— Мне нужно зайти в дом и попытаться уложить волосы. Пожалуйста, подожди меня здесь, — прошептала она, не глядя на него.

Риго наблюдал, как она прошла в хижину. Минуту спустя Мириам появилась, заплетя волосы в две тугие косы и уложив их на затылке. Лицо ее было пепельно-бледным, но абсолютно спокойным.

— Думаю, будет лучше, если вы довезете меня до дяди Исаака и я одолжу у него лошадь.

— Ваш отец никогда не должен узнать, что незаконнорожденный дикарь обесчестил его драгоценную дочь, — горько сказал Риго, подзывая скакуна.

— Я сама лишила себя чести, Риго. И не хочу, чтобы отец терпел унижение по моей вине, — ответила она просто. Он подсадил ее на лошадь, ничего не ответив.

Холодный ноябрьский дождь стучал по стеклам библиотеки Исаака Торреса. Он смотрел из окна во двор на размытые силуэты деревьев.

— Не знаю, винить себя или радоваться, дружище, — пробормотал он.

Иуда отхлебнул еще вина и возразил:

— На твоем месте я бы радовался. Этот испанец опасен. Он никогда не станет одним из нас. И для тебя, и для всей вашей семьи очень хорошо избавиться от него.

— Может быть. Но я знаю, что Аарон будет очень опечален, получив письмо Бенджамина. Когда Мириам разорвала помолвку, мальчик и так почувствовал себя несчастным. Теперь он потерял еще и брата. Он рос, постоянно слушая рассказы о Наваро. — Он смущенно покачал головой.


— И твой племянник, и его сын всегда были глупыми! Аарон должен перевезти семью сюда, подальше от инквизиции, подбирающейся и к испанским колониям, а Бенджамин должен жениться на Мириам. Я попытаюсь поговорить с этим упрямцем. Если бы он согласился, я заставил бы Мириам подписать брачный договор. Но он, видите ли, женится на ней, только если она захочет этого!

— Я тоже считаю, что было бы лучше, если бы вся моя семья вновь собралась здесь. Но я не хочу неволить Мириам и Бенджамина. Опыт подсказывает мне, что это было бы ошибкой. Надо дать ей время разобраться в своих чувствах, Бенджамин уедет в Эспаньолу, и, может быть, поняв, что потеряла его, она напишет ему и попросит вернуться… или последует за ним.

— Пути Господни неисповедимы. Поживем — увидим.

Мириам сидела перед камином, наблюдая, как оранжевые языки пламени лижут черные камни очага, жалея, что и она не может оказаться там, в огне, и растаять вместе с дымом в холодном ночном воздухе. «Я ведь врач. Я ведь знаю об этом больше, чем невежественные крестьянские девушки, скидывающие рубашку для каждого проходящего мимо солдата».

Вертя чашу в руках, она чуть не плакала. Ее пальцы, стиснувшие бокал со страшным содержимым, побелели. Она с трудом разомкнула руки, словно мертвой хваткой сжавшие небольшой сосуд. Совсем мало — три капли на стакан теплой воды. Конечно, существует опасность и для ее собственной жизни, но она знала, что риск совсем невелик, если точно соблюсти дозу. Старая бабка-повитуха, рассказавшая ей о рецепте в прошлом году, успешно испробовала это средство на двух знатных дамах, которым сама Мириам позднее помогала.

Вспомнив крошечных мертвых младенцев, уже совсем сформировавшихся, обескровленных, неподвижных, она поняла, что не сможет совершить преступления.

«Я призвана защищать жизнь, а не отбирать ее».

Мириам пыталась убедить себя, что это профессиональная честь удерживает ее от решения использовать содержимое чаши, но понимала, что правда спрятана гораздо глубже, на самом дне ее души.

Она смотрела в огонь, представляя, какую боль и унижение испытает Иуда. Как могла она подорвать веру отца в свое благоразумие; как сможет вынести потерю его доверия? Сердце разрывалось при мысли об этом. Лучше уж покинуть родной дом, спрятаться где-нибудь в дальнем уголке Франции и всю жизнь прожить чужой там, где никто не знает ее. Где-нибудь в Бургундии, где есть иудейская община. Там она могла бы быть полезной.

«Это ребенок Риго, который даже никогда не узнает о существовании отца. Но я буду любить его за нас обоих».

Она поднялась и выплеснула содержимое чаши в огонь. Жидкость разлилась по железной решетке и, шипя, испарилась, смешавшись с дымом и растворившись в холодном ночном воздухе.

Глава 9

Бенджамин уложил два тома французской поэзии в морской сундук и еще раз просмотрел его содержимое.

— Этот сундук, наверное, потопит корабль, — пробормотал он. Это был только один из множества сундуков с книгами, медицинскими приборами и редкими снадобьями из Европы и с Востока, без которых он не мог обойтись.

Печаль наполнила его сердце, при мысли, что ему придется путешествовать в одиночестве, без невесты и брата. Но он возвращается домой. Сколько времени он ждал возвращения домой!

Услышав гневные крики внизу, у лестницы, он поспешил отворить дверь и посмотреть, что случилось.

Оглядев лестницу и главный вход он увидел Иуду Талона и своего дядю, о чем-то горячо спорящих. Между двумя стариками, бледная и растрепанная, стояла Мириам. Словно почувствовав, что он близко, она подняла глаза. Молодая женщина едва заметно покачала головой, словно прося Бенджамина не вмешиваться, но он спустился, сделав вид, что не понял ее знака.

