— Я не считала нужным говорить тебе о человеке, который жил далеко от нас и не имел никакого отношения к нашей жизни, — ответила донья Энкарнасьон.

Но Роберто смотрел на нее не отрываясь:

— Мама, скажи мне теперь, кто мой отец?

«Что я могу ему сказать?» — подумала донья Энкарнасьон. Она смотрела прямо перед собой, но видела не свою привычную гостиную, а то, что произошло тогда в Европе тридцать пять лет тому назад. «Боже, как летит время». — подумала она.

— Мама, скажи мне правду. Действительно мой отец итальянский граф?

— Да, это правда, — медленно ответила Энкарнасьон Бусти. — Твой отец граф Роскари.

— Но почему ты ничего никогда не говорила? — почти с отчаянием спросил Роберто.

Донья Энкарнасьон молчала. Она как бы погрузилась в воспоминания. Тридцать пять лет назад молодая танцовщица Энкарнасьон Бусти познакомилась с графом Роскари.

Ей тогда было двадцать пять лет, и она была ведущей солисткой фольклорного балета «Рио-Гранде». Если бы в то время в театре проводился конкурс красоты и зрительских симпатий, Энкарнасьон, без сомнения, выиграла бы его. На фотографиях тех лет можно было видеть ее великолепные пышные волосы, стройные, сильные ноги профессиональной танцовщицы, безупречную фигуру. Но фотографии не могли передать того неотразимого обаяния, сочетания внутренней энергии, темперамента и огня и в то же время мягкой женственности, которые так заставляли биться сердца мужчин, которым доводилось видеть Энкарнасьон Бусти на сцене или в жизни.

В тот год балет «Рио-Гранде» с успехом гастролировал по Европе, и именно во время гастролей Энкарнасьон покорила сердце молодого итальянского аристократа Максимилиано Роскари.

Максимилиане увидел ее первый раз в Лондоне. Он был восхищен и после окончания спектакля отправился за кулисы с огромным букетом цветов и приглашением поужинать вместе. Энкарнасьон, хотя и польщенная, отказалась: она привыкла к таким знакам внимания и знала, как легко утратить свое достоинство в артистическом мире. Но граф не отступал. Из Лондона он последовал за балетом в Испанию, где у него были родственники по материнской линии и где он каждый вечер приходил на представление, а потом являлся за кулисы.

Графу Максимилиане Роскари было уже больше тридцати лет, но он был не женат. Энкарнасьон разбудила в нем настоящую страсть, и он обрушил на нее целый вихрь подарков, комплиментов и ухаживаний. Довольно скоро молодая балерина привыкла к нему и между ними установились приятельские отношения. Максимилиано хотел большего и клялся Энкарнасьон в своей любви.

— Может быть, это правда, но наша любовь не имеет будущего, — говорила танцовщица.

Наконец после двух месяцев неотступного ухаживания графу Роскари удалось сломить сопротивление Энкарнасьон. Во Франции их гастроли заканчивались, и Максимилиано уговорил ее поехать на Лазурный берег на виллу, которую он снял.

Разумеется, Энкарнасьон достаточно знала жизнь, чтобы понять, что мужчины из аристократических семей не женятся на артистках. Граф Роскари клялся ей в вечной любви, но благоразумно предпочитал не упоминал о женитьбе. Но море на Лазурном берегу было таким теплым, аромат цветов в саду, окружавшем виллу, таким упоительным, а признания молодого итальянца были такими восхитительными, что Энкарнасьон отбросила свою вечную осторожность и жила, наслаждаясь каждым днем я каждой минутой.

Конец наступил слишком быстро и был слишком жестоким, хотя и банальным по своему сценарию. После почта двух месяцев жизни на вилле Максимилиано вошел в комнату Энкарнасьон мрачный и расстроенный и сообщил, что родители вызывают его в Италию по поводу его предстоящей женитьбы. Только тут он признался Энкарнасьон, что он уже четыре года обручен с девушкой из аристократической семьи, такого же знатного происхождения, какой сам, которую он обычно видел не более трех или четырех раз в году.

 Энкарнасьон Бусти была поражена и раздавлена. Всего неделю назад она также сделала графу Роскари важное признание: сообщила, что у нее будет ребенок.

Теперь она смотрела на графа, слушая его слова, но не в силах осознать их смысл.

— Энкарнасьон, радость моя, это ужасно, — говорил Максимилиане. — Я должен ехать.

— Но почему должен? — слабо пыталась возражать Энкарнасьон. — Разве ты не взрослый человек, который: сам определяет свою судьбу?

— Ты не понимаешь, — в отчаянии ответил он. — В нашей семье браки заключаются согласно традициям, и я ничего не смогу с этим поделать.

— А как же мы с тобой? — спросила Энкарнасьон упавшим голосом.

Максимилиано прижал ее к себе и стал осыпать поцелуями. Он посадил ее на диван рядом с собой и заговорил. Сначала Энкарнасьон не вслушивалась, но постепенно слова молодого графа стали доходить до ее сознания, и она с ужасом поняла их смысл. Граф Максимилиано предлагал снять ей виллу недалеко от их родового замка и поселиться там в качестве его любовницы.

