Он с напускным изумлением взглянул на ее пальцы, пристально посмотрел в глаза и, запинаясь, пылко выпалил:

– Правда? О Гвенолин! Мне так хочется вас поцеловать…

Она с готовностью подставила губы. Он с притворной неловкостью чмокнул ее и с печальной улыбкой признался:

– Я мечтал об этом с нашей первой встречи.

Обрадованная Гвенолин раскрыла ему объятья: завидные женихи не обивали пороги почти сорокалетней вдовицы с напористым характером. Вдобавок, красотой она не отличалась. Эрик Сегаль – мастер на все руки, человек надежный, хозяйственный и рассудительный – завоевал ее сердце, попросил ее руки, и Гвенолин с готовностью согласилась.

Так завершилось превращение начальника криминальной полиции гестапо Хорста фон Шлейгеля в мсье Фредерика Сегаля, любящего мужа, заботливого отца и уважаемого жителя французского городка Фонтен-де-Воклюз.

– Эрик? – окликнула его Гвенолин. – В чем дело? В кафе полно посетителей, а ты стоишь как вкопанный. Кто звонил?

– Журналист, помнишь, я тебе говорил. Мы с ним завтра встречаемся.

– Вот и славно. – Она похлопала его по руке. – Ты как себя чувствуешь?

– Прекрасно, – ответил он и направился обслуживать посетителей, но тайные сомнения не отступали. Двадцать лет фон Шлейгель вел себя с чрезвычайной осторожностью и не собирался отметать подозрения, храня свое преступное прошлое в секрете.

Глава 28

В предрассветных сумерках Люк добрался до предместья Фонтен-де-Воклюза. В город он собирался войти пешком, а потому оставил машину на проселочной дороге, под сенью деревьев у поворота. Ночью подмораживало, и Люк с благодарностью вспомнил Дженни. В Лондоне дочь повела его в магазины мужской одежды на Савильроу, где он неохотно приобрел себе повседневный костюм в «Мосс броз», но восхищенно замер в «Бабуре», увидев на витрине темную вощеную куртку.

– Всю жизнь о такой мечтал! – признался он. – Самая подходящая одежда для Оркнейских островов, да и в Истбурне она бы не помешала. Жаль, у нас тогда денег не было…

Дженни хитро посмотрела на отца.

– Ага, вас тогда любовь грела, – поддразнила она. – Покупай.

Он удивленно взглянул на дочь.

– Покупай, не тяни, – настойчиво сказала она. – Ты на себя никогда денег не тратишь. А куртка очень хорошая, мне нравится. Зимой тебе пригодится.

В северной Тасмании зимы и вправду холодные и сырые, поэтому Люк поддался на уговоры и сейчас радовался удачной покупке: ноябрьская ночь в горах Люберона выдалась промозглая. Он поплотнее обмотал вокруг шеи черный кашемировый шарф – подарок Лизетты на давнее Рождество – и натянул на уши черную вязаную шапочку, пряча белокурые пряди. Он подумывал выкрасить волосы хной или зачернить их ваксой, для маскировки, но в присутствии Дженни это было невозможно. Вдобавок, он надеялся, что в нужный момент фон Шлейгель поймет, с кем имеет дело. Люк закинул на плечо рюкзак и отправился в путь, пользуясь своими великолепными способностями к ориентации на местности, которые во время войны оказали ему незаменимую помощь в горах. В темноте крутая каменистая дорога была опасной, но Люк светил под ноги фонариком.

Ранним утром на улицах городка не было прохожих, однако, завидев в предрассветном сумраке очертания зданий, Люк погасил фонарик и дальше шел в полутьме, полагаясь на свое острое зрение. В Фонтен-де-Воклюзе он бывал нечасто, но запомнил живописный городок у реки, в окружении величественных гор. Темные прозрачные воды бурлили в гранитном русле. Среди поздних осенних цветов у обочины Люк разглядел одинокий одуванчик, поднес пушистый шарик к губам и с силой дунул, загадывая желание. Река унесла пух к Л’Иль-сюр-ла-Сорг, где в пансионе мирно спала Дженни. Люк вздохнул, надеясь, что все-таки увидит дочку. Из кармана он вытащил стебелек лаванды, привезенный из Австралии, растер его в ладонях, с наслаждением вдохнул пряный аромат и погрузился в воспоминания.

Память о родных и близких укрепила его решимость, как будто, исстрадавшись за долгие годы ожидания суровой, праведной расплаты, души Якоба, Голды, Иды, Гитель, Лорана, Фурнье и Мари Дюга взывали к мести, а призраки Вольфа, Сары и Ракель заботливо оберегали Люка. Фон Шлейгель предстанет перед их справедливым судом. Маркус Килиан одобрил бы этот поступок. Скорбным теням Лизетты и Гарри здесь было не место: Люк не хотел, чтобы мерзкий гестаповец хоть чем-то омрачил их светлую память.

Люк поднес к лицу ладони, пахнущие лавандой, и вспомнил жаркое тасманийское лето, счастливую, полную любви и радости жизнь в Лилидейле. В судьбе Люка лаванда и любовь сплелись воедино. Когда он сдержит свое обещание и освободится от застарелой боли, то станет с надеждой смотреть в будущее. Он спрятал пахучие высохшие цветы на груди, надеясь, что волшебная сила лаванды сделает его неуязвимым.

Люк беззвучно ступал по узким улочкам, двигаясь осторожно и уверенно. Наконец, приблизившись к месту встречи, он ссутулился, засунул руки в карманы и нерешительно завертел головой, словно пытаясь определить, где находится.

