…как в первый раз поцеловала его. Другие девушки, скорее всего, стали бы ждать, пока парень сам проявит инициативу. Другие, но только не Елена. Кроме того, первое время Стефан думал, что поцелуи нужны только для того, чтобы соблазнить жертву…

…первый раз, когда он поцеловал ее, поняв, что это не имеет никакого отношения к хищникам и жертвам…

А теперь надо было подняться в воздух…

Я знаю, что смогу…

Но Мисао оказалась очень тяжелой, а память Елены стала неуверенной. Огромные золотые крылья затрепетали и замерли в неподвижности. Шиничи взбирался по какой-то лозе, пытаясь дотянуться до нее, а Дамон сжимал Мередит, чтобы она не двигалась.

Елена поняла, что ее план провалился, и поняла это слишком поздно.

Она была совсем одна, и бороться таким способом было бессмысленно. Слишком много противников.

Она была совсем одна, и ее спину пронзала острая боль, от которой ей хотелось закричать во весь голос. Мисао каким-то образом специально становилась тяжелее, и через минуту она станет слишком тяжелой, чтобы ее смогли удержать трепещущие крылья Елены.

Она была совсем одна, и ее, как и всякого человека, ждала смерть…

И вдруг, перекрывая мучительную боль, от которой все ее тело было готово покрыться капельками пота, послышался голос Стефана:

– Елена! Падай! Падай вниз, я тебя подхвачу!

Как странно, подумала Елена. Как будто во сне. Его любовь и страх исказили его голос – он звучит как-то по-другому. Он стал совсем похож на голос…

– Елена! Я с тобой!

…Дамона.


Опомнившись, Елена посмотрела вниз. Внизу был Дамон – он стоял перед Мередит и смотрел на Елену снизу вверх, широко раскинув руки.

Он с ней.

– Мередит, – продолжал он, – девочка, сейчас не время спать! Твоей подруге нужна твоя помощь! Елене нужна твоя помощь!

Мередит медленно подняла ничего не выражающее лицо вверх. И Елена увидела, как к ней возвращаются жизнь и активность, когда ее взгляд остановился на огромных дрожащих золотых крыльях.

– Елена! – крикнула Мередит. – Я с тобой! Елена!

Откуда она поняла, что надо сказать именно это? Впрочем, ответ был ясен. Это же Мередит, а Мередит всегда знала, что нужно сказать.

И теперь ее крик подхватил еще один голос – голос Мэтта.

– Елена! – прокричал он, и это прозвучало как заклинание. – Я с тобой, Елена!

А потом послышался низкий голос доктора Альперт:

– Елена! Я с тобой, Елена!

И неожиданно сильный голос миссис Флауэрс:

– Елена! Я с тобой, Елена!

И даже голос злосчастной Бонни:

– Елена! Мы с тобой, Елена!

А где-то в глубине ее сердца прошептал настоящий Стефан:

– Я с тобой, мой ангел.

– Мы все с тобой, Елена!

Она не выпустила Мисао. Ощущение было такое, как будто в огромные золотые крылья били потоки восходящего воздуха, – по крайней мере крылья подняли ее почти вертикально вверх, так что она едва не утратила власть над собственным телом, – но все-таки не утратила. Она по-прежнему смотрела вниз и видела, как слезы, которые катятся у нее из глаз, падают к распростертым рукам Дамона. Елена плохо понимала, почему она плачет. Отчасти от досады на то, что усомнилась в Дамоне.

Потому что Дамон не просто был на ее стороне. Насколько она поняла, он готов был умереть за нее – он играл ради нее со смертью. Он бросился в хитросплетение веток и ползучих растений, некоторые из которых нацеливались на Мередит, а некоторые – на Елену.

На то, чтобы схватить Мисао, потребовался один лишь миг, но Шиничи уже замер в прыжке – он был готов прыгнуть на Елену, он превратился в лисицу, он оскалился, он был готов вырвать ей горло. Эти двое не были обычными лисицами. Шиничи был размером почти с волка – и уж точно не меньше здоровенной собаки – и яростен, как росомаха.

А тем временем вся площадка на крыше покрылась сплошной массой побегов, лоз, усиков, и эта масса поднимала Шиничи вверх. Елена не понимала, в какую сторону ей уворачиваться. Ей было нужно хоть какое-то время, хоть какое-то свободное пространство, чтобы туда нырнуть.

А Кэролайн делала одно дело – истошно визжала.

И тут Елена увидела, куда она может нырнуть. Это было пустое пространство в сплетении вьющихся растений, и она ринулась туда, подсознательно понимая, что летит поверх перил на крыше, каким-то чудом не выпуская из рук волосы Мисао. Кстати, лисице-китсунэ должно было быть по-настоящему больно, когда она болталась под Еленой взад-вперед, как маятник.

Успев бросить один-единственный взгляд через плечо, она увидела Дамона, который по-прежнему двигался быстрее, чем все, что она когда-либо видела. Сейчас он держал Мередит и торопливо нес ее через отверстие в растительности, которое вело прямо к двери в башенке на крыше. Едва Меридит ступила туда, как уже оказалась внизу и тут же побежала к алтарю, на котором лежала Бонни, – только для того, чтобы столкнуться с одним из людей-деревьев. На секунду Дамон посмотрел на Елену, их взгляды встретились, и между ними пробежал какой-то электрический разряд. От этого взгляда у Елены по всему телу побежали мурашки.

