– Снова сюрприз? Мама, ты меня совсем избалуешь. Маргарет последние полтора месяца то и дело дарила дочери безделушки: Гарден получила нитку жемчуга, жемчужные сережки, пудреницу, духи, гребни, ленты. Ей казалось, что у нее каждый день Рождество.

Но в этот день сюрприз был действительно сюрпризом. Гарден ждала неожиданная встреча. После ванны Гарден, как учила ее мать, втерла в кожу глицерин и розовую воду. Потом надела вещи, разложенные на постели: дневной корсет на тонких косточках со шнуровкой, которая начиналась над грудью и кончалась на уровне бедер; белые шелковые чулки с похожими на листья стрелками над щиколоткой; вышитую сорочку с широкими кружевными лямками; белые хлопковые панталоны с кружевными вставками и оборками; белую батистовую нижнюю юбку с кружевом по подолу. У нее никогда не было такого изящного белья. До сих пор оно было из тонкого полотна без всяких украшений. Гарден надела старые, растоптанные домашние тапочки и клетчатый шерстяной халат, которым ей было очень жалко прикрывать всю эту красоту, и пошла искать Маргарет. Девушке хотелось поблагодарить мать. Гарден очень нравилось быть дебютанткой.

«Она, наверное, в той комнате, где новые платья», – подумала Гарден. Тихонько напевая себе под нос, она сбежала по ступенькам. Все наряды, которые мать за последнее время купила ей и себе, они держали в спальне напротив гостиной. Вдоль двух ее стен стояли привезенные от портнихи вешалки с крючками, на них, покрытые простынями, висели дневные и вечерние платья. Постель развернули параллельно третьей стене, она была вся завалена стопками перчаток, чулок, носовых платков, бельем, туфлями на колодках и сумочками, повседневными и нарядными, завернутыми в тонкую бумагу. Шляпки лежали на стульях. Шляпа на постели – плохая примета.

У четвертой стены был покрытый скатертью стол, над ним висело зеркало. Рядом стояло трюмо. Когда Гарден вошла в комнату, то увидела, что стол весь уставлен бутылочками, коробками и банками и на нем лежит целый набор гребней и щеток. «Это, наверное, и есть сюрприз», – подумала она. Когда она уходила в школу, на столе ничего не было. Она огляделась, ища глазами мать, но Маргарет в комнате не оказалось.

Потом ее голос раздался из гостиной:

– Гарден?

– Я здесь, мама.

Маргарет прошла через холл.

– Вот и обещанный сюрприз. Познакомься, это мистер Анджело.

Гарден нырнула за трюмо.

– Мама, – пискнула она. – Я же не одета. Маргарет рассмеялась:

– Не волнуйся. Мистер Анджело привык смотреть на женщин в халатах. Он парикмахер. Я наняла его причесывать тебя на весь сезон. Сядь за стол и начнем.

Гарден нервно кивнула плотному улыбающемуся человечку, который стоял за спиной ее матери. Он поклонился, жестом пригласил Гарден сесть и размял пальцы. Поверх костюма у него был рабочий халат, весь в кармашках. Их было не меньше дюжины. Из всех торчали принадлежности его ремесла. Мистер Анджело совсем недавно прибыл в Чарлстон из Рима. У него была репутация кудесника.

Он обошел вокруг Гарден, оглядывая ее разноцветную гриву и бормоча что-то по-итальянски. Затем внезапно подскочил к ней и схватил ее волосы обеими руками. Гарден с испугом посмотрела на мать: Маргарет даже нахмурилась от сосредоточенности.

Мистер Анджело стал мять волосы Гарден, непрерывно бормоча себе под нос. Потом отделил одну прядь, высоко поднял, посмотрел на нее, прищурившись, понюхал, потер в пальцах, опустил, и она упала обратно в золотисто-рыжую массу. Это напоминало сцену из итальянской оперы.

– Si, signora, – выдохнул он. – Анджело может это сделать. – Он взял со стола две расчески и принялся за работу. Несмотря на ежедневную возню с ножницами для прореживания, волосы у Гарден оставались чрезмерно густыми и в них по-прежнему заметно проблескивал рыжий цвет. Сейчас они спадали по спине, абсолютно прямые, и доходили почти до талии. Они были, как постоянно говорила Маргарет, безнадежны.

Мистер Анджело отнесся к этой пестрой гриве как к дикому животному, которое ему следовало приручить. Он уговаривал, гладил, бормотал, приказывал на своем певучем итальянском языке. Прядь за прядью он отделял блестящее золото от огненной меди, подкалывая, припомаживая, подрезая, завивая, скручивая. Он проработал больше двух часов.

Потом он отступил назад и хлопнул в ладоши.

– Браво, – сказал он себе, восхищаясь собственным мастерством. – Ессо, signora, – это он обратился уже к Маргарет. Парикмахер величественным движением подал Гарден ручное зеркальце и впервые повернул ее стул так, чтобы она могла посмотреть в настенное.

И она сама себя не узнала. Ее волосы превратились в массу расплавленного золота, они округлой линией стекали вдоль висков к затылку, на котором красовался сложный двойной узел, прикрывавший часть шеи. Ни одной рыжей пряди не было видно.

В зеркале рядом с отражением Гарден появилось лицо Маргарет.

– Я так и знала, – проговорила она. – Я знала, что это получится, если за дело возьмется мастер. Вот, Гарден, теперь ты стала такой, какой я хотела тебя видеть.

