– Эндрю считает, что я любопытна до глупости, и не хочет меня поощрять. Он не стал мне ничего рассказывать. Но мы приглашены на субботу. На вечер. Принцесса не обедает раньше девяти. В воскресенье после церкви я весь день буду дома. Приглашаю к себе всех присутствующих в любое время.

39

Маргарет Трэдд одной из первых явилась в большой дом Энсонов на Саут-Бэттери.

– Что она сделала с Барони? – спросила Маргарет.

– Нет, нет, дорогая, об этом потом, – вмешалась Каролина Рэгг. – Эдит, скажите, как она выглядит? У нее есть тиара?

Эдит Энсон разливала чай, нарочно затягивая напряженную, наполненную ожиданием паузу.

– Барони отделано до конца, выглядит как музей, – наконец объявила она. – А хозяйка похожа на кинозвезду. И она курит! У нее длинный мундштук, черный, а с того конца, куда вставляют сигареты, – ободок из бриллиантов.

Гости Эдит Энсон жадно глотали рассказ об обеде у княгини, нетронутый чай тем временем остывал в чашках.

– Она итальянская княгиня, это произносится как прин-чи-пес-са. На самом деле она американка, из Нью-Йорка, но вышла замуж за итальянского князя. Принчипесса Монтекатини. Я спросила у Эндрю, как это итальянский князь оказался в совете директоров американского банка, и услышала такое, что вы не поверите: директор, оказывается, не он, а она.

– Неужто леди занимается бизнесом? Эдит Энсон подалась вперед.

– Ну, по правде говоря, леди ее не назовешь, – проговорила она, понизив голос. – Князь – ее третий муж. Она была дважды разведена.

Ее слушательницы просто онемели от изумления. Развод сам по себе был для них чудовищным скандалом, среди их знакомых не было ни одной разведенной, и, как они думали, никогда не будет. А два развода – это у них уже просто не умещалось в сознании.

Эдит продолжала рассказывать все новые невероятные, волнующие подробности. На княгине было платье из желтого тисненого бархата, вышитое черными бисерными цветами спереди, по подолу и на шлейфе; да, да, у нее был шлейф. Но это еще не все: подол у нее спереди был укорочен и доходил только до середины голени, он был дюйма на четыре выше, чем любой из виденных в Чарлстоне подолов.

А волосы у нее желтые. Не белокурые, заметьте, а желтые, в тон платью. Одна из гостивших в Барони дам рассказала Эдит, что княгиня осветлила волосы до совершенной белизны. И теперь ее личный французский парикмахер подкрашивает их так, чтобы цвет подходил к одежде, каждый день меняя тона. Более того, принчипесса коротко острижена – на затылке почти ничего нет, спереди челка, под висками, на уровне скул, что-то вроде острых мысков. А серьги и прочие драгоценности! Не серьги, а какие-то люстры в ушах – бриллианты свисают до самых плеч. И кольца тоже с бриллиантами – один камень у нее был размером почти с голубиное яйцо. И еще на ней были бриллиантовые браслеты, по четыре или пять на каждой руке. А руки совершенно голые – платье у принчипессы было вообще без рукавов.

Дамы, что гостят у нее в имении, точно так же увешаны драгоценностями, только камни у них помельче, чем у хозяйки. И все они острижены, одна совсем коротко, как княгиня, и у всех у них наложены румяна и накрашены губы. Да, и принчипесса тоже была накрашена. У нее даже глаза были обведены черной полоской, а на ресницах виднелись комочки туши.

– Да, – сказала Эдит, – нужно отдать ей должное, княгиня красива. В ней все шокирует, но она красива. Трудно сказать, сколько ей лет, во всяком случае она старше, чем выглядит; может быть, ей тридцать, а может, и все сорок. Впрочем, кто тут что разберет – под таким-то слоем косметики, когда еще вдобавок и волосы выкрашены, и бриллианты блестят.

Мужчины? Да, все мужчины были очень элегантны, в официальных костюмах, а не в смокингах. Но Эдит на мужчин почти не смотрела, она глаз не могла отвести от женщин. Что до Эндрю, он назвал этих джентльменов просто кучкой хлыщей. Нет, князя среди них не было.

Гости Эдит были так потрясены ее рассказами о княгине, что про Барони слушали уже довольно рассеянно. Дом, по словам Эдит, княгиня обставила в старом английском стиле, в основном чиппендейлом; все свежеотполировано и сияет, обивка вся новая. Везде огромные, сложно скомпонованные букеты, на всех столах и комодах фарфоровые, золотые и серебряные безделушки. Возле кресел и диванов стоят столы, на всех серебряные кнопки звонков. И главное, княгиня провела в Барони электричество! В доме повсюду лампы с шелковыми абажурами и электрические фонари у въезда в имение. И еще она провела водопровод. После обеда Эдит спустилась в дамскую комнату – раковина была из резного голубого мрамора, а краны сделаны в виде золотых дельфинов. В уборной, разумеется, спускалась вода, а над унитазом было возведено что-то вроде голубого трона из дерева с позолотой; у трона плетеная спинка и плетеная крышка на сиденье, которую нужно поднять, чтобы воспользоваться удобствами.

– Я подумала было, что туалета вовсе нет – просто стоит стул. И после всего вина, что мы выпили, изрядно перепугалась.

