Александра Торн - Возвращение надежды

– Обязательно, говоришь? А может быть, скорее свиньи начнут летать по небу. – На этот раз в смехе Вельвет чувствовалось настоящее веселье. Ей все-таки удалось немного отвлечь Эльке. – Я внимательно следила за Патриком, когда он уходил, и, если это будет для тебя утешением, скажу: выглядел он не очень счастливым. Ты ведь знаешь, во всем, что касается противоположного пола, я большой знаток. Так вот, ответственно заявляю – ты ему совсем не безразлична.

Эльке пожала плечами:

– Ну и что?

– Он мужчина, дорогая, мужчина, у него есть свои мужские потребности. У тебя не было никакого права ожидать, что он проведет остаток своей жизни в одиночестве. Разве он мог знать, когда женился, что ты потеряешь мужа? Представь, какой это был для него удар.

– Если ты не возражаешь, я бы не хотела больше говорить о Патрике. Есть много других, более важных дел.

– Каких, например, дорогая? – спросила Вельвит, чувствуя облегчение.

– Надо открывать булочную. Через месяц Рождество, а у нас в это время самая работа. – Эльке тяжело сглотнула слюну, вспомнив, как она собиралась отметить эти праздники.

Она чувствовала себя разбитой на мелкие осколки. Слава Богу, хоть булочная осталась.

Работы предстоит прорва. В это время всегда было много заказов.

– Ты считаешь, что сможешь вести хозяйство одна? – спросила, как всегда, практичная Вельвит.

Этот вопрос постоянно Эльке задавала себе.

– Пока не знаю. Надо попробовать.

Эльке сидела за конторкой и просматривала бухгалтерские книги.

Нет, из такой финансовой дыры выбраться, наверное, уже не удастся.

Возвращаясь домой три недели назад, она, конечно, знала, что одной дела вести будет трудно, но все-таки надеялась. Надеялась на рецепты Отто, на его проворных, смекалистых помощников и на добрую репутацию, которую они с Отто завоевали за все эти годы. Но больше всего она надеялась на себя.

Но надежды эти вскоре растаяли как дым. Без чудесных рук Отто его рецепты мало что значили. Заказы в булочной резко сократились, потому что, с одной стороны, клиенты почувствовали снижение качества, а с другой – не хотели иметь дела с женщиной, которая водит дружбу с обитательницами публичного дома.

Все это можно было бы в конце концов преодолеть, но Эльке нужно было в первую очередь преодолеть себя. Тот первый день, когда она, взобравшись по лестнице, вошла в свою квартиру, был одним из худших дней в ее жизни.

В детской все ждало ребенка. В гардеробе висела одежда Отто, и казалось, он может войти в спальню в любой момент. Каждый предмет мебели будил воспоминания, от большинства из которых становилось нестерпимо больно. За каждым углом таился Отто, в воздухе все еще висели те грубые слова, которые она ему когда-то говорила.

Прошлое Эльке ужасало, а в будущее она заглядывать едва осмеливалась. Вся беда была в том, что комнаты остались прежними, но сама она изменилась, причем настолько, что это разрывало ей сердце.

Только сейчас она поняла, насколько искусственная атмосфера публичного дома защищала ее от реальности. Там постоянно кто-то приходил и уходил, кто-то смеялся, а порой плакал, там она никогда не чувствовала себя в одиночестве.

В тот первый вечер дома она решила поработать как следует. Не спала всю ночь, пекла, чтобы утром открыть булочную. Но это была самая ее большая ошибка из всех.

Утром, когда появились несколько клиентов, она не смогла сдержать слез. А им не слезы ее были нужны, а кусочек пирога и чашечка кофе. Неудивительно, что больше они у нее уже не появлялись.

Эльке бы выждать пару дней и дать всему успокоиться. Так нет же, неприятность наслаивалась на неприятность. Один из помощников Отто обварился кипятком. Она быстро нашла ему замену, но квалифицированный пекарь остался всего один, и поэтому качество продукции снизилось еще больше. Она была вынуждена объявить своим постоянным клиентам, что отказывается от приема специальных заказов.

Этим утром к ней зашла Кэролайн Гробе.

– В городе появился новый пекарь, – объявила она, – мистер Дитц. Он собирается открыть свое собственное заведение. У тебя, я вижу, дела не клеятся. Может быть, подумаешь, не продать ли булочную, пока еще возможно.

Эльке отложила в сторону бухгалтерскую книгу и поняла, что надо соглашаться. Положение дел и без того достаточно скверное, но если появится конкурент, тут и говорить нечего. Она оглядела зал, думая о деньгах, которые Отто затратил на меблировку дома. Дадут ли за него настоящую цену?

И самое главное, вот продаст она булочную и что дальше? Куда идти, что она будет делать без дома, без средств?

Куда бы Эльке ни обращала взор, везде были одни тупики. Вот примерно так же она чувствовала себя в тот день, когда похоронила родителей. Только сейчас не знала, хватит ли сил начать все сначала.

Эти грустные размышления прервал звонок дверного колокольчика. В магазин, распространяя аромат французских духов, вошла Вельвит Гилхули. На ней была отороченная мехом накидка и модная шляпка.

– А где все? – спросила она, увидев, что в зале пусто.

