Александра Торн - Возвращение надежды

Эльке сидела в обитом плюшем будуарном кресле и смотрела в окно. Окно это выходило во двор публичного дома, где сейчас было развешано на веревках белье. Там висело немало интимных вещиц, даже трусики без промежности, но Эльке это уже не шокировало.

Сейчас ее представления о приличном и неприличном претерпели существенные изменения. За эти три недели, что она провела здесь, трогательная забота проституток была для нее Божьим благословением.

Чего она не могла сказать об остальных членах общины. Все они были шокированы ее присутствием в этом доме. С такой дурной репутацией! Оказывается, не важно, что у нее тогда не было выбора, что доктор Роте настаивал на строгом постельном режиме. Не важно, что она потеряла мужа и ребенка. Пастор Бассе и Кэролайн Гробе были единственными, кто пришел, высказали соболезнования и предложили помощь. И только Кэролайн посетила ее больше одного раза.

Нет, кружевные трусики продажных женщин ее не шокировали. Эти женщины ничего плохого людям не делают. Просто предлагают маленькие удовольствия. А в этом мире так мало радостей. Этот мир Эльке начинала ненавидеть все больше и больше.

В последние несколько недель она имела шанс столкнуться с его черствостью и бездушием. То, что сделали Детвайлеры, иначе как злодейством не назовешь. Но такого жестокого равнодушия она от жителей города не ожидала. Особенно от шерифа. Хотя и знала, что он симпатизирует южанам.

Он приходил поговорить с ней через три дня после происшествия, выслушал ее рассказ, а потом практически обвинил ее в том, что Детвайлеры напали на кабриолет. Это она, мол, сама их спровоцировала.

– Я слышал, вы угрожали им оружием. По-моему, два раза. Вы же знаете, как в Библии говорится: «Кто угрожает мечом, от меча и погибнет».

– В Библии ничего не сказано о бандитах и хулиганах, которые нападают на безоружных людей, – зло парировала она. – Погиб мой муж. Я вправе надеяться, что вы исполните свой долг.

– Этим близнецам всего по девятнадцать лет, и у них не было возможности жить в таких условиях, в каких жили вы. Если бы их мать была жива, все бы, возможно, было по-другому.

Эльке была еще очень слаба, и у нее все болело. Но эта попытка оправдать убийство Отто заставила ее вскочить на ноги.

– Я тоже очень сочувствовала Детвайлерам. Но они не единственные, кто потерял родителей в раннем возрасте. И это не дает им права терроризировать любого и каждого, кто слабее их.

Она кричала так громко, что прибежала Вельвит. Но мнение шерифа изменить было нельзя. Он начал говорить о тяжелых временах, о том, что если арестовать Илая и Джуда Детвайлеров, то в городе могут начаться беспорядки. Потом заговорил о том, что арест вообще бесполезен, потому что в суд, по существу, нечего предъявлять. Доказательств-то нет. Единственной свидетельницей является она. Короче, ордер на арест близнецов он подписывать отказался.

Вначале Эльке была ошеломлена. Затем ее охватила ярость, которую она культивировала в себе до сих пор. Она довольно быстро научилась использовать гнев в борьбе с горем. Теперь этот гнев ее как-то поддерживал.

Стук в дверь прервал ее горькие размышления.

– Ты готова принять посетителя? – спросила Вельвит.

– Конечно, – ответила Эльке, не сомневаясь, что это Кэролайн Гробе.

Она туже запахнула халат. Дверь широко распахнулась, и на пороге возник мужчина, высокий, стройный мужчина с широкими плечами – мужчина, о котором она мечтала каждую ночь, всю свою взрослую жизнь.

С тихим криком Эльке вскочила на ноги, не обращая внимания на то, как одета. Босая, с распущенными золотистыми волосами, она побежала через комнату. Никакой защиты против стремительно нахлынувших чувств у нее сейчас не было. Она просто не успела вооружиться.

Секунду Эльке смотрела на него, не больше, но в ее взгляде сконцентрировалось все – вся ее любовь, вся ее отчаянная нужда в нем, все эти дни и часы, проведенные в тягостном ожидании встречи с ним.

– Господи, ты вернулся, – наконец проговорила она.

Он сделал шаг вперед и обнял ее.

– Эльке, Эльке! Мне не следовало тебя покидать. Стоящая у дверей Вельвит безмолвно наблюдала за этой встречей.

Ах вот оно в чем дело! «Я всегда удивлялась, почему такой красавец, как Патрик, до сих пор не женат? Почему он ездит за продуктами сюда, когда Керрвилл много ближе к его ранчо, почему он посещает мое заведение и очень часто так и остается сидеть внизу, не выбрав ни одной девушки?»

Теперь она знала ответ. Она знала также, что должна уйти, но не могла оторвать взгляда от этой трогательной сцены. Ей бы очень хотелось хоть раз в жизни, – а потом можно и умереть, – чтобы мужчина обнял ее так, как Патрик обнимает сейчас Эльке, чтобы вот так шептал ее имя, одно только имя, но в этом одном слове был заключен целый мир.

