Он смог ободрить и успокоить ее.

– Пусть вас не волнует недостаток знаний, – сказал он. – Это даже к лучшему. Большинство ваших посетителей будут считать, что разбираются в антиквариате лучше вас. «Ах, Нельсон, – скажет какая-нибудь дама своему супругу, – я думаю, это стул работы самого Чиппендейла». Потом она обратится к вам: «Мисс, вы можете что-нибудь рассказать об этом стуле?» А вы, что вы скажете? Если у вас много знаний, вы ответите: «Мадам, этот стул в стиле чиппендейл сделан в конце девятнадцатого века, скорее всего, в мастерской одного из мебельщиков Нью-Джерси, который делал мебель для кафе и ресторанов. Я могу судить об этом по неудачным пропорциям задних ножек и слабости крестовины». Но вы-то этого не знаете. Вы знаете только, что приобрели этот стул на аукционе, заплатили за него девятнадцать долларов и надеетесь продать за сорок. Поэтому вы отвечаете: «Я мало что могу сказать вам, мадам. Вы и сами видите, что это красное дерево и выглядит как чиппендейл». – «Ага, – думает эта женщина, – девчонка просто глупа. Она не знает того, что знаю я. Я заполучу этот стул за какие-то пятьдесят долларов».

Она довольна, вы получили неплохую прибыль, а Томас Чиппендейл еще раз перевернулся в гробу. Видите, как хорошо быть не слишком образованной?

Гарден смеялась до слез. Мистер Бенджамен добродушно улыбался. Он любил хороших слушателей.

Потом он уже серьезно стал объяснять основные правила, которых ей следует придерживаться:

– Не покупайте ничего, что не нравится вам самой, потому что вам, возможно, придется долго на это смотреть. И в то же время не привязывайтесь к вещам настолько, чтобы чувствовать себя несчастной, продав что-то. Это бизнес, а в бизнесе можно удержаться, только продавая. Обычный доход – пятьдесят процентов, то есть вы должны стараться удвоить свои деньги. Купить за десять долларов, продать за двадцать. Покупатели, однако, убеждены, что с вами можно поторговаться. Многие и покупки-то делают только ради этого удовольствия. Поэтому следует добавлять к цене еще процентов десять, чтобы вы могли что-то уступить. Десятидолларовая вещь будет стоить доллара двадцать два-двадцать три, чтобы в конце концов вы могли продать ее за двадцать. Вам все понятно, Гарден?

– Да. Это кажется такой тратой времени…

– Люди часто отправляются за покупками именно с этой целью. Когда они покупают чашку с блюдцем, то в действительности покупают ваше время и внимание. Часто не покупают даже чашки. В этом деле тоже есть свои недостатки. Приходится быть любезным с дураками. Но встречаются и милые люди. Одно уравновешивает другое. Ну а теперь последнее и очень важное правило. Вы должны понимать, что непременно будете совершать ошибки и ни в коем случае не должны сосредоточиваться на них. Разбитый бокал, подделка, которую вы не распознали, аукционная лихорадка, заставившая вас переплатить, – все это пережить несложно. Самое трудное другое, и со мной это случалось. Вы покупаете, скажем, хорошенький столик для рукоделия. Платите пятьдесят долларов, потому что он вам понравился, а продаете за сто. Вы поражены. Называя цену, вы считали ее слишком высокой. Вы чувствуете себя умной и удачливой. А потом читаете в журнале о гении, который в магазинчике маленького городка обнаружил столик, принадлежавший когда-то самой Бетси Росс. И вы узнаете фотографию. В этот момент вы должны заставить себя помнить о том, что получили пятьдесят долларов чистого дохода, что этих денег хватит, чтобы четыре месяца вносить арендную плату, и что именно поэтому вы и занимаетесь этим делом.

Прежде чем расхохотаться, Гарден успела спросить:

– Неужели вы действительно продали столик Бетси Росс?

– Нет, но было что-то вроде. Ни за что не скажу, что именно. Никак не могу применить к себе собственный полезный совет. Каждый раз берет досада, когда вспоминаю об этом.

В гостиную вошла Элизабет:

– Такого веселого смеха я не слышала с тех пор, как дантист дал моей дочери веселящий газ. Я могу к вам присоединиться?

Гарден по всей форме представила тетушке мистера Бенджамена.

– Тетя Элизабет, мы называем друг друга по имени, потому что оба деловые люди. Джордж ужасно мил. Он хочет заставить меня поверить, что глупость вовсе не недостаток.

– Невежественность, Гарден. Я сказал – невежественность. Глупость – это непреодолимый недостаток. Миссис Купер, мне хотелось бы заполучить каждый предмет обстановки в этой комнате. У вас очаровательный дом.

– Благодарю вас, мистер Бенджамен, но боюсь, похвалы заслуживаю не я. Большая часть вещей уже была здесь. Я, пожалуй, добавила только лампы. До сих пор считаю электричество маленьким чудом. Гарден уже показала вам своего черного слона?

– Я не совсем понял. Элизабет хмыкнула:

– Значит, не показала. Она получила его в наследство от старой негритянки из Эшли Барони. В жизни не видела такой большой, темной и грязной штуки, но Гарден убеждена, что под грязью скрывается красота.

– Тетя Элизабет, ну зачем вы это сказали? Я не хочу, чтобы Джордж обнаружил, что я не только невежественна, но к тому же глупа. Мне не хотелось упоминать о нем.

Мистер Бенджамен развел руками.

– Не знаю, что и делать, – сказал он. – Я умираю от любопытства, но не хочу смущать Гарден.

Гарден пожала плечами:

– Ну что ж, я могу узнать правду и сейчас. Если, конечно, я вас не задерживаю.

