— Нет, я не зеленый, не голубой, просто художник... — ответил Ромка. — А ты, может быть, и бездомная, но не животное!

— А если я человека убила?! А ты меня в дом ведешь!

— Ну, пусть ты даже убийца, меня тебе убивать не к чему, — рассудительно произнес Ромка, — а вообще-то не велика потеря...

Маша остановилась, поглядела в упор на своего незваного спутника.

— Дурак!

— Не спорю, — засмеялся Ромка, — вот мы уже и пришли. Видишь, это мой дом.

— А ты один живешь?

— С соседями.

— А что соседи скажут?

— Плевать я хотел! Идем! Ты уж извини, лифта нет, придется пешком на пятый этаж!

Он распахнул дверь подъезда, пропуская девушку вперед.

В квартире шла обычная жизнь — кто-то мылся, кто-то ругался, кто-то готовил в кухне, наполняя все вокруг запахом чего-то горелого.

Ромка толкнул дверь в свою комнату, Маша прошмыгнула туда и вдруг замерла от изумления.

Посреди комнаты на полу лежал перед ней огромный, выразительный портрет молодой женщины, очень похожей на Юлю...

Маша так и впилась в него глазами.

— Да чего ты так уставилась? — обеспокоено спросил Ромка, перехватив ее взгляд.

Маша долго удивленно продолжала разглядывать портрет. Такое явное сходство не могло быть случайным!

— Ты ее знаешь? — спросила она, почувствовав, что случайно ухватилась за нить, ведущую к разгадке странных событий.

— Ничего я не знаю! — буркнул Ромка, не желая посвящать никого в свои душевные тайны. — Просто рисовал одну, ей не понравилось, отказалась брать портрет, вот я и притащил его домой! — Он поднял рисунок и сунул в большой планшет, стоявший в углу комнаты.

— А я, кажется, знаю ее, — сказала Маша.

— Что? — побледнев, спросил Ромка.

— Правда, я не совсем уверена... Дай посмотреть еще раз!

— Смотри! — закричал он, вытащил портрет, поставил на мольберт, зажег свет. — Смотри! Я все равно ее потерял...

— Я знаю, где она... — уверенно произнесла Маша. — Хочешь ее увидеть?

— Теперь я уже ничего не знаю, — грустно сказал Ромка. — Она здорова, с ней все в нормально?

— Ну... как тебе сказать... — замялась Маша.

— Что, она заболела? — спросил Ромка встревожено.

— Да нет... Чего ты так испугался? Все у нее на месте — руки, ноги, голова! Только она ничего не помнит. Даже имя свое...

— Ничего себе! — удивился Ромка. — А ты откуда это знаешь?

— Оттуда, что ее мой отец привез! Она с нами живет!

— И давно? — спросил Ромка растерянно.

— Несколько дней назад...

— А... как она выглядит?

— Вот так, как здесь и выглядит! — Маша показала рукой на портрет.

— А... отчего с ней это случилось? — спросил Ромка.

— Да что ты все выпытываешь? Я сама толком ничего не знаю. Поедем, сам увидишь!

— Хорошо. Только сначала приведем тебя в порядок. Ну-ка, снимай все, и в душ!

— Как? — растерялась Маша.

— Да так, вот моя рубашка. Будет тебе малость великовата, но ничего, рукава закатаешь.. Джинсы тоже подвернешь, подтянешь ремнем. — Он бросил одежду на диван, — раздевайся, не бойся, я выйду! А ты топай в ванну и не обращай внимания ни на кого! Да, чуть не забыл... — он вытащил из шкафа полотенце, протянул Маше, вышел из комнаты и плотно закрыл за собой дверь...


— Послушай, я нормально выгляжу? — спросила Маша Ромку, выходя из ванной в его рубашке и джинсах.

— Как тебе сказать...

— Так и скажи! — потребовала Маша.

— Если честно, то конечно бывает и хуже. Я всякое видел. — Ромка оглядел ее в ярком свете солнечного утра. — А знаешь, тебе синяки даже идут!

— Ты что, издеваешься? — возмутилась Маша.

— Ничуть, — ответил Ромка, с улыбкой глядя на Машу. — Я только сейчас заметил, что ты очень красивая девчонка! Ну, а всякие там ссадины, царапины — дело временное. До свадьбы уж точно заживут!

— Какой еще свадьбы?!

— Просто так говорят. Шутка дурацкая. Ты уж прости, я вообще человек мрачный, шутить не очень умею.

— Ну, не сказала бы, что ты очень мрачный! По-моему, ты очень даже веселый парень, и нечего на себя наговаривать!

— Это я с тобой развеселился, — сказал Ромка.

— Да уж, со мной не соскучишься, — засмеялась Маша. — Ну ладно, мне надо позвонить. Где тут у вас телефон-автомат?

— Далеко, — сказал Ромка. — Тебе обязятельно звонить надо?

— Я должна сказать отцу, что со мной все в порядке... Ну, и предупредить, что немного подралась, а то он испугается...

— А Анна? Она... дома? — спросил Ромка.

— Она все время дома. Куда ей идти, если она ничего не помнит?

— Конечно, я не подумал, — Ромка внимательно посмотрел на Машу. — У тебя есть косметика?

— Нет, я вообще-то не крашусь.

— Плохо. Ладно, сейчас что-нибудь придумаем.

— Что, очень страшная? — спросила Маша испуганно.

