Митя, стараясь не шуметь, осторожно прошел к своему столу. Джек тот час открыл глаза и бодро произнес.

— Где ты шляешься, черт побери?

— Во-первых, я не знал, что ты ждешь меня, — спокойно ответил Митя, а во-вторых...

— А во-вторых, ты так увлекся поиском этих дурацких баксов, что совершенно забросил свое досье на господина Реброва! — Джек поднялся с кресла и стал ходить по кабинету.

— Но я ухватился за нить и скоро найду грабителей! — воскликнул Митя.

— Поздравляю! — усмехнулся Джек. — Это замечательно! Но сейчас ты сможешь ухватиться не просто за ниточку, а за здоровенный канат, привязанный к хвосту Германа! Этот супер мафиози не такой уж неуязвимый, каким кажется! Вот слушай...

И Джек быстро и четко, в форме прекрасно обработанных тезисов, поведал ему историю Анны. Во время своего рассказа он внимательно следил за выражением лица друга, которое непрестанно менялось, выражая то удовлетворение и понимание, но невероятное удивление.

Когда Джек закончил свой рассказ, потрясенный Митя воскликнул.

— Так что же тогда получается! Герман убирает опасных, неугодных ему людей чужими руками, а потом избавляется от убийц! Шофер Виктор по совместительству выполняет функции киллера! Стало быть, все предыдущие жертвы Германа — бизнесмен с женой, журналист, погибли от его руки. Естественно, Виктора тоже надо было убрать, так как он знал слишком много и становился опасен. Кроме того, Герман явно ревновал к нему Анну, заподозрив несуществующую связь. Пока все сходится. Рокеры, начиная с того самого момента, когда Герман договорился с Фрэнком во дворе собственного дома, вероятно, тоже работали на него. Они и прикончили шофера по заданию Германа, будучи заранее им же подставленными. Опять же — сходится. В общем, достаточно простая, можно сказать, классическая схема. Прямо как в детективном романе! Правда, все это еще надо доказать...

— В том-то и дело, — сказал Джек. — А это уже — по твоей части.

— Ты понимаешь, Джек, — задумчиво сказал Митя, — самое слабое место во всей этой драме — сама Анна! Вряд ли кто-нибудь примет всерьез показания безумной женщины...

— Она не безумна, — сказал Джек.

— Но как доказать это? Ведь согласись сам, вся эта история, что жертвами становились те, кого она рисовала, выглядит совершенно невероятной! Даже мне, честно сказать, поверить в это очень трудно! А представь себе государственные следственные органы, представь себе наш суд! Насмех поднимут, скажут — насмотрелись мистических фильмов!

— И все же, Митенька. это вполне вероятно, — задумчиво сказал Джек. — Герман, действительно, вполне мог использовать Анну, глядя на людей как бы ее глазами... Она раскрывала перед ним то, чего не видел он сам... Вероятно, именно это привлекло его в ней с самого начала... Хотя объяснить это материалистически, конечно, совершенно невозможно. Я думаю, и сама Анна никогда бы не смогла дойти до этого с помощью логики или здравого смысла. Она просто однажды увидела всю картину в целом, это — как некий художественный образ, посланный свыше... И это потрясло ее настолько, что она прекратила рисовать.

— Но тогда для меня остается неясной одна существенная деталь, — сказал Митя. — Почему Ребров, все-таки, не избавился от своей жены? Ведь у него для этого было сколько угодно возможностей!

— Я думаю, в эти моменты чувства побеждали разум, — произнес Джек. — Герман совсем не прост, его личность не укладывается ни в какую схему, поступки нелегко просчитать. И все же, он допустил одну серьезную ошибку...

— Какую? — спросил Митя.

— Привел жену по чьей-то рекомендации именно ко мне! — рассмеялся Джек. — Вероятно, он рассчитывал, что легко сумеет договориться со мной, возможно, сможет даже меня подкупить, чтобы я держал ее в больнице как можно дольше. Конечно, он наблюдает за мной, собирает обо мне информацию, записывает мои беседы с Анной. Но делает он это просто из привычной предосторожности, а не потому, что ему что-то известно. Как это ни удивительно, он искренне поверил в амнезию своей жены и так и не выяснил, где она находилась целые шесть дней!

— Но почему, Джек? Откуда такой серьезный прокол? Ведь он умен... — удивился Митя.

— Нет, Митенька, он, конечно, умен и хитер, но не настолько, чтобы ни делать глупостей! И чисто психологически это можно объяснить... Решение проблемы с Анной, как бы посланное свыше, настолько удовлетворило его, что ему не хотелось подвергать сомнению сам факт ее амнезии. Согласись сам, что для него это очень удобный выход!

— Пожалуй, — кивнул Митя.

— Как ты считаешь, его можно упрятать в тюрьму законными методами? — спросил Джек.

— Я же говорю, мне нужны факты! Кто даст против него показания?

— Выводить Анну на сцену в качестве жертвы очень рискованно. Даже если отбросить в сторону всю мистическую подоплеку этой истории, которая, я повторяю, для меня лично вполне реальна, положение Анны слишком уязвимо. Ее амнезия, которую она так ловко сумела разыграть, остается ее единственной защитой...

