Хэррис, и я дам тебе столько же. Ты будешь свободен все лето и сможешь делать, что пожелаешь.

Кевин прищурился.

— Ценю твое предложение, дедушка, но я хочу работать. По-моему, мне понравится в магазине, к тому же мне нравится сам мистер Хэррис. Он отличный парень. Я уже приступил к делу. Папа одобряет.

— Я согласна с дедушкой, Кевин. Позволь какому-нибудь нуждающемуся парню занять это место, а ты сможешь провести лето с Бетт. Ведь скоро ты уезжаешь, а она будет ужасно скучать. Ты должен проявить к ней участие, — умоляла Ирэн.

Кевин посмотрел сначала на мать, а потом на деда. Они снова мучают его. Они объединились против него и отца. Он всегда уступал просьбам матери, но теперь не собирался этого делать. Теперь он будет делать то, что хочет. И отец на его стороне.

— Если ты такой независимый, то как собираешься зарабатывать деньги, когда начнешь учиться в Тьюлейне? — раздраженно произнес Фостер Дойль.

— Я это уже обдумал, — ответил Кевин, внимательно посмотрев на Фостера Дойля. — Буду работать во время обеденного перерыва в кафетерии. Я уже подал заявление. За это можно получать бесплатный обед.

— Кевин, — застонала Ирэн, — что с тобой? Где ты нахватался этих мыслей?

— У меня всегда были эти мысли, только ты не изволила меня слушать. А папа со мной согласен. Послушайте, мне надо уходить, иначе я опоздаю на работу. Рад был тебя увидеть, дедушка. Мама, к ужину я вернусь. Если опоздаю, не ждите меня, я поем с папой.

Когда дверь за Кевином закрылась, Фостер Дойль опустил руки и посмотрел на Ирэн.

— И ты считала, что все в доме подчиняются тебе? — раздраженно спросил он.

— Я же говорила, что он уже все решил. Артур с ним заодно. А знаешь, это не так уж и плохо. Если Кейдер и подозревает что-то, я уверена, он будет молчать. В конце концов, Кевин его плоть и кровь, pi он не станет причинять боль мальчику. А Кевину было бы больно. Кейдер не так глуп, папа.

— Мы проиграли этот бой, но война еще не окончена, — задумчиво произнес Фостер Дойль. В этот момент он принял твердое решение встретиться с Кейдером Хэррисом и все выяснить. И чем скорее, тем лучше.

Ирэн вытерла слезы, жалея, что не взяла с собой сигарет.

— Я всем займусь сам, дочка! Успокойся и отправляйся по магазинам. Купи себе новую шляпу с перьями, как мне нравится. Я сам позабочусь о Кевине, твоем осле-муже и Кейдере Хэррисе.

У Ирэн засосало под ложечкой. Почему он не дает ей самой заняться своими делами? Кевин — ее сын и сын Кейдера. Последнее слово должно остаться за ними. В этот момент Ирэн Хейден Томас страстно ненавидела своего отца. Сила этого чувства так напугала ее, что она резко поднялась и вышла, оставив Фостера Дойля сидеть с открытым ртом. Она бросилась в свою комнату и начала торопливо искать ментоловые сигареты. Потом с трудом открыла непослушными пальцами помятую пачку и сломала четыре сигареты, прежде чем ей удалось, наконец, поднести к губам пятую и закурить. Из груди ее вырвалось рыдание.

* * *

Артур Томас поправил жилет своего строгого, в голубую полоску, костюма и вышел в приемный зал похоронного бюро. Помещение было выдержано в темных тонах с отдельными фрагментами темно-красного, ярко-красного и позолоты. Артур всегда слегка морщился, когда входил в эту комнату, потому что она была местом проявления искренней и безутешной скорби. В отличие от сдержанных, тщательно продуманных похорон белых, уход из жизни чернокожих граждан Хейдена сопровождался громким плачем и стенаниями родственников. Он думал, что, содержа много лет похоронное бюро, уже привык к рыданиям и проявлению чувств на людях, но оказалось, что это не так. Происходившее по-прежнему приводило его в смущение. Артур предпочитал спокойные, торжественные церемонии своих соплеменников. С белыми ему было необходимо только выказать сочувствие и понимание, быть вежливым и провести церемонию проводов в последний путь достойным образом. Черные выражали свое горе более эмоционально, что производило тяжелое впечатление на тех, кто пришел выразить близким соболезнование и участие. Их молитвы, бесконечные «аллилуйя», евангельские песнопения вызывали неподдельные переживания Артура Томаса.

Именно потому, что он чувствовал себя в подобных случаях не лучшим образом, Артур и нанял Дестри Дэвидсона, который стал его помощником и проводил похороны черных. Сейчас владелец бюро отыскал глазами Дестри и сделал ему знак выйти в вестибюль.

Дестри Дэвидсон, очень высокий, безукоризненно одетый и подтянутый, всегда держался с достоинством и, казалось, никогда не торопился, хотя Артуру было известно, что он очень эмоционален. Когда Артур смотрел на Дестри, ему неизменно приходило на ум слово «консерватор». Даже его густые волосы были всегда тщательно уложены, аккуратно подстрижены, и ни один волосок не торчал из безупречной прически. Его белоснежные рубашки казались еще белее на фоне темной кожи лица. Ирэн как-то сказала, что Дестри изысканно чистый, хотя, скорее, чистый, чем изысканный. Артур, правда, не совсем понял, что именно подразумевала его жена.

— Вы уже не вернетесь сегодня, мистер Томас? — серьезно и угрюмо спросил Дестри.

— Нет, Дестри. Ты один проведешь эту церемонию и прекрасно обойдешься без меня. Знаешь, я давно собирался спросить: так ли уж необходимо мое присутствие, когда хоронят кого-то из ваших? Что-то подсказывает мне, что лучше, если ты будешь все делать сам.

Сложив руки на сильной и широкой груди, Дестри смотрел на Артура Томаса, которого уже десять лет называл «мистер Томас».

— Означает ли это, что мне не нужно присутствовать на похоронах белых?

— Нет, я совсем не это имел в виду, Дестри. Ты же знаешь, что я не смогу справиться без тебя. Я только хотел сказать, что, по-моему, твои люди чувствуют себя свободнее, когда меня нет.

Взгляд темных глаз Дестри остался непроницаемым.

— Как прошел сегодня городской совет? Пришли ли к какому-то решению?

— Много спорили и ругались, как я и предвидел. Ты ведь за строительство резервуаров, не так ли, Дестри?

— Да, мистер Томас. Мы с вами уже не раз говорили об этом. Городу нужно похоронное бюро для черных, и я надеюсь, что когда-нибудь открою такое. Если в Хейдене начнут строить хранилища, черное население увеличится. Не думаю, что жителям угрожает загрязнение окружающей среды и опасность взрыва. Этот город совсем захиреет, если здесь не будет развиваться какая-нибудь промышленность. Если не резервуары, то должно быть что-то еще. Нам нужно обновить кровь, нужны новые идеи. Я, конечно, говорю не только от себя, но и от имени моих людей.