– Да это же целую вечность ждать придется! Я в таком виде никуда не пойду. Теперь месяц из дома носа не высуну.

Она, конечно, не всерьез, но мне больно видеть ее такой расстроенной…

– А по-моему, красиво. Это спасло тебе жизнь. – Я провожу пальцами по шраму и открываю шкафчик под раковиной.

– Уилл! Ты что делаешь?! Даже не думай! Ты что, собрался побрить меня наголо?

– Еще чего! – усмехаюсь я, доставая черную коробку, в которой лежит моя машинка. Включив ее в сеть, я снимаю защиту, подношу машинку к затылку, делаю одно быстрое движение, а потом вычищаю из нее пряди волос и выкидываю их в мусорное ведро. – Ну вот, теперь мы отличная пара!

– Уилл! Ты что наделал? Зачем? – резко поворачивается ко мне Лейк.

– Да это же просто волосы, малыш, – улыбаюсь я.

Она снова вытирает глаза туалетной бумагой и смотрит на наше отражение в зеркале, а потом качает головой и смеется:

– Ты выглядишь по-дурацки!

– И ты тоже!

* * *

Если не считать визита к врачу накануне, сегодня Лейк впервые выходит из дома. Шерри согласилась присмотреть за мальчиками пару часов после конкурса, так что мы с Лейк пойдем на свидание.

– Ты никогда меня не спрашиваешь, все решаешь сам! – возмущается она.

Поэтому мне, естественно, пришлось встать на одно колено и торжественно пригласить ее на свидание. Однако посвящать Лейк в подробности я не стал, так что она понятия не имеет, какие у нас сегодня планы. Ни сном ни духом!

Эдди и Гевин уже ждут нас в актовом зале, Шерри и Дэвид тоже на месте. Я сажусь рядом с Шерри, а Лейк – с Эдди. Ей удалось завязать хвостик, поэтому шрама практически не видно. А вот мне завязывать нечего…

– Это какая-то новая мода, Уилл? Я отстала от жизни? – спрашивает Шерри, скептически поглядывая на мою «стрижку».

– Вот видишь! Я же говорила, что ты выглядишь по-дурацки! – смеется Лейк.

– Ты можешь хоть намекнуть, с чем будет выступать Кирстен? – шепотом спрашивает Шерри.

– Понятия не имею, честное слово! Думаю, будет читать стихи. Она вам не показывала?

– Нет, с очень таинственным видом обещала сделать нам сюрприз, – отвечает Дэвид.

– Колдер тоже… Не знаю, что он там задумал. Не уверен, что он то самое «дарование», которому стоит выступать на таких конкурсах…

Занавес открывается, к микрофону подходит директор Брилл, произносит вступительное слово и объявляет конкурс открытым. Все родители снимают своих детей на камеры, а я, идиот, забыл взять! Ну что я за отец?! Когда наступает очередь Кирстен, Лейк достает из сумочки камеру… Конечно, она никогда ничего не забывает. Молодец!

Кирстен выходит на сцену и поправляет микрофон здоровой рукой, на ее загипсованной руке висит сумочка.

– Сегодня я хочу показать вам, что такое слэм. Это такой поэтический жанр. С ним меня познакомил в этом году один мой друг. Спасибо тебе, Уилл! – Кирстен смотрит на меня, и я улыбаюсь ей в ответ. Набрав в легкие побольше воздуха, она громко объявляет: – Я прочитаю вам стихотворение под названием «Бабочка вас задери!»

Мы с Лейк в ужасе переглядываемся, и я понимаю, что она думает о том же, о чем и я: «О господи, только не это!»

Бабочка.

Какое красивое слово!

Какое хрупкое существо!

Хрупкое, как жестокие слова, срывающиеся

с ваших губ,

Хрупкое, как еда, вылетающая из ваших рук…

Вам от этого легче?

Чувствуете себя лучше?

Чувствуете себя настоящими мужчинами,

когда дразните девчонку?

Сегодня я постою за себя —

давно пора.

Не собираюсь больше терпеть,

бабочка вас задери!

Кирстен снимает с руки сумочку и достает оттуда пригоршню самодельных бабочек. Снимает микрофон со стойки и спускается со сцены в зал, продолжая говорить:

– Я бы хотела отплатить вам той же монетой. Эта бабочка для вас, миссис Брилл, – провозглашает Кирстен, подходя к директору.

