Джо Беверли - Возвращение повесы

Дженси улыбалась и мысленно молилась о том, чтобы этот день никогда не наступил. Хотя она уже поняла, что хранить тайну не так уж просто.

Саймон поправлялся с каждым днем, но многие движения все еще доставляли ему боль, поэтому он предпочитал сидеть в каюте или на палубе. Хэл и Нортон приходили играть в карты, но надолго не задерживались, и супруги часто оставались одни. Иногда Саймон читал, пока она шила, но чаще выказывал желание поговорить. Как-то раз, когда они сидели на палубе, он спросил:

– Скажи, дорогая, непривычно было переезжать из большого дома в маленький?

Дженси медлила с ответом – ведь надо было что-то придумать.

– Видишь ли, у нас у каждого была своя комната, и мы с мамой редко заходили в ту часть дома, где находилась школа.

– А почему она не пускала жильцов?

Дженси снова задумалась, потом сказала:

– Меня в такие дела не посвящали. Мне было всего десять лет, когда умер отец, и после его смерти мы переехали в дом поменьше.

– Я видел его на картине. – Она посмотрела на него вопросительно, и он добавил: – На картине, что висела у тебя в комнате. Твоя кузина очень хорошо рисовала.

Дженси вдруг захотелось поговорить о Джейн – ей очень ее не хватало.

– Дома и пейзажи не были для нее главным, больше всего она любила писать портреты. А в прошлом году вызвала целый переполох. Наша церковь решила собрать деньги для солдат, раненных на войне. Устроили празднество, и священник убедил… Нэн, – ах, она чуть не сказала «Джейн», – рисовать портреты по два шиллинга за штуку. Ее пришлось уговаривать, потому что она была очень застенчивая. Но у нее было доброе сердце, и она согласилась – заработала пять фунтов. Знаешь, я почти уверена, что она могла бы стать знаменитой, могла бы прославиться, но потом заболела тетя Марта и…

– Тетя Марта?

У Дженси по спине пробежал холодок.

– Ее тетя Марта.

Кажется, он это проглотил.

– Когда она приехала к вам жить?

Дженси в очередной раз задумалась, потом ответила:

– Когда мне было десять лет, а ей – девять. Но я старше всего на четыре месяца.

– Она ведь была сиротой из Шотландии? А разве среди Оттербернов не нашлось семьи, которая бы ее приняла?

Это уже походило на допрос. Неужели он что-то заподозрил?

– Полагаю, нет. А почему ты спрашиваешь?

– Просто удивляюсь.

Ухватившись за ложь, придуманную Мартой, Дженси заявила:

– Как я понимаю, отца Нэн в семье не очень-то любили. Он был игрок, много пил, и семья от него отказалась.

– И они отослали «дурную кровь» в Англию?

Слова «дурная кровь» камнем легли ей на сердце.

Проводя дни в безделье, Саймон подолгу беседовал с женой, и ему казалось, что он все больше узнавал о ней, так что прежнее ощущение загадки стало представляться глупостью. Он мог бы ее соблазнить, если бы не месячные, но если так, то он довольствовался тем, что разговаривал с ней и смотрел на нее.

Впрочем, иногда ему по-прежнему казалось, что жена что-то от него скрывает. Кроме того, он чувствовал, что она смущена из-за того, что, возможно, когда-нибудь станет графиней. Более того, ее не устраивал даже Брайдсуэлл, и она, наверное, предпочла бы жить в маленьком доме вроде того, что был у них в Карлайле.

К тому же она была очень экономна – как скряга. И в данный момент зашивала дырку на грубом чулке – зачем? Возможно, для хозяйки скромного коттеджа подобная бережливость – прекрасная черта, но он привык иметь дело с женщинами, желавшими выйти замуж ради богатства и положения в обществе.

Увидев в небе клин гусей, летящих на юг, он указал на них жене, и она пришла в восторг, когда птицы пролетели прямо над ними, шумно хлопая крыльями. Держат курс к намеченной цели – как и они с Джейн. Его курс – к родному дому, а ее курс отныне – находиться рядом с ним.

Он не хотел ни к чему ее принуждать, но надеялся, что она согласится на новый гардероб, когда они приедут в Англию. Если она будет достойно одета, ей будет легче освоиться. Если хочет, пусть носит приглушенные тона, но лично он желал бы видеть ее в небесно-голубых платьях, или цвета свежей зелени, или взбитых сливок…

Или вовсе без платья…

Она повернулась к нему, и что-то в ее приоткрытых губах говорило о том, что она приняла его «послание». По ее лицу разлился нежный румянец.

– Надеюсь, ты никогда не перестанешь краснеть, – сказал он с улыбкой.

– Я краснею, потому что ты ужасно порочный.

– Думаю, что никогда не перестану быть порочным. Виноват цвет волос.

– Цвет волос?..

– Разве я не рассказывал тебе про волосы Черного Адемара?

Она перекусила зубами нитку и вдела в иголку новую.

– Нет, не рассказывал.

– Это еще один из моих предков. Адемар де Брак был искателем приключений из Гаскони, и он стал любимцем короля Эдуарда I из-за своих побед на рыцарских турнирах. Король обожал турниры, Адемар же разбогател и женился на прекрасной даме. Но знаменит он был своим «дьявольским» цветом волос. Волосы у него были черные с проблесками рыжего – как у меня.