Эльке прильнула к Патрику. Колени были совсем слабые, а слезы, сдерживаемые так долго и с таким трудом, наконец прорвались и вмиг сделали его рубашку влажной. Она была сейчас как путник, многие годы блуждавший по свету и наконец увидевший свой благословенный дом.

В тот раз, на кухне, собственная страсть напугала Эльке. Сейчас же были только радость и облегчение. Он воплощал собой все, чего она жаждала и никогда даже не мечтала, что получит снова.

Чувство вины, которое возникло в тот день, когда она очнулась в постели Вельвит, и терзало ее до сих пор, куда-то чудесным образом исчезло. Оно растворилось в непередаваемом восторге объятий этого единственного человека, которого она любила.

Всего неделю назад пастор Бассе пытался утешить ее, говоря, что смерть Отто и преждевременные роды были частью Господнего плана. Тогда она не могла понять, зачем Создателю надо было проявлять по отношению к ней такую жестокость. Теперь же было совершенно ясно – эту радостную встречу тоже запланировал Он, в награду за страдания.

И действительно, появление Патрика было похоже на чудо. Вместе с ним в спальню Вельвит ворвались все мечты Эльке, которые, казалось, были навеки погребены в ее памяти.

– Плачь, плачь, дорогая, это правильно, – шептал Патрик ей на ухо. – Теперь ты со мной, любовь моя. Я никому не позволю снова причинить тебе боль. – Он еще сильнее прижал ее к себе.

Вот так вот стоять с ним, находиться в его объятиях, чтобы сердца бились в унисон, – это единственное, что ей было сейчас нужно.

Он любит ее. А как же иначе? Зачем бы он тогда стал говорить «любовь моя»?

Ну а как любила его она! Это было за пределами рационального, за пределами того мира, где властвовали категории правильного и неправильного.

Эльке захотелось откинуть голову назад, найти его губы и целовать долго-долго, скрепить этим поцелуем только что наметившийся хрупкий намек на счастье. Угрызения совести скоро вернутся, очень скоро, она это знала. И Эльке хваталась за Патрика, как утопающий хватается за соломинку. Конечно, она никогда не забудет Отто, не забудет потерю ребенка, но… все равно не надо темным воспоминаниям заслонять радостное будущее.

Она пробежала руками по сильному торсу Патрика, чтобы убедиться, что он не призрак, а состоит из плоти и крови.

Когда Эльке прошлась руками по его спине, Патрик с трудом подавил стон удовольствия. Его съедало лихорадочное желание, которое он не мог контролировать. Он хотел ее. Господи Боже, как он ее хотел, несмотря на ее слабость! Эта слабость говорила о страданиях больше, чем слова Нимитца.

Ее тело было сейчас тонким, как у девочки. Разве Вельвит не следит, чтобы она ела хотя бы три раза в день? А доктор Роте? Он что, потерял рассудок, настаивая, чтобы выздоровление проходило в публичном доме? Она должна находиться в своем собственном доме, под присмотром одной из подруг. Помнится, их была целая куча в ее гостиной.

И только тут, только сейчас Патрика как молнией пронзило: «Господи Боже, что я наделал?»

Тяжесть совершенной ошибки обрушилась на него.

«Как я мог уехать и оставить ее здесь? Зачем?

Как я мог лгать себе, что она ничего для меня не значит?

И самое главное, как я мог жениться на Шарлотте?»

Он уже знал, что эти горькие вопросы будут преследовать его до самой могилы.

«Шарлотта разыграла комедию, я ей подыграл, и вот, пожалуйста. Господь сыграл с нами со всеми страшную шутку, освободив Эльке как раз тогда, когда я дал клятву у алтаря. Я не имею сейчас права обнимать ее, утешать, ласкать – не имею права ни на что. Я принадлежу другой женщине».

Он не сознавал, что стонет, пока Эльке не подняла голову и не посмотрела в его глаза. На ее глазах блестели слезы. Она смотрела на него с нежностью и заботой. Она беспокоилась за него. Несмотря на все испытания, которые ей довелось пережить, она беспокоилась за него.

Патрик наклонился и начал нежно ласкать губами ее рот. Губы Эльке задрожали, затем раскрылись. Он впитал в себя ее дыхание, проникся его вкусом и припал к ее рту еще сильнее.

Последний раз, когда они целовались, это можно было отнести к действию «Штайнхагера». Сейчас у него никаких оправданий не было.

Только монстр может использовать свое преимущество над женщиной в такой ситуации, но он и был таким монстром. Его руки перебирали пряди ее волос, а губы он прижимал все сильнее и сильнее. Его язык проник в шелковистую внутренность ее рта. Это был поцелуй в сотни раз более опьяняющий и возбуждающий, чем тот первый.

Когда ее язык соединился с его языком, по позвоночнику Патрика пробежала дрожь. Страсть, которую он пробудил в ней тогда, семь месяцев назад, возвратилась снова, только на этот раз он знал ее истинную причину, знал всем своим сердцем, умом и душой так же, как и своим томящимся телом.

Эльке хотела его, жаждала его так же, как он ее. Все поцелуи, какие ему приходилось переживать в прошлом, включая и те, с Шарлоттой, растаяли в его сердце. Их растопил этот восхитительный отклик Эльке.