— А если рокеры? — предложил Митя. — Да, пожалуй я навещу в тюрьме этого ублюдка! Попробую его расколоть.

— Кстати, как у тебя на личном фронте? — вдруг спросил Джек.

— Пока никак... Я не тороплю Наталью. Она должна все обдумать и сама все решить. Да и я так занят в последнее время, что мы почти не успеваем встречаться...


Все произошло именно так, как и предполагал Джек, которого практически никогда не подводила интуиция. Весь его разговор с Анной в больнице был записан от начала до конца. Господин Ребров использовал для этой цели то самое кольцо, которое подарил Анне в день помолвки. Но никто, кроме самого Германа, не знал о том, что это кольцо выполняло функцию записывающего устройства с первого же дня после странного возвращения жены в его дом. Анна, даже не подозревая об этом, была, тем не менее, очень осторожна и старалась не говорить и не делать даже в отсутствие Германа ничего такого, что могло бы вызвать хоть какие-то сомнения в ее искренности с его стороны. Инстинктивная правильность ее поведения и заставила Германа, в конце концов, полностью поверить в ее амнезию.

Внимательно прослушав запись беседы Джека со своей женой, он не обнаружил в ней ничего такого, что привлекло бы особенно его внимание и вызвало какие-то подозрения. Психиатр, совершенно очевидно, был умен, опытен, профессионален, делал именно то, чего хотел от него Герман, но какая-то подсознательная тревога, все же, возникала при прослушивании записи, источник которой Герман никак не мог уловить. Это насторожило его. Углубившись в анализ собственных ощущений, он понял вдруг, что тревожил его сам психиатр. Возможно, он был слишком умен для предназначенной ему Германом роли. Начав серьезно лечить Анну, он мог докопаться до чего-то такого, о чем ему вовсе не надо было знать. Дело в том, что сам Герман, в отличие от Анны, прекрасно помнил все, что произошло перед ее исчезновением. Но, оглушенный ее ударом, он не знал точно, в какой именно момент она исчезла. Когда он очнулся, ее уже не было в заброшенном доме. Обнаружив разбитое стекло, примятую клумбу под окном, Герман легко восстановил картину ее бегства, но дальнейший ее путь терялся в неизвестности. Дождь начисто смыл следы машины Белова, которую вынесло на обочину.

Поначалу Герман подумал, что Анна может поднять шум, обратиться в милицию, и на всякий случай еще сутки провел в заброшенном доме, получая по сотовому телефону информацию о том, что происходит в особняке. Но там все было спокойно, никто его не разыскивал, и он решил, что может вернуться без всяких опасений. На другой день он отправил своих ребят на розыски Анны, но они вернулись ни с чем. То же самое произошло и на третий день, и тогда Герман решил, что Анна, скорее всего, стала жертвой какого-то несчастного случая. Где-то в глубине души он все еще надеялся, что ее найдут, живой или мертвой, и что он сможет помириться с ней или хотя бы оплакать ее труп, но она исчезла бесследно. Искренне погоревав о ней, он постепенно начал свыкаться с мыслью о ее гибели и продолжал заниматься своими делами. И вдруг она появилась, пришла сама...

Стоя на крыльце и глядя, как она приближается к нему по дорожке, как разговаривает с Парацельсом, он испытывал очень сложные, противоречивые чувства и внутренне готовился ко всему, что могла сулить ему эта встреча. Но произошло то, чего он меньше всего ожидал. Чувствительная Анна с болезненно развитым воображением просто лишилась памяти и, кажется, окончательно потеряла рассудок... С одной стороны это было даже выгодно Герману, проблема решилась как бы сама собой, но с другой стороны так не могло продолжаться бесконечно... Добившись своего и уложив ее анонимно в хорошую частную клинику, Герман понял вдруг, что проблема для него все равно не решена. Даже в клинике, а может быть, именно в клинике, Анна представляет для него определенную опасность как источник нежелательной информации, тем более, если ею занимается слишком умный психиатр!

С этими мыслями он набрал номер Жанет и спросил.

— Ты одна?

— Да... — ответила она сонным голосом.

— Я скоро буду у тебя!

Она что-то пробормотала, но Герман не стал слушать и отключил связь.


Жанет вскочила с постели, бросилась к шкафу, стала перебирать свои наряды, прикладывать к лицу перед зеркалом. Она нервничала, ей все не нравилось. Ее опухшее со сна лицо выглядело одинаково плохо и в черном, и в белом, и в голубом... Наконец, она остановилась на темно-бордовом облегающем платье на молнии, с трудом натянула его, торопливо стала наносить на лицо косметику, и как только успела оттенить веки и покрасить губы в тон платья, услышала звонок в дверь. Быстро погасив яркий верхний свет и оставив горящими только скрытые светильники, создающие ощущение таинственного полумрака, она побежала открывать.

— Ах, дорогой мой! — произнесла она нараспев, пропуская Германа в прихожую. — Что привело тебя в столь поздний час?

— Я хочу знать о нем все! — сказал Герман.