Елена – она пришла в себя, но не могла двинуться с того места, где упала, не могла издать ни звука, не могла повернуть голову – была вынуждена слушать весь этот разговор, была вынуждена слушать стон Мэтта, когда у того против воли забирали его кровь, а он до последнего сопротивлялся.

А потом она кое-что поняла, и ее страх стал так силен, что она едва не потеряла сознание.

26

Энергетические линии. О них говорил Стефан, а поскольку мир духов по-прежнему оказывал на нее влияние, она без труда видела их. Теперь, все еще лежа на боку, она собрала всю оставшуюся у нее Силу, направила ее к глазам и посмотрела на землю.

Именно от этого ее сознание посерело от ужаса.

Везде, сколько хватало взгляда, она видела линии, которые тянулись со всех сторон и переплетались здесь. Толстые линии, фосфоресцирующие холодным светом; линии потоньше, светящиеся тускло, как поганки в погребе; совсем тонкие линии, похожие на безупречно ровные трещины на внешней оболочке мира. Они были похожи на вены, артерии и нервы, находящиеся под самой кожей огромного животного – поляны.

Неудивительно, что поляна была похожа на живое существо. Елена лежала на плотном узле энергетических линий. А если предположить, что на кладбище клубок еще гуще, становилось страшно даже представить, что там творится.

И если Дамон нашел какой-то способ использовать их энергию… неудивительно, что он стал совсем другим – высокомерным, непобедимым. С того момента, как он отпустил ее, чтобы выпить крови Мэтта, она все время встряхивала головой, словно надеялась вытряхнуть из нее чувство унижения. Теперь она остановилась – ей надо было найти способ воспользоваться этой Силой. Должен быть какой-то способ.

Серая муть перед глазами не исчезала, и в конце концов Елена поняла: это не потому, что у нее кружится голова, а потому, что становится темно, – вокруг поляны сгущались сумерки, и на поляну вползала настоящая тьма.

Елена снова попыталась встать, и на этот раз у нее получилось. Почти мгновенно к ней протянулась рука, и она машинально ухватилась за нее, позволяя ей помочь себе подняться.

Перед ней был… Дамон или какое-то существо, завладевшее его телом, его внешностью. Уже почти совсем стемнело, но он по-прежнему был в больших очках. Елена ничего не могла прочитать по той части его лица, которую не скрывали очки.

– А теперь, – сказало существо в темных очках, – ты пойдешь со мной.

Сумерки сгущались, они стояли на поляне, и эта поляна была живым существом.

Это было… дурное место. Елена боялась этой поляны так, как не боялась ни одного человека или другого живого существа. Поляна отзывалась на все зловещим эхом, и Елена не могла заткнуть уши, чтобы не слышать этого эха.

«Думай, думай как следует», – твердила она себе.

Ей было безумно страшно за Мэтта; она боялась, что Дамон выпил у него слишком много крови или просто заигрался со своей игрушкой и сломал ее.

И она боялась того, кто стоял перед ней в облике Дамона. А еще она боялась влияния, которое это место могло оказать на настоящего Дамона. Окружающий лес мог повлиять на вампира лишь одним способом – причинить ему боль. А может быть, настоящему Дамону сейчас больно внутри того, кто завладел его телом? И если он осознает хоть что-то из происходящего – сможет ли он отделить эту боль от той боли и раздражения, которые связаны у него со Стефаном?

Она не знала. Но она знала, что у Дамона было ужасное выражение глаз, когда Стефан выгнал его из общежития. И еще она знала, что в лесу обитают малахи – существа, способные управлять разумом людей. Она боялась – всей душой боялась – что сейчас малах использует Дамона, делая самые темные его желания еще темнее, превратив его в какого-то ужасного злодея, каким он никогда не был даже в худших своих проявлениях.

Но она не была уверена ни в чем. Откуда ей знать – а нет ли за малахами кого-то другого, кого-то, кто управляет самими малахами? Внутренний голос подсказывал ей, что дела могли обстоять именно так, и что Дамон, возможно, даже не представляет себе, чем сейчас занято его тело, – но, может быть, она сама себе это внушила в надежде на лучшее?

Единственное, что она ощущала отчетливо, – это что все вокруг кишело маленькими злобными тварями. Она чувствовала, что они окружили поляну, эти твари, похожие на насекомых, и одна из которых напала на Мэтта. Они были вне себя от возбуждения, они крутили своими усиками, издавая звук, похожий на звук вертолета.

Управляют ли они сейчас Дамоном? Бесспорно одно: он никогда не вытворял с человеческими существами того, что сделал сейчас с ними. Ей надо сделать так, чтобы все они втроем ушли отсюда. Это место было больным, зараженным. В Елене снова всколыхнулась тоска по Стефану – скорее всего, он бы знал, что делать в такой ситуации.

Она медленно повернулась к Дамону и посмотрела на него.

– Можно я кому-нибудь позвоню, чтобы сюда пришли и помогли Мэтту? Я боюсь оставлять его здесь; боюсь, что они найдут его. – Заодно пусть знает: она в курсе, что они скрываются во мхах и в зарослях рододендронов и горного падуба.

