– Елеееееееенаааааааа! Отзовись, черт возьми! Это Мэтт! Елена! Елеееее…

Внезапно он умолк и прислушался. На мгновение его сердце подскочило, все тело встрепенулось. Но потом он разобрал слова:

– Елеееенаааа! Мэээээтт! Где вы?

– Бонни? Бонни! Я здесь! – Он поднял фонарик вверх и медленно обвел его лучом круг. – Видите меня?

– А ты нас видишь?

Мэтт медленно повернулся вокруг своей оси. И – о да! – он увидел луч фонаря, второго фонаря и третьего!

Его сердце подскочило, когда он увидел, что лучей три.

– Я иду к вам! – крикнул он и пошел. Скрываться больше ни к чему. Он на что-то натыкался, вырывал усики, хватавшие его за ноги, но громко кричал не переставая:

– Стойте, где стоите! Я иду!

И вот лучи фонаря оказались прямо перед ним, они ослепили его, в его объятиях каким-то образом оказалась Бонни, и она плакала. Это придало ситуации хотя бы какую-то нормальность. Бонни плакала у него на груди, он смотрел на тревожно улыбающуюся Мередит и на… миссис Флауэрс? Никаких сомнений – на ней была все та же садовая шляпа с искусственными цветами и, по-видимому, семь или восемь шерстяных свитеров.

– Миссис Флауэрс? – спросил он, когда, наконец, движения губ догнали мозг. – А… где Елена?

Три женщины, смотревшие на него, словно бы обмякли, как будто до этого привстали на цыпочки в ожидании новостей, а теперь опустились в разочаровании.

– Мы ее не видели, – спокойно сказала Мередит. – С нею был ты.

– Я был с нею, это правда. Но потом появился Дамон. Он пытал ее, Мередит, – Мэтт почувствовал, как в него впились пальцы Бонни. – Он сделал так, что она каталась по земле в судорогах. Я думаю, что он хотел ее убить. И – он пытал и меня. Кажется, я отключился. Когда пришел в себя, ее уже не было.

– Он забрал ее с собой? – с яростью спросила Бонни.

– Да, но… что произошло потом, я не знаю, – преодолевая мучения, он рассказал, что, судя по следам, Елена выпрыгнула из машины, и что дальше эти следы заводили в никуда.

Бонни дрожала в его объятиях.

– А потом случилось еще кое-что ненормальное, – сказал Мэтт. Медленно, периодически запинаясь, он, как мог, рассказал о том, что случилось с Кристин, и о том, как это похоже на то, что случилось с Тами.

– Но это же… полная ерунда, – сказала Бонни. – Мне казалось, я поняла, что к чему, но ведь Кристин не вступала ни в какой контакт с остальными девушками…

– Наверное, ты думала о чем-то вроде салемских ведьм, милая, – сказала миссис Флауэрс. Мэтт все никак не мог привыкнуть к тому, что миссис Флауэрс разговаривает с ними. Она продолжала: – Но ведь ты не знаешь наверняка, с кем встречалась Кристин за последние несколько дней. Или с кем встречался Джим, если уж на то пошло. В наше время детям их возраста предоставляется большая свобода, и Джим мог стать – как это называется? – разносчиком.

– А кроме того, если она и одержима, это может быть совсем другая одержимость, – сказала Мередит. – Кристин живет в Старом лесу. Старый лес кишит этими насекомыми – малахами. Откуда мы знаем – может быть, это произошло, только когда она вышла из дома. Откуда мы знаем, что там ее ждало?

Теперь Бонни в объятиях Мэтта колотила крупная дрожь. Перед этим они выключили все фонарики, кроме одного, чтобы поберечь энергию, но из-за этого атмосфера стала совсем жуткой.

– А как насчет телепатии? – спросил Мэтт у миссис Флауэрс. – Видите ли, я ни на секунду не верю, что этих салемских девушек преследовали настоящие ведьмы. Я думаю, что это были забитые девушки, у которых началась массовая истерика, когда они собрались вместе, и ситуация вышла из-под контроля. Но как Кристин могла назвать меня – назвать меня – в точности так же, как это сделала Тамра?

– А что, если мы вообще все неправильно поняли? – сказала Бонни глухим голосом, исходившим откуда-то из области солнечного сплетения Мэтта. – Что, если это вообще не имеет никакого отношения к Салему? Там истерика распространялась горизонтально, если я понятно говорю. А если здесь есть кто-то главный, и он распространяет ее куда пожелает?

Последовала короткая пауза. Потом миссис Флауэрс пробормотала:

– Устами младенцев…

– Вы хотите сказать, что она права? Но тогда кто этот главный? Кто за всем этим стоит? – требовательно спросила Мередит. – Это не Дамон, потому что Дамон уже дважды спас Бонни… и один раз меня. – И перед тем, как хоть кто-нибудь успел спросить ее об этом, она продолжала: – А Елена была уверена, что Дамон и сам чем-то одержим. Кто еще?

– Кто-то, кого мы пока не видели, – тихо и зловеще сказала Бонни. – А если и увидим, он нам не понравится.

И в ту же секунду за их спинами раздался хруст ветки. Все как один обернулись.


– Вот чего я действительно хочу, – сказал Дамон Елене, – это чтобы ты согрелась. Можно приготовить тебе что-нибудь горячее, чтобы ты согрелась изнутри. А можно отнести тебя в ванну, чтобы ты согрелась снаружи. И помня о том, что произошло в прошлый раз…

– Я… вряд ли смогу что-нибудь съесть…

– Да ладно тебе. Это же американская традиция. Яблочный суп? Домашний куриный пирог?