– На сегодня ты моя первая посетительница. Пытливый взгляд Вельвит скользнул по лицу Эльке.

– Это надо понимать так, что дела идут неважно?

Эльке слабо улыбнулась.

– Ничего удивительного.

– Черт возьми, почему ты не дала мне знать? Я бы что-нибудь придумала. Ну, во-первых, больше бы покупала. Я держалась в стороне, потому что не хотела мешать. Думала, тебе одной будет проще наладить производство. Девушки мне просто надоели. Они так скучают без сладостей и без тебя тоже. Ну а обо мне и говорить нечего.

Глаза Эльке заблестели.

– Я так рада тебя видеть. Ты как раз вовремя – надо поговорить.

– Давай сделаем так: если у тебя есть что-то готовое из выпечки, давай нагрузим ящик, и ты поможешь мне его отнести. Там у меня и поговорим по душам за чашкой чая, а если хочешь, можно и за чем-нибудь покрепче.

– Думаю, покрепче звучит более привлекательно, – ответила Эльке, хотя так рано пить ей еще не приходилось. – Но тебе ничего не нужно покупать.

Вельвит усмехнулась.

– А вот этого не надо. Я же сказала – мои девушки просто умирают без сладостей, к которым привыкли. И это действительно так. Понимаешь, занятие любовью – это довольно тяжкий труд, если в него не вовлечено твое сердце. Все эти стоны и разные телодвижения очень утомляют девушек, и у них разыгрывается сильный аппетит.

Ну как тут удержаться от смеха.

– Я никогда эту проблему под таким ракурсом не рассматривала.

– Это все потому, что ты никогда у меня не работала. Кстати, дела идут сейчас как нельзя лучше. Ты же знаешь, как это бывает: чем больше мужчины говорят о войне, тем больше им хочется заниматься любовью. По-видимому, их это сильно возбуждает.

– Опять фасоль? Не хочу! – объявила Шарлотта, глядя на тарелку в руках экономки.

С момента прибытия на ранчо Шарлотта постоянно сидела на фасолевой диете: на завтрак фасоль с яйцами, на обед фасоль с грудинкой, на ужин фасоль с говядиной. Ее еще никогда так сильно не пучило, и никогда она так не выходила из себя.

Она перевела невольный взгляд с тарелки на Кончиту Альварес. Экономка не мигая смотрела на нее. От этого взгляда у Шарлотты пробегала дрожь по позвоночнику. Одному Богу известно, что сейчас думает эта женщина.

– Вчера я вручила вам меню на неделю. Если вы вспомните, я специально просила вас приготовить на обед помпано в сухарях.

– Я не знаю, что такое помпано, – ответила экономка, как всегда на смеси испанского с английским.

– Это рыба, – произнесла Шарлотта, повышая голос и выговаривая каждую гласную. – Неужели в реке Гуадалупе не водится никакой рыбы?

Кончита заткнула руками уши.

– Я не глухая, сеньора.

Из кухни прибежала Элла Мэй.

– Из-за чего шум? Вы хотите пойти половить рыбу, мисс Шарлотта?

– Кто там хочет половить рыбу? – спросил Патрик, появляясь в дверях гостиной. Он явился к обеду как раз вовремя.

Шарлотта бросилась в кресло у стола.

– Я не говорила, что собираюсь ловить рыбу. Я сказала Кончите, что хочу на обед помпано. Не фасоль, а помпано.

Патрик покачал головой.

– Самое близкое место, где сейчас можно найти помпано, это милях в пятистах отсюда. Да и не переживет она такое долгое путешествие. Но здесь в реке тоже есть очень хорошая рыба – зубатка, например, да и много другой. Я скажу ребятам, они наловят.

Шарлотта схватилась за живот, как будто он у нее внезапно заболел.

– Оставьте нас, пожалуйста, с мистером Прайдом одних, – приказала она ледяным тоном.

Когда Элла Мэй и Кончита ушли, она посмотрела на тарелку с фасолью, раздумывая, не швырнуть ли ее в мужа. Может быть, в конце концов хотя бы это заставит его стать серьезным. Чем больше она дулась, сердилась и шумела, тем больше он вел себя с ней, как с капризным ребенком.

Мать всегда учила ее, что самый лучший способ поймать муху – это мед. И не то чтобы она сравнивала Патрика с мухой. Совсем нет. Но иногда с ним просто было невозможно разговаривать. Она чувствовала себя очень одинокой, как никогда в жизни.

– Я всего лишь попросила Кончиту приготовить на обед помпано в сухарях. Она ничего не сказала, взяла меню как ни в чем не бывало и ушла. Я поняла, что никаких проблем не будет.

Патрик занял свое место во главе стола и положил в свою тарелку фасоль и грудинку.

– Может быть, она не поняла. Ведь ее родной язык не английский.

– Она прекрасно понимает тебя и Эллу Мэй тоже. Они часами лопочут на кухне, как обезьяны в зоопарке.

– Между прочим, Элла Мэй пытается говорить по-испански. Я думаю, тебе бы тоже не повредило заняться этим.

Почему ты всегда на стороне Кончиты и Эллы Мэй? Почему бы тебе ради разнообразия хотя бы раз не стать на мою сторону? – Отказываясь прикоснуться к тарелке с фасолью, она налила себе бокал вина.