Дамон помедлил с ответом. Кажется, он обдумывал ее слова. Потом покачал головой.

– Не будем давать им слишком много подсказок относительно твоего местонахождения, – сказал он весело. – Это будет интересный эксперимент – найдут ли его малахи, и что будет, если найдут.

– Я не вижу здесь ничего интересного, – голос Елены был ледяным. – Мэтт мой друг.

– И все-таки пока мы оставим его здесь. Я тебе не доверяю. Даже если ты передашь сообщение для Мередит или Бонни через меня, и я отправлю его со своего мобильника.

Елена не ответила. Строго говоря, он был прав. Когда-то, узнав, что за Еленой охотится Дамон, они с Мередит и Бонни придумали сложный шифр, состоящий из невинных на первый взгляд фраз. Это было еще в прошлой жизни – в случае с Еленой в буквальном смысле, – но она все еще помнила его.

Не говоря ни слова, она пошла за Дамоном к «феррари».

Она отвечает за Мэтта.

– Ты почему-то совсем не споришь со мной, и я не знаю, что сейчас у тебя на уме.

– У меня на уме вот что: почему бы нам наконец не перейти к делу? Если ты скажешь мне, в чем оно заключается, – сказала она смело. Смелее, чем чувствовала себя.

– А это зависит от тебя, – проходя мимо Мэтта, Дамон пнул его под ребра. Он обходил поляну, которая словно бы уменьшилась в размерах, по кругу, и Елена оставалась за пределами этого круга. Елена сделала несколько шагов по направлению к Мэтту – и поскользнулась. Она не поняла, как это произошло. Может быть, гигантское животное выдохнуло. А может быть, под ногами просто оказались скользкие сосновые иглы.

Но получилось так, что секунду назад она шла к Мэтту – а в следующий миг ее нога поехала в сторону, и Елена полетела на землю, потому что ей было не за что ухватиться, чтобы задержать падение.

А потом она оказалась в мягких объятиях неторопливого Дамона. Столетия виргинской вежливости дали о себе знать, и она машинально сказала:

– Спасибо.

– С удовольствием.

Да, подумала она. Чистая правда. Его удовольствие – вот единственное, что имеет значение.

Именно тут она поняла, что они приближаются к ее «ягуару».

– Нет, не надо, – сказала она.

– Нет, надо – если я не возражаю, – отозвался он. – Ты же не хочешь, чтобы твой друг Мэтт помучился еще раз. Учти, что рано или поздно его сердечко все-таки не выдержит.

– Дамон, – она вырвалась из его рук и встала на ноги. – Я ничего не понимаю. Ты никогда не вел себя так. Бери что хочешь и уходи.

Он посмотрел на нее в ответ.

– Именно это я и делаю.

– Если ты хочешь взять мою кровь, – как ни старалась, она не смогла скрыть дрожь в голосе, – меня не надо никуда увозить. А Мэтт ничего не узнает. Он без сознания.

Какое-то время на поляне царила тишина. Мертвая тишина. Ночные птицы и сверчки умолкли. И вдруг Елена почувствовала себя так, словно во время катания на американских горках кабинка ухнула вниз, а ее желудок и прочие органы еще остались наверху. Потом Дамон сформулировал все это словами:

– Я хочу тебя. В исключительное владение.

Елена попыталась взять себя в руки, попыталась сохранить ясность рассудка, справиться с обволакивавшим его туманом.

– Ты знаешь, что это невозможно.

– Я знаю, что со Стефаном это было возможно. Когда ты была с ним, ты не думала ни о чем, кроме него. Ты не видела, не слышала, не чувствовала ничего, кроме него.

Теперь все тело Елены покрылось гусиной кожей. Стараясь говорить внятно, несмотря на то что у нее сдавило горло, она произнесла:

– Дамон. Ты что-то сделал со Стефаном?

– С какой стати?

Очень медленно Елена проговорила:

– Мы оба знаем, с какой.

– Ты хочешь сказать, – Дамон начал непринужденно, но, чем дальше, тем яростнее становился его голос. Он схватил ее за плечи. – С такой стати, чтобы ты не видела ничего, кроме меня, не слышала ничего, кроме меня, не думала ни о чем, кроме меня?

По-прежнему спокойно, стараясь обуздать свой страх, Елена ответила:

– Сними очки, Дамон.

Дамон посмотрел вверх, потом по сторонам, словно хотел убедиться, что уже ни один луч солнца не прорверся через окружающую их зелень. Потом одной рукой он освободился от очков.

Елена вглядывалась в глаза, такие темные, что невозможно было различить, где зрачок, а где радужная оболочка. Она повернула в своем мозге какой-то переключатель так, что все ее чувства настроились на лицо Дамона, на его выражение, на циркулирующую по нему Силу.

Глаза оставались черными, как глубины необследованной пещеры. Красного света не было. Впрочем, на этот раз у него было время, чтобы подготовиться.

Я верю в то, что видела перед этим, подумала Елена. Видела собственными глазами.

– Дамон, я сделаю все, что ты захочешь. Все. Но ты должен ответить мне. Ты что-то сделал со Стефаном?