Через открытый иллюминатор кают-компании слышала голоса. Хосе представлял своего друга-капитана Лаура и Марни называли свои имена. Незнакомый приятный голос что-то отвечал, но Роза не вслушивалась. Потом Лаура выглянула из кают-компании и помахала рукой:

— Эй, подруга, а ты где прячешься? Заходи сюда.

Чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, Роза последовала за ней. Она очутилась в просторной каюте, приятно пахнущей деревянной обшивкой из тиса. Посредине каюты находился стол, а вокруг кожаные диваны. На одном из них сидели Лаура и Марни, а Хосе наливал им в маленькие рюмочки ликер из бутылки «Гранд Марнье». В противоположном углу возле иллюминатора стоял высокий широкоплечий мужчина. Когда вошла Роза, он повернулся и поклонился ей. — Роберто Бусти, — представился мужчина.

— Роза Линарес, — произнесла Роза и села рядом с Лаурой.

— Представляешь, Роберто, — говорил в это время Хосе, — наши новые знакомые тоже собираются в Италию. Мы можем назначить встречу где-нибудь на площади Святого Петра.

— Боюсь, что к площади Святого Петра яхты не причаливают, — добродушно усмехнулся Роберто. — Мы направляемся в порт Анкона, а затем, возможно, в Венецию.

— О, Венеция у нас тоже входит в программу, — радостно воскликнула Лаура. — Я так мечтаю посмотреть на венецианские каналы.

—- Пожалуйста, сеньора Наварро, мы можем предложить вам пассажирское место на нашей яхте. Мы доставим вас в Венецию в наилучшем виде.

— Спасибо, — отозвалась Лаура, — я бы с удовольствием воспользовалась вашим предложением, ко, как правильно сказал ваш друг, до площади Святого Петра на яхте не доплывешь. Мы можем сообщить вам название нашей гостиницы в Венеции.

— Лаура, но ведь эти заказы предварительные, — вмешалась Роза. — Мы еще не знаем, где сколько дней пробудем, и все еще может измениться.

— Да, конечно. Но ведь у нас будет много времени, мы сможем побывать и во Флоренции, и в Римини, и в Анконе.

— Во всяком случае, вы всегда будете желанными гостьями у нас на борту, — сказал Хосе и поднял рюмку. — Итак, за встречу, прекрасные дамы!

— За встречу! За наше знакомство.

— Капитан Бусти, а вы разрешите нам сфотографироваться на борту вашей яхты? — спросила Лаура.

— Ну, разумеется. Почту за честь, — улыбнулся Роберто.

— Придется выйти на палубу. Какой смысл фотографироваться на яхте, когда не видно парусов, — сказал Хосе.

— Минуточку. Позвольте профессиональному фотографу расставить вас как следует, — захлопотала Лаура.

Роза обратила внимание на то, что, когда Лаура попробовала поставить капитана Бусти рядом со спасательным кругом с надписью «Эвелина», он сказал: «Нет, лучше здесь», и встал рядом с парусами, но так, что круга не было видно.

— Вот теперь у меня будет хороший предлог, чтобы снова навестить вас, — сказала Лаура. — Ведь я должна отдать фотографии.

— Но фотографии будут готовы завтра утром, — подхватила Марии. — Мы еще успеем их принести.

— Я не знаю, — покачал головой Хосе. — Мой капитан назначил выход на завтрашнее утро.

— А вы сами определяете свое расписание? — спросила капитана Марни.

— Да, сеньорита, — ответил Роберто. — Мы должны только ставить в известность портовые власти.

— Но если так, — начала Марии, — то вы ведь можете задержаться на день?

— В самом деле, — подхватила Лаура. — Может быть, мы смогли бы встретиться завтра в городе?

— Что скажешь, дружище? — спросил Хосе. — Твои дела в Италии еще терпят. 

Роза Линарес единственная не принимала участие в разговоре. Она стояла на палубе с приветливой полуулыбкой на лице, но видно было, что ее мысли блуждают далеко отсюда. «Какое интересное лицо, — подумал Роберто, — Эта женщина не похожа на других. В ней есть какая-то тайна». Что-то было такое в этом печальном лице, что невольно притягивало Роберто, и он то и дело терял нить разговора.

Вот и теперь Хосе пришлось дважды повторить вопрос. Роберто пришлось сделать усилие, чтобы вникнуть в смысл его слов.

— Отложить отплытие на день? — задумчиво повтори он. — Что ж, пожалуй, это неплохая идея. Мои дела в Италии подождут, а мы заслужили отдых после своего океанского перехода.

— Значит, решено. Мы ждем вас с фотографиями завтра, — весело сказал Хосе. 

Роза, Лаура и Марни подошли к трапу, чтобы спускаться на берег. Хосе и Роберто пожимали им руки на прощание. Розе показалось, что Роберто чуть дольше положенного задержал ее руку в своей и как-то особенно внимательно посмотрел ей в глаза. Но Роза не была уверена, потому что сразу после этого она легкой походкой спустилась по трапу и пошла по набережной не оглядываясь.


Странно: когда Пабло, бывало, будил ее ранним утром, Лус ужасно злилась и потом целый день чувствовала себя усталой, невыспавшейся и разбитой.

Теперь же, когда ее будил Алваро, она поднималась быстро и с радостью. Как, оказывается, много успеваешь сделать, когда рано встаешь!