Джордж Бенджамен встал:

– С удовольствием посмотрю. Но помните, если я не приду в восторг, вы не должны слишком огорчаться. Всегда помните о столике Бетси Росс. Я ни в коем случае не считаю себя непогрешимым.

Гарден открыла дверь в каретный сарай и пропустила вперед Джорджа Бенджамена и Элизабет. Комод стоял посреди помещения. Он казался огромным.

У Гарден от волнения вспотели ладони, и она вытерла их об юбку. В падавшем из двери ярком солнечном свете комод действительно напоминал черного слона. Она чувствовала себя глупо.

– Вот это да, – тихо произнес мистер Бенджамен. Гарден не знала, что сказать.

Элизабет молча стояла возле двери.

Мистер Бенджамен подошел к комоду, обошел вокруг него. Он достал из кармана платок и протер кружок на передней стенке одного из ящиков. Посмотрел на черное жирное пятно, оставшееся на платке.

– Вот это да, – повторил он. Гарден была готова закричать.

Он пробежался пальцами по углам комода, по резному карнизу. И все время что-то бормотал себе под нос. Неожиданно он свирепо набросился на Гарден:

– Этот великолепный образчик мебели просто зарос грязью!

– Но он хороший? Джордж, он действительно хороший?

– Какое варварство! – ответил он и возобновил свои исследования. Вытащил ящик и перевернул его. – Да-да, кипарис, да… ласточкин хвост… сужение… может быть…

Он вытаскивал ящик за ящиком, внимательно рассматривая каждый. Наполовину вытащив предпоследний, он вдруг замер, как статуя.

– Не может быть, – произнес он. У Гарден упало сердце.

Мистер Бенджамен вытащил ящик и, прижимая его к себе, как ребенка, понес к дверям. Он бережно поставил ящик на пол и достал из кармана очки. Потом медленно надел их.

– Что? – спросила Элизабет.

– Тихо! – крикнул мистер Бенджамен. Он опустился на колени прямо на пыльный пол и склонился над ящиком. К задней стенке был приклеен грязный бумажный прямоугольник. Уголки отклеились и загнулись. В центре было нечто похожее на неровное черное пятно. Мистер Бенджамен прижал два уголка пальцами, расправил их, потом два других. На лбу у него выступили капельки пота. Мистер Бенджамен откинулся назад и снял очки.

– Сударыни, – торжественно начал он, – это настоящее сокровище, я бы сказал – настоящий вклад в науку. Обратите внимание на этот клочок бумаги. Не трогайте, только посмотрите. Это фирменный ярлык мастера. Он не произвел на вас особого впечатления, не так ли? И тем не менее ценность этой бумажки огромна, и я объясню вам почему. В восемнадцатом и начале девятнадцатого века в этой маленькой тогда стране было много замечательных мастеров-мебельщиков. Они работали в городах, где богатые люди могли вести роскошный образ жизни: в Бостоне, Филадельфии, Балтиморе и Чарлстоне. Сейчас самым известным считается Филадельфия, потому что там многое сохранилось. Чарлстон был не менее знаменит, но многое было уничтожено, а еще больше вывезено во время и после Гражданской войны.

Мистер Бенджамен влюбленными глазами смотрел на ящик. Гарден и Элизабет недоумевая смотрели друг на друга. Что он хочет этим сказать? Что там, на этом клочке бумаги?

– Для серьезного коллекционера, – тихо сказал он, – недостаточно предположить происхождение какого-либо предмета, как бы красив он ни был; он хочет знать наверняка, кто его сделал. На мебели нередко попадается сохранившийся ярлык производителя. На мебели из Филадельфии. А также из Бостона и Балтимора. Но не из Чарлстона. А почему? Да потому, что они прикреплялись с помощью клея и в нашем влажном климате легко отклеивались. Или их съедали во множестве обитающие здесь насекомые, кое-кто из которых очень любит клей. До сегодняшнего дня был известен всего единственный предмет обстановки из Чарлстона с сохранившимся ярлыком. До сегодняшнего дня.

Гарден бросилась к тетушке и обняла ее. Она была готова обнять и мистера Бенджамена, но решила, что этого делать не следует.

– Значит, это все-таки хорошая вещь, – с довольным видом сказала она.

– Это ценная вещь, мистер Бенджамен? – Голос Элизабет звучал на редкость спокойно.

– Бесценная, миссис Купер. Ее место в музее.

– Вздор. Этот комод станет главным товаром в твоем магазине, Гарден. Ты должна поставить на нем чудовищную цену. Тогда все остальное будет казаться совсем недорогим.

У мистера Бенджамена сначала затряслись плечи, а потом и все тело. Он так хохотал, что Гарден и Элизабет забеспокоились. Наконец он вытер своим испачканным платком глаза, а потом очки.

– Мне надо отправляться на покой, и как можно скорее, пока Гарден не открыла свой магазин. Такой конкуренции я не выдержу. Если позволите, я пошлю специалиста сфотографировать и зарегистрировать эту невероятную находку. Не просто подписной экземпляр – работа самого Томаса Эльфа, лучшего мебельщика Чарлстона. – Он поднялся на ноги и поставил ящик на место. – И ничего без меня не трогайте. Чистить надо очень аккуратно. Может быть, вам, Гарден, я и позволю помочь мне, поскольку это ваш комод, но обещать не могу. Просто руки чешутся скорей начать работать. – Он коснулся одной из потемневших от времени ручек. – Подлинные, первоначальные металлические накладки. Никогда не забуду этот день. Ну а теперь мне пора. Я позвоню завтра. Элизабет проводила мистера Бенджамена до дверей.