Сначала Энкарнасьон решала, что она ослышалась, но граф снова и снова растолковывал ей свое предложение.

— Дорогая, я не смогу жить без тебя, — говорил он, гладя ее по волосам. — Бели ты будешь жить поблизости, я смогу достаточно часто навещать тебя.

— Но как же твой брак? — не веря своим ушам, спрашивала Энкарнасьон.

— Ты не понимаешь, что в наших кругах брак — это всего лишь дань обычаю. Рафаэла не ожидает, что я буду проводить с ней все время.

— Так зачем же вы женитесь? — с отчаянием спрашивала Энкарнасьон.

 — Любовь моя, это необходимо. Моя семья ожидает, что я вступлю в брак и мы произведем на свет наследника рола Роскари.

При этих словах Энкарнасьон почувствовала такую боль в сердце, что ей показалось, что она сейчас лишится сил.

— А как же наш малыш? — с замиранием сердца спросила она.

— Не беспокойся, моя любимая. Наш ребенок ни в чем не будет нуждаться, — ответил Максимилиане. — Я обеспечу его и позабочусь о его образовании.

— Но это значит, что он никогда не сможет сказан открыто, кто его отец?

— Разве это так важно? — спросил Максимилиано. — Я не могу признать его в глазах света.

— И ты хочешь, чтобы я покинула свою родину, родных, оставила сцену ради того, чтобы жить на какой-то уединенной вилле и ждать, пока ты уделишь мне время, которое тебе удастся выкроить от выполнения супружеских обязанностей?

— Зачем ты говоришь так жестоко, Энкарнасьон! Разве ты не видишь, как я сам страдаю? — воскликнул граф.

«А кто подумает о моих страданиях?» — мелькнуло в мыслях Энкарнасьон. Она смотрела на этого мужчину, обычно такого уверенного в себе, властного и решительного, который теперь был готов принести в жертву сословным предрассудкам не только их любовь, но и судьбу еще не родившегося ребенка.

— Доверься мне, Энкарнасьон, — говорил в это время граф, лаская ее. — Ты ни в чем не будешь нуждаться. Для меня ты всегда останешься единственной женщиной, которую я люблю.

Энкарнасьон молча поддавалась его ласкам, ничего не ощущая, кроме тоски, которая огромной тяжестью придавила ее к земле. Ее мысли путались, ей хотелось забыться, но посреди этого хаотичного сплетения мыслей вдруг возникла одна: «У меня будет ребенок», и Энкарнасьон чувствовала, что это самое важное, что должно теперь управлять ее поступками.

Максимилиано целовал ее с исступленной страстью, как будто известие о надвигающейся разлуке сделало для него Энкарнасьон еще более желанной. Он шептал ей слова любви, которые казались ей теперь бессмысленными и пустыми. Она не отвечала и продолжала молчать, пока он наконец не заснул.

Тогда Энкарнасьон встала, надела пеньюар и подошла к зеркалу. Она смотрела на свое отражение, такое же юное и прекрасное, как всегда, но под глазами появились темные тени. Ее стройное тело танцовщицы нисколько не изменилось, но внутри уже зародилась новая жизнь, за которую ей теперь придется отвечать.

Энкарнасьон вспомнила родной Буэнос-Айрес, его шумные улочки, любящие лица родителей, сдержанную нежность своего брата Энрике, который уже стал помощником капитана. Неудержимая тоска по родительскому дому вдруг проявилась в ней. Она почувствовала, что не в силах больше оставаться здесь и выслушивать уверения Максимилиано о том, как он позаботится о ее будущем. Надо было уезжать, и делать это немедленно.

Энкарнасьон тихо прошла в соседнюю комнату, достала шкатулку с драгоценностями и портмоне, где хранились ее наличные деньги. Потом она осторожно прошла назад в спальню и стала вынимать вещи из шкафа.

Она смотрела на такое любимое лицо, и слезы струились по ее лицу. Несколько раз ей хотелось разбудить его и продолжить разговор, но она боялась, что в таком случае у нее не хватит сил уехать.

«В конце концов, если он передумает, он может поехать вслед за мной, — подумала Энкарнасьон. — А если нет...»

Она решила взять с собой только самое необходимое и поручить горничной переправить ей потом остальные вещи в Аргентину.

В этих сборах прошло больше двух часов. Максимилиано все так же безмятежно спал. Что ему снилось? Дни, проведенные вместе с Энкарнасьон на Лазурном берегу, или грядущая свадьба?

Энкарнасьон присела за письменный стол и написала графу Роскари прощальное письмо. Потом она позвала служанку и велела ей разбудить шофера, который спал в комнатке над гаражом, и велела ему подать машину. Через час Энкарнасьон Бусти была уже на станции. 

Всю дорогу до станции и во время ожидания поезда она напряженно ждала, не покажется ли рядом знакомая фигура Максимилиано. Но никто не появился. Подошел поезд на Париж, и Энкарнасьон села в вагон.

Все это она припомнила теперь, глядя на своего взрослого сына. Он сидел и смотрел на нее пронзительными темно-синими глазами.

— Роберто, мальчик мой, это было так давно, и я так страдала...

— Но вы любили друг друга? — нетерпеливо перебил Роберто.