Здесь, в Вене, она приводила себя в порядок молниеносно, тогда как дома часами сидела перед зеркалом, долго расчесывая волосы, потом лениво и недовольно примеряя одно платье за другим, раздраженно думая при этом: «Ну вот, мне совсем нечего надеть!» 

 Вот я сегодня Алваро постучал в дверь в семь утра.

— Сейчас, сейчас! — с готовностью отозвалась Лус и проворно вскочила, накидывая халатик.

Она распахнула перед ним дверь.

— Заходи, я мигом! — И юркнула в ванную.

Пока Алваро Диас звонил распорядиться об утреннем кофе, она успевала принять прохладный душ и выскакивала с мокрой взлохмаченной головой, свежая, раскрасневшаяся и веселая.

Куда девались вечные синяки под глазами! Исчезли вялость и недовольство жизнью, разгладилась даже наметившаяся на ее переносице морщинка. И это без всяких кремов, массажей и питательных масок из фруктов и меда!

Она совершенно не стеснялась показаться на глаза Алваро непричесанной и ненакрашенной — в его обществе Лус становилась естественной и непосредственной, точно дитя.

Бразилец же глядел на нее с неизменным восхищением своими темными глазами-вишнями, но ни разу — ни разу! не повел себя нескромно. Сейчас он, посмотрев на Лус, напустил на себя сердитый вид:

— Сейчас же просуши голову, ты простудишься! — И прикрыл форточку.

Лус только засмеялась в ответ и встряхнулась, точно собачонка, обдав его градом брызг.

— Ну вот, — сказал негр утираясь. — Теперь я тоже мокрый и тоже простужусь.

— И будем кашлять слаженным дуэтом! — расхохоталась Лус.

Диас пропел:

— Молилась ли ты на ночь, Дездемона? Кхе-кхе, кхе- кхе-э!

— Апчхи, молилась, милый! — вторила ему Лус на октаву выше..

И они принялись чихать и кашлять наперебой в разных тональностях.

Горничная внесла поднос с кофе.

— Будьте здоровы! — пожелала она двум простуженным постояльцам.

Оба в ответ пропели:

— Спаси-и-бо!

Горничную, молоденькую пышнощекую девушку, за разило их настроение, и она тоже затянула тонким непрофессиональным голоском:

— На здоро-овье!

Для прислуги роскошного отеля это было непозволительной вольностью, но девушка почувствовала, что господа не рассердятся, и не могла сдержаться.

И они действительно не только не рассердились, но, напротив, дали ей щедрые чаевые.

Оставшись одни, Алваро и Лус приступили к кофе.

— Бразильский! — горделиво сказал Алваро, пригубил чашечку. — Я знаю этот сорт. Его выращивают в нашей провинции. Но у нас пьют только черный кофе, без сливок.

— Ох уж эти сливки! — фыркнула Лус. — Кажется, я от них здесь растолстею. Зато как вкусно!

— Ну и пей на здоровье. Тебе вполне можно поправиться еще килограммов на двадцать.

— Или тридцать, — подхватила Лус.

— Или пятьдесят. Тогда ты станешь настоящей оперной певицей. Как положено. А то тебя сейчас и на сцене-то не видно.

— Меня — не видно?!

— Конечно. Ты разве не заметила — все зрители на нашем спектакле были с биноклями!

— Заметила. Ну и что?

— Это они пытались разглядеть: где Изольда? Где Изольда? Так и не разглядели. Решили, что это я один пою двумя голосами: мужским и женским.

— A-а, понятно. Зато на пресс-конференции что-то тебя не было видно. Наверное, ты так устал петь двумя голосами, что от перенапряжения слишком похудел.

Алваро внезапно помрачнел. Его игривое настроение куда-то испарилось. Он отставил чашку в сторону и серьезно попросил, глядя Лус в глаза: 

Лус пожалуйста. Я очень тебя прошу, никогда не договаривай со мной ни о каких пресс-конференциях, интервью и вообще о журналистах. Я этого не выношу.

— Извини, — сказала Лус. — Больше не буду. Уже второй раз ты сердишься на меня, когда мы касаемся этой темы.

—О, не на тебя, Лусита! Разве я могу на тебя сердиться?

И он замолчал, сжав рута в кулаки.

Женское любопытство Лус было растревожено. Но она не стала ни о чем расспрашивать своего друга, боясь новой вспышки гнева, какую ей уже довелось наблюдать в гримуборной после спектакля.

— Давай лучше споем, — предложила она, чтобы разрядить обстановку. — Надо раззвучиться.

«Раззвучиваться» — театральный термин, которым пользуются и певцы, и драматические актеры. Это значило не просто пропеть что-нибудь, а раскачать весь свой организм, чтобы голос шел не горлом и не грудью, а с самого низу, из-под диафрагмы. А потом надо было послать звук в так называемые резонаторы черепа — хорошо бы при этом чувствовать вибрации, точно что-то щекочет изнутри лоб, затылок, нёбо, щеки и губы.

— Ммм, ммм! — замычал Алваро.

Мми-мма-ммо-мму-ммы! — пропела Лус упражнение из тренинга системы Станиславского.

И они запели гаммы и арпеджио. Они раззвучивались вдвоем каждое утро. Пели при этом все, что придет в голову: детские шуточные песенки, старинные индейские религиозные гимны, любимые арии, блюзы, джазовые и рок-композиции, даже военные марши.