Но ее внимание тут же было отвлечено: визжала Кэролайн, Мисао хлестала кнутом, пытаясь обвить им ноги Елены, и одновременно кричала людям-деревьям, чтобы они приподняли ее. Елене надо было подняться выше. Она понятия не имела, как управлять этими крыльями из золотой паутины, но они, похоже, ни в чем не запутались и по-прежнему повиновались каждому ее желанию, словно были при ней с рождения. Труднее всего оказалось не думать о том, как попасть куда-то, а просто представить себе, что ты уже там находишься.

А люди-деревья тем временем увеличивались в размерах. Это было зрелище, похожее на детские кошмары о великанах, и поначалу Елене показалось, что это она становится меньше. Но чудовищные создания уже были выше крыши дома, а их верхние ветки, похожие на змей, стегали ее по ногам, пока Мисао хлестала ее кнутом. Джинсы уже были изодраны в клочья. Елена проглотила крик боли.

Я должна взлететь выше.

Я могу взлететь.

Я должна вас всех спасти.

Я верю.

И тогда она пулей взмыла вверх, быстрее, чем взлетающая с места колибри, по-прежнему крепко вцепившись в длинные черные с красным волосы Мисао. А Мисао визжала, и на этот визг эхом откликнулся Шиничи, несмотря на то что сейчас он был занят дракой с Дамоном.

А потом, как и рассчитывали они с Дамоном, как надеялись они с Дамоном, Мисао приняла свое истинное обличье, и вот Елена уже держала за шкирку крупную, тяжелую, извивающуюся лисицу.

Потом стало труднее – Елене надо было удержать равновесие. Ей приходилось все время помнить, что сзади ее ноша тяжелее: у Мисао было шесть хвостов, поэтому центр тяжести у нее был там, где обычная лисица была бы легче всего.

К этому моменту она уже снова взлетела на свой шесток на дереве и могла оттуда наблюдать, что происходит внизу; люди-деревья были слишком медлительны, чтобы за ней поспеть. Все шло идеально по плану, за одним исключением – Дамон напрочь забыл, что ему нужно делать. Да, он великолепно обманул Шиничи и Мисао. И саму Елену. Сейчас по плану он должен был спасать ни в чем не повинных людей, случайно оказавшихся рядом, и дать Елене возможность выманить Шиничи.

Но ощущение было такое, что у него внутри что-то надорвалось. Он методично бил Шиничи в человеческом облике головой об стену, выкрикивая:

– Скотина… урод… где… мой… брат?..

– Я… могу прикончить тебя… на месте… – орал в ответ Шиничи, но дыхание его прерывалось. Видимо, Дамон оказался для него не самым легким противником.

– Давай! – немедленно ответил Дамон. – Тогда она, – он показал пальцем на Елену, стоящую на ветке дереве, – перережет глотку твоей сестре!

Шиничи буквально излучал презрение.

– Хочешь сказать, что девушка с такой аурой сможет кого-то убить? Хочешь, чтобы я тебе поверил?

Рано или поздно в жизни настает момент, когда тебе приходится встать в боевую стойку. Для Елены, лучащейся ратным духом, этот момент настал. Она глубоко вздохнула, мысленно попросила прощения у Вселенной и наклонилась, держа в руках садовые ножницы. Она изо всех сил сжала пальцы.

Черный лисий хвост с красным кончиком, извиваясь, упал на землю, а Мисао завизжала от боли и злобы. Упав, хвост какое-то время дергался, словно издыхающая змея, а потом стал прозрачным и растворился.

И тогда Шиничи закричал по-настоящему:

– Ты соображаешь, что ты натворила, тупая дрянь? Я сейчас поставлю этот дом тебе на голову! Я порву тебя на куски!

– Конечно-конечно. Но сначала, – Дамон отчетливо выговаривал каждое слово, – придется разобраться со мной.

Елена плохо слышала, что они говорят. Сжатие садовых ножниц далось ей нелегко. В голову моментально полезли мысли о Мередит, которая стояла, держа их в руке, о Бонни, распростертой на алтаре, о Мэтте, который корчился на земле. И о миссис Флауэрс, и о трех маленьких девочках, и об Изабель, и – очень много мыслей – о Стефане.

Но, как и в первый раз, когда она собственными руками пустила кровь другому человеку, у нее появилось странное чувство. Чувство вины. Нет, чувство ответственности. Ее, задыхающуюся, словно бы обдал ледяной ветер, который отбросил ее волосы и сказал ей прямо в похолодевшее лицо:

Никогда не делай этого без причины. Никогда не делай этого без необходимости. Никогда не делай этого, если есть другой выход.

Елена почувствовала, что она как-то быстро и внезапно выросла. Вот так, в один миг, не успев даже попрощаться с детством, она стала воином.

– Вы думали, что я не умею драться? – спросила она у собравшихся внизу. – Вы ошибались. Вы думали, что я беспомощна. И это было ошибкой. Я пущу в ход всю свою Силу до последней капли, потому что вы, близнецы, – настоящие чудовища. Нет, хуже, – вы воплощенная гнусность. А если я погибну, то лягу рядом с Онорией Фелл и снова буду охранять Феллс-Черч.