Кандида еще больше располнела, и Томаса даже думала, не ограничивать ли ее в сладком, но это было крайне сложно, потому что та начинала дуться, если не получала добавки сладкого за обедом.
Томаса вышла в сад и остановилась. Перед ее глазами цвел куст белых роз. Томаса вспомнила о том, как любила эти цветы несчастная мать Розы бедняжка Паулетта. Томаса помнила ее еще девочкой. «Как несправедлива бывает к человеку судьба, — подумала она! Ведь Паулетта родилась в богатой благополучной семье, но в жизни почти не видела счастья.
«А я, — подумала Томаса о своей необычной судьбе, — могла ли я подумать девчонкой, когда с утра до вечера стирала белье, что так, казалось, сдеру все кожу на руках, могла ли я подумать, что когда-нибудь буду жить в таком доме, как этот».
А ведь на время отъезда Розы она стала здесь хозяйкой, хотя какое теперь хозяйство, когда во всем большом доме остались только они с Кандидой да старая Селия. Больше слуг не было, да они были и ни к чему.
Не было и садовника, и сад, прежде ухоженный, теперь буйно разрастался и становился похожим на непроходимые джунгли. «Видел бы это Себас, — подумала Томаса, с сожалением вспоминая старого мудрого садовника. — Он бы расстроился оттого, что сад, на который он положил столько труда, теперь забыт и заброшен».
Внезапно Томаса услышала звонок — кто-то звонил во входную дверь. Она удивилась — ни она, ни Кандида как будто никого не ждали. Да и кто сейчас навещает их, кроме старенького падре Игнасио? Разве что Рохелио или Эрлинда заглянут. Иногда, правда, приходят Дульсе и Пабло, но все они предварительно звонят по телефону. Что за неожиданный визит...
Томаса вернулась в дом. Звонок повторился. Теперь он звучал громко, даже требовательно. «Кто бы это мог быть?» —' терялась в догадках Томаса. Она подошла к двери и предварительно посмотрела в глазок — она увидела тоненького паренька, скорее подростка, с темными волосами Он испуганно смотрел на дверь, и было трудно поверить, что это он сейчас звонил так настойчиво
— Кто там? — спросила Томаса.
К сожалению, в последние годы стало уж очень опасно пускать в дом посторонних, не выяснив предварительно, кто это и зачем пришел. А ведь Томаса помнила еще те годы, когда она могла, не опасаясь, не только открыть дверь незнакомцу, но даже пустить к себе кого-то переночевать. Люди раньше доверяли друг другу, но теперь жизнь в большом городе стала слишком опасной. Поневоле приходилось, проявлять осторожность.
— Кто там... кто там... — раздался — громкий ворчливый голос, который никак не мог принадлежать мальчику, стоявшему за дверью. И в то же время он показался Томасе поразительно знакомым. Где она могла его слышать?
— Д а это же я, Сесария!
Дульсе дико закричала и открыла глаза.
— Что? — повернул к ней голову Пабло.
Он безуспешно дергал стартер, но машина упорно не желала заводиться.
Они стояли на том самом месте, где неделю назад их остановил загадочный юноша. Но сейчас ни Дульсе, ни Пабло не помнили об этом. Все события, приключившиеся с ними, словно стерлись из их памяти.
Пабло, чертыхнувшись, вышел из машины и открыл капот. Проверил провода, осмотрел свечи...
— Этого еще не хватало... Только отъехали...
От опять сел в кабину и отчаянно выжал газ, поворачивая ключ.
К его удивлению, машина с легкостью завелась и тронулась с места, набирая скорость.
— Скорей бы Мехико... — сладко потянулась Дульсе. — Мне не терпится сесть за работу. В голове столько идей!..
— Папочка! Дульсита! Где вы пропадали?! — Розита с плачем бросилась к ним, едва они переступили порог дома.
— Разве можно так, сеньор Пабло? — с упреком сказала нянька. — Сказали, на два дня уедете, ахами... Мы уж не знали, что и думать! Дите совсем извелось! Сеньора Лус звонила несколько раз, а что я ей скажу?
— Сколько же нас не было? — осторожно спросил Пабло.
— Да дней десять точно, — ворчливо сказала няня. — Сами, что ль, не знаете?
Пабло бросился к телефону и набрал номер клиники.
— Ах, сеньор, мы так волновались! — обрадовано сказала его секретарша. — Три операции пришлось перенести... С вами все в порядке?
Дульсе взяла лежавшую в кресле газету и быстро посмотрела на число.
— Не понимаю... — протянула она, подняв глаза на Пабло.
— Я тоже... День мы ехали туда... день там... день обратно.
— А где мы были еще неделю? — тихо выдавила Дульсе.
— Папочка! Папа! — Розита стремилась завладев вниманием и нетерпеливо лезла на руки. — Ты только послушай! У нас такая новость! Мамочка возвращается! Она звонила мне! Она привезет мне рыжую лисичку и зайчика! Там такие звери по-настоящему водятся!
Радость от предстоящей встречи с матерью переполняла девочку. Она теперь едва обращала внимание на Дульсе.
«Как она соскучилась... — подумала Дульсе. — Какой бы безалаберной матерью не была Лус, а никто не может заменить ее Розите, даже я... Вот и кончилась моя игра в дочки-матери..»