— Я же сказал — красивая! Просто надо тебя чуть-чуть подправить, чтобы никто ничего не заметил, — он достал какую-то коробочку, вытащил из нее пастельные карандаши, взял пучок ваты, толстую мягкую кисть. — Ты мне доверяешь? Я, все-таки, художник...

— Ладно, валяй, — сказала Маша.

— Тогда садись лицом к свету. Вот так... — Он положил на стол маленькое зеркальце, перевернул шершавой стороной вверх, натер на нем пастель, смешал с какой-то мазью.

— Надеюсь, Машу Распутину из меня не сделаешь? — усмехнулась девушка.

— Ну уж нет! Если только Машу Троекурову...

— А это кто такая?

— Да была одна красавица... Владимир Дубровский ее любил... — Ромка стал аккуратно наносить на Машино лицо натертую краску с помощью ваты и кисти.

— А! Так это из Пушкина! — произнесла девушка. — Тогда ладно!

— Все. Теперь не шевелись и молчи, а то грим не получится, — Ромка увлеченно работал, то и дело обходя девушку вокруг и оглядывая ее с разных сторон.

Она терпеливо молчала, хотя это и давалось ей с трудом.

— Ну, кажется, все, — Ромка последний раз взглянул на свое искусство и остался доволен. — Теперь порядок. На, смотри! — он протянул ей зеркальце.

— Ничего себе! — воскликнула Маша. — Я прямо как артистка! В жизни не красилась!

— По-моему, тебе идет. — Ромка пошарил в карманах, нашел телефонный жетон, протянул Маше. — Ты хотела позвонить... Теперь можно. Идем.

Они дошли до ближайшего автомата. Маша набрала номер, искоса глядя на Ромку.

— Сказать, что приеду не одна?

— Нет, лучше не надо... Я только провожу тебя, а зайду как-нибудь потом... — пробормотал он смущенно.

— Ну уж нет! Если бы не ты, то вообще неизвестно, что бы со мной было! А теперь я хоть на человека похожа! Вместе поедем, и все!

— Как хочешь, — сдался Ромка.

В трубке раздались длинные гудки. Маша вытащила жетон и набрала номер еще раз. Снова никто не подошел.

— Да что же это такое! — возмутилась Маша. — Спят что ли? Ладно, поедем так. На всякий случай ключи у меня есть. — Она взяла Ромку за руку и потащила к шоссе.

— Автобусы редко ходят, — сказал он. — Придется подождать.

— Какие автобусы? Поедем на такси! Не беспокойся, деньги у меня есть. — Маша подняла руку, пытаясь остановить машину, но та проехала мимо. Вообще шоссе было почти пустое, и Маша недовольно опустила руку.

— Интересно, узнает она меня или нет, — взволнованно сказал Ромка.

— Конечно узнает! — уверенно заявила Маша.

— Но ты же говоришь, она ничего не помнит!

— Какой же ты бестолковый! — Маша дружелюбно хлопнула Ромку по плечу. — У нее преходящая ретроградная амнезия!

— Что? — оторопело спросил Ромка.

— А то, что я сама это у отца в книжке читала! Она не все забыла, понимаешь?

— Это как? — удивился Ромка.

— Вот так! У нее из памяти какие-то куски жизни выпали, а какие-то остались. А про тебя она даже рассказывала, что друг у нее был, художник, только имя твое не вспомнила...

— Ничего себе! — произнес Ромка.

— Я уверена, как только она увидит тебя, к ней сразу память вернется! И отец, и дядя Джек говорят, что из амнезии можно вывести шоком.

— Господи, да я не хочу, чтобы у нее был шок! — испуганно сказал Ромка.

— Ну как тебе объяснить? — Маша, увидев очередную машину, снова замахала рукой, и машина притормозила на обочине. — Ладно, расскажу по дороге...

Взявшись за руки и перепрыгивая через еще непросохшие лужи они побежали к машине.


...Меня беспокоило, что Герман с каждым днем становился все более мрачным и замкнутым. Мы почти не виделись, он уезжал из дома даже по выходным. Я чувствовала, что с ним происходит что-то, но взяв однажды за правило не приставать с расспросами, молчала. Иногда мне начинало казаться, что он больше не любит меня, что его страсть ко мне может быть и не совсем прошла, но постепенно начала угасать. А что, если он увлекся другой женщиной? Если все его разговоры о делах — просто уловка, прекрытие, за которым скрывается новый роман? Но тогда почему он так мрачен, даже раздражителен? Возможно, ему мешает брак со мной... От этих мыслей на душе стало тоскливо и гадко, но я никак не могла от них отделаться, наоборот, все больше накручивала себя. К тому моменту, когда Герман появился в доме, я готова была уже начать выяснять отношения немедленно, затеять новую ссору, но его приветливый вид сразу изменил мои намерения.

— Анна, дорогая! — он протянул мне букет алых роз, обнял и поцеловал меня.

Мне показалось, что все стало, как прежде, я сразу забыла свою обиду и злость, мы провели вместе прекрасный вечер.

— Я так мало уделяю тебе внимания в последнее время. Но скоро все изменится. Я смогу больше времени проводить с тобой, — говорил он ласково. — Ты даже не представляешь, как я благодарен тебе...

— За что? — спросила я.

— За твое терпение, выдержку, за твое замечательное творчество, в общем — за все...

Мне показалось, что сейчас как раз подходящий момент, чтобы поговорить с ним о том, о чем давно хотелось.

— Знаешь, Герман, — сказала я, — лучшая благодарность для художника — это отзывы зрителей о его работах. Мне бы так хотелось, что бы кто-то еще увидел их, кроме нас с тобой!