Она поздравила мистера Анджело и, провожая его до двери, уточнила время завтрашнего прихода. А Гарден продолжала во все глаза смотреть на незнакомку в зеркале.

Маргарет торопливо вернулась.

– Не трогай ничего на себе, – сказала она. – Сиди смирно, а я доделаю остальное.

Она наклонила голову набок и окинула дочь долгим удовлетворенным взглядом. Потом быстро подошла к постели и выбрала тонкий шелковый шарф. Она подержала его над головой Гарден, отпустила и с удовольствием проследила, как шарф медленно падал на золотые волосы дочери.

– Хорошо, – сказала она. – А теперь закрой глаза и сними халат. Я хочу напудрить тебе плечи и шею.

Весь следующий час Гарден только и делала, что исполняла указания матери. Она закрывала глаза, открывала их и снова закрывала, шевелила пальцами, губами, поднимала и опускала руки и подбородок. Маргарет пудрила кожу дочери, хлопала Гарден по щекам, щипала, терла, душила. Она подчернила Гарден ресницы, намазала глицерином губы и веки, обработала ей ногти и терла их до тех пор, пока они не стали густого розового цвета.

Потом она бережно сняла шелковый лоскут с головы Гарден и, подобно мистеру Анджело, отступила, чтобы полюбоваться своим творением. Гарден была ошеломляюще прекрасна.

Маргарет сняла простыню с платья, которое она выбрала для первого бала, для первого выхода дочери в свет. Оно было розовым, цвета устья океанской раковины; такого же оттенка были губы и ногти Гарден.

– Встань, – сказала Маргарет. – Я подержу платье и помогу тебе надеть его через низ. – Она расправила ткань у дочери на плечах и застегнула сзади крошечные перламутровые пуговки. – Дай я на тебя посмотрю.

Платье было модного рубашечного покроя, оно падало совершенно прямо от плеч до лодыжек. Маргарет этот стиль очень не одобряла: во времена ее молодости носили приталенное. Но надо сказать, портниха, копируя картинку из «Вог», превзошла самое себя. Вырез был широкий, с небольшим мысиком, он приоткрывал хрупкие ключицы и точеные плечи, подчеркивал изящную линию шеи. На корсаж платья из розового шелкового жоржета было нашито кружево. Оно кончалось под грудью, подчеркивая ее нежную округлость. Вместо пояса Маргарет повязала дочери простую шелковую ленту, достаточно свободно, в соответствии с требованиями моды, но достаточно туго, чтобы под полупрозрачным шелком угадывалась тонкая талия.

– Повернись, – скомандовала Маргарет.

Гарден повернулась. Рукава, похожие на крылья бабочки, затрепетали; они доходили только до локтя. Подол обвился вокруг ее тонких, изящных щиколоток.

Маргарет захихикала:

– Ты все еще в домашних тапочках.

Гарден посмотрела себе на ноги, рассмеялась. Это было ее первое естественное действие за несколько часов, и ей стало легче.

Маргарет поставила перед ней на пол белые лайковые бальные туфельки.

– Обопрись на мое плечо и надень их стоя. Садиться нельзя, а то помнешь платье.

Она вдела жемчужные сережки Гарден в уши, капнула за них духами.

– Вот, – сказала она, – теперь ты готова. Твоя меховая накидка в гостиной, там же перчатки и сумочка. В ней – флакон духов. Примерно через час после начала танцев капнешь по одной капле за уши и на запястья.

Раздался стук молоточка в дверь, они услышали, как Занзи пошла открывать. Маргарет понизила голос до шепота:

– Кто за тобой приедет? Алекс Уэнтворт?

– Да, – тоже прошептала Гарден.

– Следи за часами на доме напротив. Заставь его ждать ровно четырнадцать минут. Я займу его разговором в гостиной.

Из множества шарфов на постели она выбрала белый шелковый, полупрозрачный, почти невесомый.

– Я запихну его тебе в сумочку, – шепнула она. – Если он приехал в открытой машине, наденешь, чтобы не испортить прическу. А, вот и он. Мне надо идти. Помни, четырнадцать минут ровно. И не садись.

Когда Гарден вошла в гостиную, глаза у Алекса Уэнтворта стали совсем круглые. Он протянул ей букет камелий, этот сорт назывался Розовое совершенство. Гарден улыбнулась, и он шумно сглотнул слюну. Лицо у Маргарет оставалось бесстрастным. Она подала Алексу легкую беличью накидку и стала внимательно смотреть, как он расправляет мех на пахнущих духами плечах ее дочери. Лоб Алекса покрылся мелкими каплями пота. Маргарет подала дочери перчатки и сумочку.

– Желаю хорошо провести время, – сказала она. – И не сомневаюсь, что так оно и будет.

Когда за Гарден захлопнулась входная дверь, Маргарет сбросила туфли и с ногами забралась на кушетку. «Розовое совершенство, – подумала она. – Как это точно сказано». Маргарет устала, но ей не было жаль потраченных усилий. Дело того стоило. Она вспомнила выражение лица юноши и беззвучно рассмеялась. Да, несомненно, оно того стоило. Гарден станет первой красавицей своего времени.

43

Чайный бал давала в честь Марион Лесли ее бабушка. Она отперла зал для танцев на четвертом этаже их огромного дома на Саут-Бэттери и сняла с чугунной калитки постоянно висевшую там табличку «Сдаются комнаты». После Гражданской войны Лесли сумели сохранить свой чудесный дом только благодаря тому, что сдавали комнаты приезжим.