Миссис Брилл широко улыбается и берет бабочку. Лейк хохочет, и мне приходится ткнуть ее локтем в бок, чтобы вела себя потише. Кирстен ходит по залу и раздает бабочек некоторым ученикам, включая тех трех, с кем у меня был разговор в столовой.

Бабочка для тебя, Марк.

Бабочка для тебя, Брендан.

Бабочка для тебя, Колби.

Закончив раздачу бабочек, она снова поднимается на сцену и ставит микрофон в стойку.

Хочу вам кое-что сказать.

Я обращаюсь не к хулиганам

и не к тем, кого они достают.

Я обращаюсь к тем, кто смотрит на это и молчит,

кто не вступается за тех, кто плачет,

кто просто делает вид, что ничего не заметил.

И правда, вас ведь это не касается,

вас никто не задирает,

да и вообще вы тут ни при чем,

вы не бросаетесь в других едой.

Но… вы держите рот на замке.

Вы не делаете ни шагу, чтобы защитить.

Вы не протягиваете руку помощи.

В глубине души вам откровенно

по фиг!

Поэтому я говорю вам:

учитесь защищать себя,

учитесь защищать своих друзей!

Я призываю вас

не сдаваться!

Не сдаваться и не отступать!

Тогда им нас не достать!

Как только Кирстен произносит «по фиг», миссис Брилл вскакивает и спешит к сцене. К счастью, Кирстен успевает закончить свою речь и уйти. Зрители в шоке. Точнее, большая часть зрителей в шоке. А наш ряд аплодирует стоя! Через пару минут мы садимся, и Шерри шепчет мне на ухо:

– Я не очень поняла, при чем тут бабочки, но вообще это было просто обалденно!

– Согласен! Это было, бабочка меня задери, просто великолепно!

На сцену вызывают Колдера. Он явно нервничает. Да и я за него волнуюсь. И Лейк тоже. Жаль, он не захотел рассказать мне, с чем будет выступать, может, я бы ему помог… Лейк направляет камеру на Колдера и приближает изображение. Я делаю глубокий вдох и молюсь, чтобы в его выступлении не было ругательств. Миссис Брилл и без того занесла нас в черный список. Колдер подходит к микрофону:

– Меня зовут Колдер. Я тоже прочитаю вам стихотворение в стиле слэма. Оно называется «Отстой-отпад».

Ну вот, начинается…

В моей жизни было много отстоя.

Очень много.

Четыре года назад, когда мне только-только

исполнилось семь,

умерли мои родители.

С каждым днем я помню их все хуже

и хуже.

Вот, например, моя мама…

Помню, что она любила петь.

Она всегда была такая веселая,

всегда танцевала.

Я плохо помню, как она выглядит,

разве что по фотографиям,

не помню, как она пахнет,

не помню, какой у нее голос…

Или вот мой папа…

Его я помню лучше, но только потому,

что я считал его самым удивительным человеком

на свете.

Он был такой умный.

Всегда мог ответить на любой вопрос.

А еще он был сильный

и умел играть на гитаре.

Раньше я обожал лежать в кровати по вечерам

и слушать

звуки музыки, доносившиеся из гостиной.

Поэтому я скучаю больше всего

по его музыке.

После их смерти я стал жить с бабушкой

и Дедополом.

Не поймите меня неправильно… я их очень люблю.

Но еще больше я люблю наш дом.

Наш дом, где все напоминает мне о родителях,

о моих маме с папой.

В год их смерти мой брат как раз поступил в колледж.

Он знал, как мне хочется домой.

Знал, как много это для меня значит.

Поэтому он сделал так, что я смог вернуться.

Мне было всего семь лет, поэтому я согласился.

Согласился, чтобы он пожертвовал всем ради того, чтобы я вернулся домой.

Ради того, чтобы я не грустил.

Если бы можно было повернуть время вспять,

я бы никогда на это не согласился.

Он тоже заслуживает своего шанса в жизни.

Шанса быть молодым.

Но иногда, когда тебе всего семь лет,

мир совсем не похож

на 3D игру.

Поэтому

я очень многим обязан своему брату.

Я не устану повторять «Спасибо!»,

«Прости меня!»,

«Я тебя люблю!».

Я многим обязан тебе, Уилл:

Благодаря тебе моя отстойная жизнь стала

не такой отстойной.

А в чем же мой отпад?

Мой отпад в том, что мы есть друг у друга!