— Я требую, чтобы этот дикарь был наказан за свое вероломство. Он запятнал честь вашего благородного дома. Аарон не может считать его своим сыном после всего содеянного им. Голос Иуды срывался от гнева.

— Не лучше ли обсудить это без свидетелей, дорогой друг, — озабоченно сказал Исаак. — Пройдемте в мою комнату. Ваша дочь утомлена и нуждается в отдыхе…

— Что совершил мой брат? — прервал их Бенджамин. Иуда обернулся и пристально посмотрел на Бенджамина.

— Это я тебя хочу спросить, что…

— Нет, отец, нет, прошу вас, — с мольбой в голосе воскликнула Мириам. Ее волосы были убраны и скреплены на голове серебряной сеткой. Печальное лицо было заплаканно, Исаак взял Мириам за руку и кивнул Иуде и Бенджамину.

— Поднимемся ко мне. Там наши слова не долетят до чужих ушей, — спокойно сказал он.

Войдя в свою просторную комнату, Исаак усадил Мириам на низкую кушетку с кипой темно-синих бархатных подушек и пригласил Иуду и Бенджамина занять места за круглым латунным столом, стоящим поодаль.

Иуда без предисловий обратился к Бенджамину.

— Этот испанский пес изнасиловал мою дочь. Более того, теперь она ждет ребенка. Это ты привел к нам чужака, и ты должен нести ответственность…

— Нет! — выкрикнула Мириам. — Я не позволю вам перекладывать мой грех на Риго де Лас Касаса или его брата. Он не принуждал меня. Я… Я уступила его просьбам, да простит меня Господь! — Она отвернулась, не в силах видеть, как ужас и боль исказили лицо Бенджамина.

— Это было той ночью, после бала, когда вы прислали мне записку? — срывающимся голосом спросил он. — Да. — Она заставила себя посмотреть ему в глаза. — В ту ночь в летней кухне и еще раз, за городскими стенами — он спас мою жизнь, когда слуги мадам Мирей напали на меня.

Исаак мрачно смотрел на эту благовоспитанную молодую женщину, которая, как ему всегда казалось, любит его племянника.

Бенджамину нужно было время, чтобы осознать признание Мириам.

Во всеобщем молчании Исаак сказал:

— Пожалуйста, успокойся, мой мальчик. Сядь и позволь нам подумать, что делать в этой ситуации.

— Это очевидно. Ей надо немедленно выйти замуж. Так как в ее будущем ребенке течет кровь Торресов — хоть и весьма испорченная, — вам необходимо найти ей мужа, в противном случае не далее чем через неделю она выйдет замуж за Ришара Дюбэ! — Иуда обращался к Исааку, но все в комнате понимали, что он ждет ответа от Бенджамина.

— Иуда, дядя Исаак, я хочу поговорить с Мириам наедине, — тихо сказал Бенджамин. Он повернулся и предложил ей руку. — Пожалуйста, пойдемте в сад, — попросил он с холодной вежливостью.

Мириам покорно последовала за ним. Ее пальцы, холодные как лед, утонули в его горячей руке. Бенджамин кивнул кипящему от гнева Иуде и Исааку, который казался только чуть более задумчивым. Когда они отошли достаточно далеко от портика, она высвободила руку и посмотрела ему в глаза.

Бенджамин был таким мрачным, каким Мириам никогда прежде его не видела.

— Когда вы разорвали помолвку, я догадывался, что вам понравился Риго, но я не мог и предположить такого вероломства. Быть такой неприступной и чопорной со своим женихом и в то же время по собственной воле развратничать с его братом!

Слезы хлынули из ее глаз.

— Лучше бы я умерла, чем причинять такую боль и унижение вам и отцу. Я решила уже покончить с собой, но ребенок…

— Никогда даже не заикайся об этом! — грозно приказал он.

Она вздрогнула и отвернулась, чтобы снова взять себя в РУКИ.

— Если бы судьба не отправила вас в ту ночь к пациенту, это могли бы быть вы, — сказала она вполне бесстрастным голосом.

— Нет, вы послали за мной только потому, что боялись чувств, возникших между вами и Риго, — горько возразил он. — С той самой минуты, как вы увидели его, я понял, что он произвел на вас совершенно особенное впечатление; потом вы пали жертвой его хитрости.

— Я уже сказала и вам, и отцу, что он не принуждал меня. Я могла бы остановить его… если бы была в состоянии в тот момент мыслить здраво. Он испанец, христианин и солдат, в нем есть все, чтобы разрушить мой мир и меня саму. Я не пытаюсь найти себе оправдание или выпросить ваше прощение. Мой грех непростителен.

— Вы знаете, что Иуда решил выдать вас замуж за того человека, которого выберет он?

— Тише, Бенджамин. Это не можете быть вы. Я уже и так причинила вам достаточно неприятностей. — Но и не Дюбэ, этот шакал. Ваш отец прав. В этом ребенке течет кровь Торресов. Ответственность за него несем и мы, — сказал Бенджамин смиренно. — Риго мой брат. И я женюсь на вас. — Он протянул руку и дотронулся до ее щеки, печально покачав головой. — Кто знает? Может быть, И со временем вы полюбите меня?

— Я и так люблю вас, Бенджамин, я говорила вам об этом, когда решила разорвать помолвку. Вы дороги мне как брат, и я не позволю вам сделать так, чтобы мы стали врагами. Не делайте ошибки. Если вы вынуждены будете признать темнокожего ребенка Риго своим первенцем, то возненавидите меня. Нет, я уеду на север, в Бордо, и начну новую жизнь.