По пути к дому вице-губернатора его то и дело останавливали знакомые, желавшие выразить соболезнование в связи со смертью Исайи. Возможно, это была игра воображения, но Саймону казалось, что в глазах многих из них он видел осуждение. Впрочем, он и сам себя винил. Ведь именно его дуэль стала причиной смерти Исайи.

Как он и ожидал, вице-губернатор Гор, человек, отвечавший за всю Верхнюю Канаду, был в крайнем раздражении.

– Скверное дело, сэр. Очень скверное. Я постараюсь повлиять на решение, но сделать это будет чертовски трудно, потому что вы ставите под сомнение честность такого уважаемого человека, как Ланселот Макартур.

– Полагаю, это лучше, чем опорочить доброе имя дамы, сэр. Заявление Макартура по поводу мисс Оттерберн и ее дяди было совершенно безосновательным.

Гор покраснел.

– Да-да, конечно. Но вы могли бы в ответ… Вы могли бы оскорбить его как-нибудь иначе. Что ж, я постараюсь уладить это дело. Вы ведь согласны?..

Саймон кивнул:

– Да, сэр. Буду очень признателен. Теперь у меня есть жена, которая полностью от меня зависит.

– Да, еще об этом, Сент-Брайд. Со стороны мисс Оттерберн было бы весьма разумно посещать… общественные мероприятия. Моя жена вышла из себя – вышла из себя, сэр! – когда та отклонила ее любезное приглашение.

– Моя жена очень скромна, сэр, и она была в трауре по матери и по кузине.

– Да-да, но концерт никому бы не повредил. Или летняя прогулка в Касл-Франк.

Саймон ухватился за подходящее объяснение.

– Видите ли, у нее очень бледная кожа и она легко обгорает на солнце. А москитов она словно притягивает к себе.

В июле Саймон вернулся в Йорк и обнаружил, что Джейн вся искусана. Он предложил ей индейское средство от укусов, которое несколько облегчило ее состояние, но не думал, что она одобрит индейскую мазь, отпугивающую насекомых. Он сам ее не любил, хотя иногда пользовался.

В этом заключалась одна из неразрешимых проблем: поселенцы зачастую испытывали отвращение к индейским снадобьям и предпочитали мучиться от укусов, нежели таким способом предохраняться.

– Ей больше подходит английский климат, – сказал Саймон. – Я уже заказал места на «Эверетте».

«Эверетта» была торговым кораблем Северо-Западной компании, и ее ежегодный приход в Монреаль в апреле означал начало настоящей канадской весны, а отплытие в конце октября – приближение долгой зимы. Судно перевозило в основном меха, и на борт брали всего несколько пассажиров, но зато обеспечивали им полный комфорт.

– Отлично, – кивнул Гор. – Корабль никого не станет ждать, так как погода здесь очень переменчивая. Так что отправляйтесь поскорее в Монреаль – так будет лучше.

Нельзя было выразиться яснее. «Забирай свою беспокойную жену – и убирайтесь оба побыстрее». Саймон посмотрел Гору прямо в глаза:

– Я не хотел бы пренебрегать своими обязательствами, сэр.

– Если бы Макартура здесь не было, вы бы стали ждать его возвращения?

Вот, значит, как.

– Конечно, я всегда буду к его услугам в Англии, сэр.

– Как вам угодно. – Гор проводил его до двери. – Постарайтесь разобраться с делами Тревитта. Хороший был человек, очень надежный.

Саймон уходил от вице-губернатора с легким сердцем. Он не был трусом, но отмена дуэли его вполне устраивала, потому что у него была Джейн, с которой следовало считаться. Если Гор отправил куда-то Макартура с каким-то поручением, то его не будет в Йорке несколько недель. А потом, возможно, он сочтет себя удовлетворенным без новых выстрелов.

– Слава Богу, – с сияющими глазами сказала Джейн, когда он перед ней отчитался. – Когда мы уезжаем?

– «Эверетта» поднимет паруса 28 октября. Чтобы добраться до Монреаля, нам потребуется две недели, при удаче может получиться вдвое быстрее. Но Гор прав: в этом году корабль не будет нас ждать.

– Но тогда у нас только три недели на то, чтобы все здесь уладить. Составить опись имущества. Все упаковать. Продать дом. Избавиться от мебели.

– Ты предпочтешь остаться до весны?

Она пожала плечами:

– Как получится…

Саймон повернулся к Хэлу:

– У Галлоуэя в Монреале есть надежный агент. Если на «Эверетту» мы не успеем, пусть найдет для нас места на другом корабле.

Майор кивнул и сел писать письмо. Потом ушел отправить его.

Часы в холле пробили дважды. Значит, после смерти Исайи прошло шесть часов. Саймон повернулся к Джейн; она по-прежнему сидела за столом и просматривала документы. «Неужели она не устала? – подумал Саймон. – И почему она такая… невозмутимая? Может, ее не так уж и огорчила смерть Исайи?» Но тут он вспомнил о том, как она плакала сегодня утром, и устыдился своих мыслей. Конечно же, Джейн очень любила дядю, а ее невозмутимость и спокойствие – просто черты характера.

Поскольку она занималась документами, он взялся за дело, которое по глупости поручил сначала Хэлу, – принялся просматривать книги. Ему удалось найти еще несколько писем и кое-какие записи покойного. Некоторые из книг Джейн, наверное, собиралась взять с собой, но вот что делать со связками журналов и торговых справочников?