Внезапно из темного переулка раздался голос:

– Мсье Кусто?

Человек, о встрече с которым Люк мечтал долгие годы, вышел из-под навеса и приветственно протянул руку. Мир замер, сердце гулко забилось, горло перехватило, от омерзения по коже пробежали мурашки. Люк усилием воли подавил в себе отвращение и с улыбкой взглянул на фон Шлейгеля.

– Мсье Сегаль, приятно познакомиться, – заявил Люк с напускным дружелюбием и протянул руку, не снимая перчатки: он не забыл, как двадцать лет назад пожимал холодную, скользкую от пота ладонь гестаповца.

В предрассветных сумерках лиц собеседников было не рассмотреть, но Люк на всякий случай зябко кутался в шарф и неловко переминался с ноги на ногу, будто пытаясь согреться, хотя больше всего на свете ему хотелось задушить мерзавца. Он вспомнил, как в далеком 1943 году убил Пьера Лондри – французского жандарма и нацистского прихвостня, – отомстив ему за смерть бабушки Иды. Люк с усилием взял себя в руки и опустил шарф, открыв лицо, чтобы не возбуждать у фон Шлейгеля излишних подозрений.

– Спасибо за уникальную возможность пойти с вами в горы, – небрежно заметил он, стараясь не переигрывать.

Фон Шлейгель не сводил с Люка пристального взгляда. Бывший гестаповец постарел, бравая военная выправка исчезла, плечи поникли, кожа покрылась морщинами, наметилось внушительное брюшко. Люк представил себе, как от резкого удара под дых мерзавец согнется напополам и…

– … правда?

Люк так замечтался, что пропустил вопрос своего спутника.

– Ох, простите! – воскликнул он и демонстративно сдвинул с ушей края вязаной шапочки, стараясь не показать золотистых волос. – Ничего не слышу!

Маленькие глазки фон Шлейгеля прятались за стеклами очков.

– Я спрашиваю, как вы будете заметки писать на ходу? – повторил он вкрадчивым голосом, который долгие годы преследовал Люка в кошмарах.

– Не беспокойтесь, у меня прекрасная память, – заявил Люк, постукивая пальцем по виску.

Фон Шлейгель иронически вздернул бровь и с глухим смешком заметил:

– Надеюсь, слух вас больше не подведет.

С таким же гнусным смешком фон Шлейгель когда-то заставлял Люка сделать выбор: убить Вольфа Дресслера или оставить старика в живых, обрекая его на бесчеловечные пытки в гестаповских застенках. Люк нажал на спусковой крючок… но пистолет был не заряжен. Как оказалось, фон Шлейгель и его нацистские дружки решили таким образом развлечься.

Люк с трудом отогнал тягостные воспоминания.

– Еще раз предупреждаю, подъем не из легких, – напомнил фон Шлейгель.

– Ничего страшного, если я устану, то ни в коем случае не намерен вас задерживать, – ответил Люк. – Ну что, в путь? – Он вежливо пропустил фон Шлейгеля вперед и пошел бок о бок со своим врагом. – Так вот, в статье я намерен раскрыть вашу истинную натуру.

Фон Шлейгель ошарашенно уставился на собеседника.

Люк, будто не обратив внимания, безмятежно продолжил:

– Видите ли, все знают Фредерика Сегаля – владельца кафе, но мне хотелось показать нашим читателям всю многогранность вашей личности.

– А, понятно, – протянул фон Шлейгель. – Кстати, местные жители зовут меня Эрик.

– Да, я обязательно возьму это на заметку, – сказал Люк. – И вы ходите в горы каждый день?

– Нет, но я каждый день занимаюсь физическими упражнениями. Это помогает мне оставаться в форме. Я очень люблю прогулки на свежем воздухе, особенно зимой. В одиночестве лучше думается.

– А ваши близкие разделяют ваш интерес?

– Что вы, мсье Кусто! – фыркнул фон Шлейгель. – Моя жена и дочери не понимают, ради чего я ухожу в горы.

– Прошу вас, зовите меня Лоран, – попросил Люк, нарочно назвавшись этим именем в четь погибшего друга, пчеловода Лорана Мартина, и начал расспрашивать фон Шлейгеля об истории кафе, о дочерях и о семейной жизни.

– У вас дети есть, Лоран?

– Да, двое, – кивнул Люк, вспомнив, как Лизетта говорила, что самое лучшее прикрытие разведчика – правда. – Дочь и сын. – Он вздохнул и добавил: – Сын недавно погиб.

Фон Шлейгель от неожиданности остановился и с искренним сочувствием взглянул на своего спутника.

– Ох, простите, я не хотел…

– Ничего, – отмахнулся Люк и пожал плечами. – Несчастный случай, ничьей вины в этом нет.

– Все-таки это ужасно, когда родители переживают детей. Я вам очень сочувствую, – заявил… фон Шлейгель?

– Сочувствуете? – презрительно переспросил Люк и запоздало сообразил, что так говорить не стоило.

– Конечно, – недоуменно кивнул его спутник.

– Извините меня, пожалуйста, – попытался выкрутиться Люк. – Мне до сих пор тяжело принимать соболезнования.

– Ах, я вас прекрасно понимаю! Как отец отцу признаюсь, я обожаю своих девочек. Такая радость – видеть, как они растут и расцветают…

Люк хмуро кивнул, ненавидя себя за то, что собирается лишить их отца, пусть даже фон Шлейгель и был гнусным мерзавцем.