Она вскинула голову:

– Так он был порочный человек?

– Поверь, дорогая, любой безвестный искатель приключений, который вдруг стал богатым и знатным, – непременно порочный человек. Но в нашем случае страсть к приключениям связана с волосами. Когда в нашей семье появляется ребенок с «дьявольскими» волосами, это означает, что из ребенка вырастет распутник и скиталец.

– Вроде тебя? – Дженси натянула чулок на конец гладкой деревяшки, которой пользовалась для штопки, и подняла на мужа глаза. – А что будет, когда твои жгучие волосы выпадут?

– Жестокая…

– Или поседеют.

– Не знаю, что станет со мной, но лучше скажи: хочешь иметь детей с такими волосами? – При упоминании о детях Дженси опять покраснела, и Саймон добавил: – Я надеюсь, у них у всех будут волосы цвета утренней зари. А это – другой огонь, более нежный.

– Или они будут маленькими Тревиттами, то есть шатенами.

Он улыбнулся и кивнул:

– Что ж, тоже неплохо.

В эту ночь Дженси легла к Саймону спиной и притворилась, что спит.

Кровь Тревиттов. Дьявольские волосы Адемара. Стремление Геварда бороться за справедливость.

Кровь себя покажет. Непременно покажет.

Дети наследуют качества своих отцов, дедов, более дальних предков.

Она обязана сказать ему правду, но никогда этого не сделает.

Проснувшись на следующий день, Дженси узнала, что они приближаются к Кингстону, где им предстояло пересесть на плоскодонку, способную проплыть по бурной реке. На причале в Кингстоне только и говорили, что об ужасной погоде, а те, кто прибыл с Атлантики или из Квебека, принесли слухи о рано начавшемся бризе.

Капитан доложил, что «Эверетта» пришла в Монреаль пять дней назад, но уже готова к отплытию. Дженси надеялась купить в Кингстоне кое-какие вещи, но все решили отплывать немедленно.

Плоскодонка могла преодолеть пороги, но Дженси уговорила Саймона вместе с ней обойти их пешком. Казалось, он уже выздоровел, но она знала, что боли еще оставались, иногда из-за них он не спал по ночам.

Когда они увидели, как их лодка вертится и бултыхается на порогах, она порадовалась своему решению, но и опечалилась.

– Дженси, – муж посмотрел на нее с удивлением, – неужели ты хотела бы находиться там, в лодке?

– Как ни глупо, но хотела бы.

Он усмехнулся:

– Я тоже. Люблю острые ощущения. – Перехватив ее укоризненный взгляд, он пожал плечами: – Волосы Адемара…

– Пожалуй, я вырву у тебя все рыжие волосы.

– Признайся, на самом деле ты не хочешь меня приручать.

Дженси сделала вид, что любуется пейзажем, и они пошли дальше, прокладывая путь по бездорожью. Она не хотела его приручать, но также не хотела, чтобы он ввязывался в опасные приключения.

Когда они, уже сидя в лодке, приближались к Монреалю, мелкий дождичек превратился в ливень. И все тотчас же нахмурились, подумав о том, что на «Эверетте», возможно, не захотят их ждать – ведь погода могла испортиться надолго, и в этом случае судно оказалось бы в ледовой ловушке.

Наконец они вошли в монреальскую гавань, и Саймон, повернувшись к матросу на ближайшем судне, прокричал:

– «Эверетта» еще не ушла?!

– Нет, месье. – Матрос покачал головой. Дженси от радости обняла мужа, и Саймон, окинув взглядом гавань, проговорил:

– Как мало осталось кораблей.

Дженси казалось, что весь причал занят, но Саймон, наверное, хотел сказать, что мало осталось океанских кораблей.

– Я надеялась, у нас будет время что-нибудь купить.

– Если не успеешь, не беда. «Эверетта» знаменита своими удобствами. Там есть все, что требуется пассажирам.

Пока они пробирались между кораблями, Дженси рассматривала стоявший у пристани монумент.

– Что это? – спросила она.

– Памятник лорду Нельсону. Ты не находишь странным, что его поставили спиной к морю? Возможно, он страдал морской болезнью.

Она внимательно посмотрела на мужа. Неужели он не шутил?

– Но если так, то зачем же он стал моряком?

– Видимо, любовь к морю победила. Любовь часто сводит людей с ума.

Он ничего особенного не имел в виду, но Дженси восприняла его слова как дурной знак. Она завоевала право на любовь – свою и его, – но достаточно ли этого?

Лодка уткнулась носом в берег, к борту тут же приставили трап, и они благополучно высадились.

– Я бы не возражала час-другой провести на твердой земле, – сказала Дженси.

Но Саймон покачал головой:

– Нет, пойдем. Сначала отметимся на судне. Это надо сделать как можно быстрее.

Они еще раньше решили, что отправятся на «Эвересту», а Хэл, Нортон и слуги займутся покупками.

Судя по всему, на «Эверетте» вовсе не собирались сниматься с якоря прямо у них на глазах, но все же они поспешили на причал и дошли по нему до своего корабля. Огромный корабль блистал свежей покраской и позолотой. И даже трап на этом судне был прочный, с удобными перилами, а возле него стояли матросы, указывавшие путь.