Сама того не желая, Елена прыснула и тут же поморщилась от боли.

– Только пирог – яблочный, а домашний суп – куриный. Но для начала неплохо.

– Значит, договорились? Обещаю, что не буду класть в одно блюдо курицу и яблоки.

– Я бы попробовала съесть суп, – медленно сказала Елена. – И… ой, Дамон, я очень хочу выпить обыкновенной воды. Дай мне воды, пожалуйста.

– Я знаю, но, если ты будешь пить слишком много, будет больно. Попробую все-таки сделать суп.

– Их продают в таких маленьких баночках с красной бумагой. А чтобы снять крышку, надо потянуть за ушко…

Он повернулся к двери, и Елена замолчала.

Дамон понимал, что она серьезно сомневается в успехе этого начинания, но так же хорошо он понимал, что, если он принесет ей хоть что-нибудь, что можно пить, она выпьет. Когда испытываешь жажду, не привередничаешь.

Он и сам был живой иллюстрацией этого. Точнее, неживой.

Но едва он вышел за дверь, послышался страшный шум, словно ударились друг о друга два кухонных тесака. У него от этого звука чуть не развалилась спина – от плеч до задницы.

– Дамон! – послышался жалобный голос из-за двери. – Дамон, с тобой все в порядке? Дамон! Ответь!

Вместо того чтобы ответить, он обернулся, осмотрел дверь, которая на вид была абсолютно нормальной, и открыл ее. Любой, кто увидел бы его в этот момент, несказанно удивился бы: он вставил ключ в незапертую дверь, пробормотал: «Комната Елены», – повернул ключ и открыл дверь.

Он зашел в дверь и побежал вперед.

Елена лежала на полу, безнадежно запутавшись в простынях и одеялах. Она пыталась подняться, но ее лицо стало бело-синим от боли.

– Кто тебя столкнул? – спросил он. Он будет убивать Шиничи медленно.

– Никто. Был какой-то жуткий звук, когда ты закрыл дверь. Я хотела побежать за тобой, и вот…

Дамон уставился на нее во все глаза. «Я хотела побежать за тобой, и вот…» Она измучена, ей больно, она истощена, и все-таки она попыталась спасти его? И пыталась так решительно, что упала с кровати.

– Извини, – сказала она, заметив слезы в его глазах. – Никак не могу привыкнуть к силе тяготения. С тобой все в порядке?

– Всяко лучше, чем с тобой, – сказал он, специально стараясь, чтобы его голос звучал резко, и глядя в сторону. – Я сглупил, когда выходил из комнаты, а дом… сделал мне предупреждение.

– Ты о чем? – сказала удрученно Елена, одетая лишь в простыни.

– Об этом ключе, – Дамон поднял его и показал ей. Он был золотой, и его можно было носить как кольцо, но от него отходили два крылышка, и получался красивый ключ.

– А что с ним не так?

– Это я не так его использовал. В этом ключе хранится сила китсунэ, он может отпереть любую дверь, и ты можешь попасть через нее куда угодно, но надо сделать так: вложить его в замок, сказать, куда ты хочешь попасть, а потом повернуть ключ. Я забыл это сделать, когда выходил из комнаты.

Елена была озадачена.

– А если это дверь без замка? В спальнях обычно вообще не бывает замков.

– Он подходит к любой двери. Можно сказать, что он сам себе создает замок. Это сокровище китсунэ – я вытряс его из Шиничи, когда обозлился на него из-за того, что тебе было плохо. Скоро он захочет его вернуть, – глаза Дамона сузились, и он слабо улыбнулся. – Интересно, кому из нас он в конце концов достанется. Кстати, на кухне был еще один – запасной, разумеется.

– Дамон, это все очень интересно, про магические ключи, но ты не поможешь мне подняться с пола?

Дамону стало стыдно. Но дальше встал вопрос, класть ее обратно на кровать или нет.

– Я бы приняла ванну, – тихо сказала Елена. Она уже расстегнула верхнюю пуговицу своих джинсов и была готова выпрыгнуть из них.

– Подожди секунду! А что, если тебе станет плохо, и ты утонешь? Ляг, и я обещаю, что сделаю так, что ты будешь чистой, если ты готова попробовать что-нибудь съесть. – У него возникли новые сомнения относительно этого дома. – А теперь разденься и накройся простыней. Я умею делать невероятные массажи, – добавил он, отверачиваясь.

– Слушай, отворачиваться необязательно. Я не понимаю этого с тех пор, как… вернулась, – сказала Елена. – Все эти правила приличия. И почему кто-то должен стесняться своего тела? (Эти слова донеслись до него немного приглушенно.) – В смысле – если кто-то говорит, что нас создал Бог, почему он забывает, что Бог создает нас голыми, даже после того, что случилось с Адамом и Евой. Если это так важно, создавал бы нас прямо в подгузниках.

– Должен сказать, твои слова напомнили мне о том, что я сказал когда-то вдовствующей королеве Франции, – сказал Дамон, преисполненный решимости все время, пока она раздевается, разглядывать трещину в деревянной стене дома. – Я сказал, что если Бог всемогущ, всеведущ и знает наперед судьбу каждого человека, то почему он обрекает праведников на то, чтобы рождаться такими же голыми, как и грешники?