– В чем дело? – неожиданно спросила Джейн. Саймон взглянул на нее и проворчал:

– Чертовски хочется выбросить все эти газеты, журналы и справочники. Зачем Исайя их хранил?

– Хранил, потому что не удосужился отсюда убрать, – ответила Джейн. – Не думаю, что он ими дорожил. Ты прав, их надо выбросить.

И про женщин еще говорят, что они сентиментальны и чувствительны!

Он извинился и пошел в соседнюю комнату, где лежал Исайя. При его появлении человек в черном костюме тотчас же выскользнул в коридор. Саймон понимал, что пришел сюда как бы в укор Джейн, что, конечно же, было явной глупостью. Ведь Исайи здесь нет – только его труп. Джейн правильно сказала: ее дядя терпеть не мог, когда люди попусту тратили время. Он требовал лишь одного – чтобы Саймон взял на себя заботу о Джейн. Значит, следовало вернуться к ней.

У дверей кабинета Саймон увидел Хэла, беседовавшего с двумя слугами, которых он привел с собой. Эти двое пока что ничем не могли помочь, поэтому Саймон предложил им пройтись по конюшням и прочим хозяйственным строениям, где могли бы найтись какие-нибудь вещи, подходящие для аукциона.

– А почему бы не продать дом вместе со всем содержимым? – спросил Хэл. – Так было бы гораздо удобнее.

Господи, конечно! Но сначала следовало поговорить с Джейн. Приблизившись к столу, Саймон проговорил:

– Дорогая, те вещи, которые тебе нравятся, мы, разумеется, возьмем с собой, но…

– Перевозка будет стоить дороже вещей, – перебила Джейн.

– Но я не нищий. Если ты хочешь что-то взять, то бери.

– Нет, я ничего не хочу. – Она поднялась из-за стола. – Извини, мне надо заняться обедом.

Джейн выскользнула из комнаты, прикрыв за собой дверь. Проводив ее взглядом, Саймон покачал головой. Черт побери, почему бы ей не разразиться слезами?! Ведь так поступила бы любая женщина. Впрочем, он, наверное, несправедлив к ней. Просто она старалась держать себя в руках.

Саймон снова принялся просматривать книги, но больше ничего не обнаружил. Вскоре их с Хэлом позвали в гостиную – обедать. Оказалось, что Джейн успела приготовить довольно приличный обед. Саймона по-прежнему возмущало ее спокойствие, но он старался не подавать виду. Взглянув на жену, он с улыбкой сказал:

– Замечательно… Какая ты умница!

Она покраснела – он надеялся, что от удовольствия. Когда они сели за стол, Джейн сказала:

– А как мы доставим свои вещи в Монреаль? И сколько можно взять на «Эверетту»?

Саймон снова улыбнулся. Может, он напрасно возмущается? Ведь гораздо лучше иметь спокойную и уверенную в себе жену, чем плачущую и беспомощную.

Ответив на вопрос Джейн, Саймон склонился над своей тарелкой. Во время обеда он впервые обратил внимание, как Хэл режет мясо – тот орудовал какой-то странной комбинацией ножа и вилки. Видимо, его любопытство было слишком заметно, потому что майор сказал:

– Это называется вилкой Нельсона. С более тонкой стороны она острая, как нож, и изогнута. Замечательная вещь! У нее то преимущество, что в случае необходимости можно перерезать кому-нибудь глотку.

Поскольку тема была открыта, Саймон спросил:

– Ты не находишь, что тебе был бы полезен крюк или что-нибудь в этом роде?

– Возможно, – кивнул Хэл. – Проблема в руке. Рука – очень сложный инструмент. У меня была деревянная с шарниром на локте, но ее можно было двигать только другой рукой. Говорят, в Ирландии есть мастер, который делает кое-что получше. Может, когда-нибудь я его навещу.

Хэл говорил спокойно, без надрыва, но Саймону все равно было ужасно неловко. Он не знал, что сказать, но тут, к счастью, вошла служанка с вязанкой дров. Саймон вспомнил, что за дровами обычно ходил Исайя. Поднявшись из-за стола, он сказал, что сам займется дровами. По правде говоря, он просто убегал к работе.

Саймон принес еще две вязанки: одну отнес в свою комнату, другую – после некоторого колебания – в спальню Джейн. Ему несколько раз случалось заглядывать в ее комнату, но раньше он никогда не переступал порог и теперь испытывал неловкость. Разумеется, муж имеет полное право заходить в комнату жены, но все же…

Осматривая комнату Джейн, Саймон пытался понять, что за человек его жена. Мебели здесь было совсем немного: узкая кровать, комод, стол, кресло-качалка у камина. Оставалось еще достаточно места, и Джейн вполне могла бы поставить сюда кровать пошире. Почему же она этого не сделала? Действительно – как монашка.

Потом он вспомнил, что Исайя готовил эту комнату для двух девушек. Когда племянница приехала одна, лишнюю кровать убрали из сочувствия к ее горю. Джейн не стала ничего менять – ей тогда было не до того. И она, судя по всему, не тратила на себя денег. Хотя Исайя с удовольствием купил бы ей все, что она пожелала бы. Но почему же она ничего не просила, почему?..

На кровати – простенькое лоскутное одеяло; на полу – прекрасный ковер, но накрыт лоскутным половиком. На кресле же лежало свернутое вязаное одеяло, – наверное, Джейн заворачивалась в него, когда было холодно. И сразу же вспомнилась вязаная шаль, которую Джейн иногда накидывала на плечи. Исайя купил бы ей шаль из лучшего кашемира, если бы она только пожелала.