Эльке покрутила выбившийся из-под заколки белокурый локон и возвратилась к изучению бухгалтерских счетов. Цены на сахар, муку и специи росли с каждым днем. А что будет, если начнется война?[1] Конечно же, инфляция и неизбежная нехватка продуктов. Как тогда сводить концы с концами?

Эльке вновь тяжело вздохнула. Значит, что же это получается? Четырнадцать лет упорной работы насмарку? Чтобы остаться опять ни с чем?!

Она вновь углубилась в книгу, пытаясь отыскать скрытые источники дохода, и даже не услышала, как звякнул дверной колокольчик, возвещающий о прибытии очередного посетителя.

– Добрый день, Эльке, – произнес глубокий баритон.

Она оторвалась от расчетов… У прилавка стоял Патрик Прайд.

Сердце ее мгновенно выбилось из привычного ритма, лицо запылало, а пальцы рук, напротив, вдруг стали ледяными. Эльке, разумеется, рада была видеть его, очень рада, но радость эта, как всегда, отравлялась чувством вины. Не должна замужняя женщина чувствовать «такую» радость при появлении лучшего друга своего мужа.

– Добрый день, – улыбнулась она Патрику. Слава Богу, голос ее был ровным, не то что пульс.

Патрика Прайда Эльке увидела первый раз, когда ей было семнадцать лет. Она только что вышла замуж. Он скакал по Главной улице на чудном белом жеребце. Сидел, выпрямившись в седле, высокий, статный. В ее воображении моментально возник образ прекрасного принца из волшебных сказок.

Уже давно Эльке приняла твердое решение: он для нее только друг, однако сердцу не прикажешь: каждый раз она не могла оторвать глаз от его лица. Хотя черты лица ее кумира были достаточно грубыми, для нее Патрик Прайд являлся олицетворением мужской красоты.

Высокий лоб, с горбинкой нос и угловатые черты лица, черные как смоль волосы, завивающиеся на шее у воротника. Левую щеку пересекал шрам – память о битве у Пало-Альто, – который делал его еще привлекательнее, над правильно очерченными губами темная полоска усов. Но больше всего ей нравились его глаза – серые, цвета только что вымытого дождем осеннего неба. И вот теперь эти глаза смотрели на нее с внимательным любопытством.

– Ты выглядишь озабоченной, Солнышко. Что-то случилось?

Патрик придумал ей прозвище, просто перевод ее фамилии (вернее, фамилии ее мужа) Зонншайн. Чаще всего он называл ее именно так.

Эльке слегка улыбнулась.

– Всегда что-нибудь оказывается не в порядке, стоит только заглянуть в бухгалтерскую книгу.

– Если у вас проблемы с деньгами, я буду рад помочь.

Он делал такие предложения много раз и прежде. После Мексиканской войны правительство США пожаловало ему земельный надел у реки Гуадалупе, где он построил процветающее теперь ранчо. Сейчас в этой части Техаса Прайд был одним из самых богатых Людей.

– Ну, все не настолько уж и плохо. – Она кивнула в сторону посетителей за столиками. – У нас никогда не было столько работы, как в эти дни. А какие дела привели тебя в город?

– Сейчас скажу, – ответил он. – А где Отто? Мне хотелось бы поговорить с вами обоими.

Эльке еще не доводилось видеть его таким грустным. И зачем он, спрашивается, надел под этот пыльный затрапезный плащ такой великолепный костюм? Господи, куда он собирается в таком наряде? К кому?

У нее перехватило дыхание. Да ведь он одет для… Он хочет жениться… Сердце кольнуло. За одно мгновение она перебрала в уме всех незамужних женщин города. По ее мнению, ни одна из них не стоила внимания Патрика Прайда.

– А что случилось? Почему ты непременно хочешь поговорить с нами обоими? – спросил Отто, как по волшебству оказавшись рядом с женой. В мясистой руке он держал поднос со своими знаменитыми булочками с перцем. – Попробуй, Патрик. Они прямо из духовки. А ты, наверное, голоден, проделав столько миль верхом.

После того как Патрик отведал парочку ароматных булочек, Отто добавил:

– Как приятно видеть тебя снова, mein Freund.[2]

Эльке не могла удержаться от сравнения Патрика со своим мужем. Тяжелый выговор Отто и легкая речь Патрика, его атлетическая фигура и грузное бесформенное тело ее мужа. Именно из-за своей дородности и редких волос Отто казался старше своих сорока двух лет. «Но в мире нет добрее человека, чем мой муж», – твердо напомнила она себе.

Мать учила ее не судить о людях по наружности. Но все-таки отец ее был красивым мужчиной, и, вне всякого сомнения, мать обожала его еще и за это. Эльке унаследовала его рост, его широко расставленные голубые глаза, золотистые волосы. «Если бы родители были сейчас живы, – подумала она с привычной тоской, – я могла бы поделиться с ними своими самыми сокровенными секретами».

Почему-то она была уверена, что они бы ее сейчас поняли. Эльке вспомнила, как в день их похорон гадала, удастся ли ей пережить такую необычайную, такую сильную и разделенную любовь, какую пережили они. Теперь ответ на этот вопрос ей известен. Жестокий каприз судьбы лишил ее возможности надеяться на такое чудо. Если бы Патрик въехал в город месяцем раньше, она бы никогда не вышла за Отто, даже если бы это означало, что ей придется провести всю жизнь старой девой.