Она тихонько вышла из комнаты, оставив щебечущую Розиту на коленях у Пабло. Спустившись к машине, взяла свой багаж и, выйдя на улицу, поймала такси.
«Скорее домой, — нетерпеливо думала она. Скорее... Меня там тоже ждут... Мои краски и кисти...»
Едва бросив сумку, Дульсе устремилась в мастерскую и долго стояла, глядя на неоконченное полотно.
Потом медленно, словно оттягивая удовольствие, смешала на палитре краски, взобралась на стремянку и не спеша нанесла первый мазок...
Она работала как одержимая, сутками, смешав и перепутав день с ночью, забывая поесть. Падала на диван, не раздеваясь, и засыпала, когда глаза от усталости подергивались мутной пленкой. А проспав несколько часов, нетерпеливо вскакивала, чтобы продолжать работу, чтобы выплеснуть на холст переполнявшие ее картины и видения, причудливо переплетая узоры и сочетая несочетаемое в гигантскую фантасмагорическую картину особого, неповторимого мира...
Она не открывала дверь и не подходила к телефону. Все было несущественным, кроме рождавшегося под ее руками чуда. Никого не хотелось ни видеть, ни слышать... Да она просто позабыла, что на свете есть еще кто-то, кроме нее в ее творения.
Для доньи Энкарнасьон последняя неделя была одной из самых горьких за последние годы. Обиду, нанесенную ее сыну она почувствовала сильнее, чем если бы оскорбили
Донья Энкарнасьон беззаветно любила сына и, как всякая мать, была готова все отдать для его счастья. Но вместе с тем она была умной женщиной, повидавшей жизнь и научившейся разбираться в людях. Поэтому она знала некоторые особенности Роберто, которые нельзя было не разглядеть при поверхностном знакомстве.
Донья Энкарнасьон не успела хорошо узнать Эвелину. Девушка была ей представлена в полуофициальной обстановке, где сеньора Бусти могла оценить ее эрудицию и хорошие манеры, но этого было слишком мало, чтобы разглядеть ее душу. Поэтому донья Энкарнасьон вынуждена была полагаться на восторженные отзывы Роберто. Ей так хотелось счастья своему сыну, что она с радостью поверила в то, что его чувство к Эвелине Пачеко взаимно. Если временами ее и настораживала неизменная сдержанность молодой девушки, донья Энкарнасьон приписывала это утонченным манерам и нежеланию выставлять свои чувства напоказ.
И вдруг это неожиданное известие о том, что Эвелина разорвала помолвку, а потом новое — о том, что Эвелина выходит замуж за наследника фабриканта Герра. Донья Энкарнасьон не могла не понимать, как больно ранила ее сына эта измена. Удар был настолько сильный, что Роберто замкнулся в себе и, как бывало обычно, не спешил к матери за поддержкой.
Донья Энкарнасьон пробовала поговорить с Роберто и утешить его, но сын отвечал:
— Прости меня, мама, но мне не хочется говорить об этом. — И опять замыкался в молчании.
Сеньоре Бусти было больно видеть страдания сына, когда она ничем не могла ему помочь. В эти дни она особенно часто вспоминала время, предшествующее появлению на свет Роберто. Она постаралась забыть ту боль, которую пережила тогда, и ей казалось, что те черные дни спрятаны самой глубине ее души. Однако теперь прошлое оживало перед ее мысленным взором с такой яркостью, как будто эго происходило только вчера.
Размышления доньи Энкарнасьон прервал дверной звонок. Она поспешно направилась, чтобы отпереть дверь и, к своему удивлению, увидела на пороге Роберто. С первого взгляда было ясно, что сын чем-то необычайно взволнован.
— Добрый день, Роберто, я рада тебя видеть. Проходи, я сварю тебе кофе, — сказала донья Энкарнасьон, впуская сына в гостиную.
Роберто последовал за ней и сел на диван напротив того кресла, где обычно сидела его мать.
— Спасибо, мама, я не хочу сейчас кофе. Мне надо с тобой поговорить.
Донья Энкарнасьон пристально посмотрела на его лицо и поняла, что разговор будет непростым. Она постаралась принять как можно более спокойный вид.
— Тем более кофе не помешает, особенно мне. Через пять минут все будет готово.
Она проследовала на кухню, где начала, хлопотать над i кофейными приборами, стараясь не выдать своего волнения. Через несколько минут она внесла в гостиную поднос с дымящимся кофейником и маленькими чашечками, а также достала из небольшого бара коньяк и налила его в маленькие рюмки.
Роберто отхлебнул кофе, и, несмотря на напряженный вид, на лице его отразилось удовольствие.
— Спасибо, мама. Никто не умеет так замечательно готовить кофе, как ты.
— На здоровье, сынок, — отозвалась донья Энкарнасьон. А потом серьезно посмотрела на сына и спросила: — Так о чем ты хотел со мной поговорить?
Роберто устремил на нее внимательный взгляд и сказал:
— Мама, почему ты никогда не рассказывала мне об отце?
Энкарнасьон Бусти почувствовала, будто у нее внутри что-то оборвалось. Она молчала, собираясь с мыслями. Вопрос, которого она опасалась столько лет, наконец прозвучал.
"Возвращение Дикой Розы" отзывы
Отзывы читателей о книге "Возвращение Дикой Розы". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Возвращение Дикой Розы" друзьям в соцсетях.