Вина было много: перед обедом – шампанское, во время обеда – вина трех сортов и уже после него – бренди для мужчин и мятный ликер для дам. С сухим законом в Барони считались так же мало, как в Чарлстоне, а может быть, и еще меньше. Женщины пили наравне с мужчинами.

Меню? Эдит и рассказать о нем толком не могла. Она так старалась не смотреть на лакеев, что едва видела еду у себя в тарелке. Да, лакеи. По одному за каждым стулом, в ливреях, в бриджах, в белых чулках и так далее.

А что подавали, она не смогла разобрать. У княгини французский повар, и еда была сплошь залита соусом. На вкус все было восхитительно, но очень уж непривычно. Вот только на десерт были какие-то особые блинчики; шеф-повар лично вышел их подогреть на серебряной сковороде с длинной ручкой над серебряной же спиртовой горелкой. Но что бы они ни ели, это был настоящий пир.

Гости Эдит вздохнули – она им тоже задала настоящий пир, она просто ублаготворила их своими рассказами. Тем для разговоров теперь хватит на несколько недель.

– Мы вошли, – сказала запоздавшая дама, – когда вы, Эдит, рассказывали про золотую ванную. Расскажите нам о княгине. Какая она? Как она выглядит?

Эдит налила чаю всем, кто пришел вслед за первой партией гостей, а те поднялись и начали прощаться.

– Когда мы сможем ее увидеть, Эдит? – спросила Каролина Рэгг. – Вы не можете пригласить ее в город? Интересно, какие у нее будут волосы?

Миссис Энсон покачала головой:

– Боюсь, она уже уехала. Они все так торопились, что просто дрожали от нетерпения. Кто-то из их друзей только что купил яхту, и они всей компанией собрались на Палм-Бич, чтобы ее обновить. Насколько я поняла, они все время путешествуют.

Пока гости Эдит Энсон упоенно судачили о безнравственности северных богачей, брошенные дочери двоих приглашенных дам тоже свернули на стезю порока.

– Быстрей, – сказала Уэнтворт, обращаясь к Гарден. – Трамвай уйдет. – Она закрыла за собой входную дверь.

– Почему мы уходим, Уэнтворт? Я думала, меня пригласили к тебе на обед.

– Ш-ш… Говори потише, папа думает, что я иду на обед к тебе. Пошли, нам нельзя опаздывать.

– Куда мы идем?

Уэнтворт тряхнула карман своего пальто, и в нем зазвенело столько монет, что Гарден недоуменно захлопала глазами.

– Похоже, у тебя там целое состояние. Но что ты сможешь купить в воскресенье? Все магазины закрыты. – Все это она говорила подруге в спину. – Помедленнее, Уэнтворт.

Но та лишь ускорила шаг.

– Нет, это ты давай быстрее. Я копила несколько месяцев. Сегодня мы идем в кино, Гарден, я приглашаю.

Гарден пустилась вслед за подругой чуть ли не бегом. Лодыжка у нее зажила, и, хотя Гарден утверждала, что танцевать все еще не может, но в случае необходимости больная нога служила ей не хуже здоровой.

Ради того, чтобы попасть в кино, стоило пробежаться. Девушкам разрешали посмотреть всего один фильм в месяц, да и то его выбирали родители. Гарден даже не нужно было спрашивать, в какой кинотеатр они идут, пока их матери сидят у миссис Энсон, – «Шейха» показывали только в «Виктории».


– У-ух, Гарден, правда ведь он изумительный? Я думала, что упаду в обморок, честное слово.

– Как ты считаешь, люди и вправду так целуются? Как это можно так долго не дышать?

– Гарден, иногда я тебе поражаюсь. Они не просто целовались, между ними еще кое-что было. Он добился от нее всего, что хотел.

– Уэнтворт! А ты знаешь, что это значит? Уэнтворт задумалась.

– Нет, не знаю, – призналась она. – Мама говорила, что расскажет мне, когда я стану достаточно взрослой.

– Моя мама говорила, что мальчики хотят только одного. Я спросила, чего именно они хотят, а она только сказала, что если кто-то из них попытается меня коснуться, я должна дать ему пощечину.

– С ума от этого сойдешь.

– Вот именно. Как противно, что у взрослых все время какие-то секреты, а нам никто никогда ничего не рассказывает!

Уэнтворт хихикнула:

– Ну, как бы там ни было, Рудольфо Валентино, несомненно, этого хотел. И он добился своего. – Она театрально вздохнула. – Властный мужчина, вот он кто такой. Я бы хотела, чтобы со мной обращались именно так. Я бы с удовольствием вышла замуж за властного человека.

– Сумасшедшая. Чтобы он тебе руку вывихнул или нос разбил? Нет, я хочу выйти за человека вроде того мистера Джилберта, который жил в горах: он приносил бы мне цветы и опускался бы передо мной на колени.

– Держу пари, Мэн Уилсон тоже бывает властным, когда захочет. Гарден, когда ты думаешь взять меня с собой на чай к своей тете?

– Господи, Уэнтворт, мне некогда ходить к тете Элизабет на чай. Я один раз сходила поблагодарить за музыкальную шкатулку и больше пока не собираюсь. К тому же Мэна там не будет. Он ходит на работу, а не на чай к бабушке.

– К бабушке тоже ходит, мне Ребекка говорила. Он заходит к миссис Купер всякий раз, как ему удается улизнуть из своей конторы. Ты же обещала, Гарден, обещала, что возьмешь меня с собой!