Ее печальные размышления прервали грубые выкрики. Джуд и Илай Детвайлеры опять принялись за свое. Обычно они никогда не задирались с теми, кто мог им достойно ответить. Сейчас они приставали к Джону Келлеру, маленькому пожилому человечку.

Джуд вскочил на ноги так резко, что опрокинул стул, и заорал:

– Слушай ты, чертов пожиратель капусты! Ты, я вижу, тупее задницы мула. Сколько раз тебе надо повторять: ниггеры не люди. Понял?

– А не нравятся наши порядки, отправляйся обратно в Германию, откуда приехал, – добавил Илай.

«Вот оно, снова начинается», – подумала Эльке.

Под прилавком у нее всегда было наготове ружье, и она сразу подумала о нем.

Братья были здоровыми бугаями, но Эльке знала, что Джона Келлера не так-то просто запугать.

– Чего это я вдруг должен уезжать? – с достоинством произнес он на удивление твердым голосом. – Что же касается черных, то они такие же Божьи твари, как вы и я.

Детвайлеры вскочили как по команде и, схватив Келлера с обеих сторон, поставили на ноги.

Эльке приставила приклад к плечу. Прикосновение теплого дерева было приятным. Как будто к тебе вернулся старый испытанный друг.

– Эй, приятели! Вы что, собрались пригласить мистера Келлера на танец? Если нет, то вам лучше его отпустить! – выкрикнула она.

Илай глянул в ее сторону.

– Черт побери, сударыня, опять вы за свое ружье. Нельзя и пошутить.

– Но мистер Келлер не разделяет вашего юмора. Да и мне ваши речи не по душе.

– О, прошу прощения, сударыня, я совсем забыл: вы же относитесь к этим безмозглым аболиционистам.[3] – Джуд произнес слово аболиционист как грязное ругательство, а сам, как затравленный хорек, шарил глазами по залу, выискивая единомышленников.

Прежде чем Эльке смогла отреагировать, Патрик пересек зал и небрежно, без всяких видимых усилий, схватив за грудки каждого, встряхнул их как котят.

– Мальчики, вы, я вижу, ищете, с кем бы подраться. Так отправляйтесь в салун, там вам доставят такое удовольствие. А здесь порядочных людей беспокоить не надо.

Роста в Патрике было не меньше чем метр девяносто, да и сложен он был соответствующе. С холодным вниманием он разглядывал Илая и Джуда.

– Но ведь ты такой же южанин, как и мы, – промычал Илай. – Почему ты выступаешь против своих?

– Для таких, как вы, я никогда своим не был и не буду. Не надейтесь. А теперь пошли вон отсюда. – Патрик толкнул их, и они полетели к двери.

– Мы этого не забудем, – почти в унисон прорычали молодцы, поднимаясь на ноги.

– Я тоже. И не вздумайте здесь опять появляться, – отозвалась Эльке.

– С вами все в порядке? – спросил Патрик мистера Келлера.

– В порядке, – ответил тот, оправляя пиджак. – Не понимаю, что это на них нашло.

– Может быть, им не понравился струдель? – задумчиво предположила Эльке, убирая ружье на место.

Как она и ожидала, ее слова вызвали взрыв смеха. Напряжение, возникшее в зале, рассеялось.

Когда она выпрямилась, то увидела, что Патрик уже подошел к прилавку и как-то странно на нее смотрит.

Отто протянул руку Патрику.

– Большое спасибо. Я очень рад, что ты оказался здесь так вовремя. Такие стычки… это очень плохо.

Пока Патрик разбирался с братьями, Эльке, затаив дыхание, любовалась его смелостью. Но только сейчас она осознала, что, унизив их, он нажил в одночасье двух опасных врагов.

– Тебе не следовало вмешиваться. Я могла разобраться с ними сама, – объявила она. – Мне приходилось уже это делать.

Отто посмотрел на нее с обожанием, а затем повернулся к Патрику.

– Моя жена – настоящий воин.

– Твоя жена играет с огнем. Передай ей, что никогда не следует брать в руки оружие, если не намереваешься его использовать.

– Я сама прекрасно знаю, что мне делать.

Странное выражение промелькнуло на лице Патрика, когда он посмотрел на нее. Какая-то смесь раздражения и чего-то еще, чего она не могла определить.

– Мне известно, что твой отец брал тебя с собой на охоту. Но учти и никогда не забывай: людей убивать это не фазанов подстреливать.

Перегнувшись через прилавок, Патрик похлопал Отто по плечу.

– Все в порядке, дружище, успокойся.

Отто все еще был пунцовый, как вишневый пирог, лежавший рядом на блюде. Мягкий, домашний, он всегда пасовал перед грубой силой.

– Ты, кажется, собирался что-то сообщить, прежде чем начался этот переполох. Так что же?

– Я решил съездить домой, в Натчез. Надо успеть до начала войны. Потом это будет невозможным.

Эльке почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног. То, что Патрик считает войну неизбежной, уже само по себе было достаточно, но его отъезд… Мысль о том, что он скоро уедет, не укладывалась в ее голове.

Она боялась признаваться даже себе в том, как ждет его ежемесячных визитов, как они важны для нее.